Рубеж II-го и III-го веков от Р.Х. ознаменовался большими изменениями на всём евразийском пространстве. На западе пресеклась династия Антонинов, и Римская империя покатилась по наклонной. В её дальнейшей истории были периоды стабилизации, но на прежний блистательный уровень она уже так и не вышла. Чуть восточнее, истощённое войнами с Римом и набегами аланов, в результате восстания персов пало Парфянское царство. Далее на восток - богатейшее Кушанское царство, какое-то время ещё сохранявшее влияние, но, учитывая ситуацию на кормивших его трансконтинентальных торговых путях, уже обречённое. Наконец, на самом краю континента окончательно прекратила своё существование империя Хунну. И с этого для всего региона началось "интересное время" - в самом что ни на есть древнекитайском смысле.
В 181-м году Таншихай, вождь племен сяньби, победитель хунну и великий завоеватель, умер, оставив наследникам огромную империю от Балхаша до Тихого океана. Вот только "оставил наследникам" здесь - не более, чем фигура речи. Режим Таншихая можно охарактеризовать как военную меритократию - то есть, власть компетентных полководцев без оглядки на их происхождение и социальный статус. Сам Таншихай не носил никаких титулов - он просто был общепризнанно самым компетентным, и этого хватало. Вот только именно это и сделало распад единого государства сяньби неизбежным. Полководцы Таншихая отказались идти за его сыном Хэляном, поскольку тот был для них никто по имени никак, сам ещё ничем себя не проявивший. Хэлян, пытаясь завоевать авторитет, отправился в набег на Китай - но добился только арбалетной стрелы в грудь с летальными последствиями. После этого единство сяньби стало лишь формальностью, в последующие годы постепенно отмиравшей.
Оценивать это можно по-разному. Кто-то может сказать, что если бы Таншихай озаботился подготовкой и легитимизацией наследника, то державу сяньби можно было сохранить. Кто-то возразит, что от Таншихая здесь ничего не зависело. За время гегемонии хунну в степи скопилось слишком много, с позволения сказать, пассионариев, жаждущих самореализоваться. И их объединение под властью Таншихая было скорее ситуативным, чтобы подвинуть прежних гегемонов и помешать китайской экспансии на освободившуюся после падения хунну "игровую площадку". Когда же китайцев разбили и стало можно без помех "грабить корованы", удержать их стало невозможно.
Автор этих строк придерживается компромиссного мнения. От Таншихая, пожалуй, кое-что зависело - но не в тот момент, когда он уже находился у власти и мог задумываться о её грядущей передаче, а сильно раньше. Степные племенные элиты того времени были в большой региональной политике целиком и полностью системными - привычными к иногда перепадающим с юга шёлковым халатам, нефритовым побрякушкам и изысканному рисовому вину, и потому совсем не склонными к резким движениям. Таншихай мог или попытаться принудить их к бурной деятельности - что было непросто, да и завоевания вряд-ли пошли бы таким бодрым темпом. Или махнуть на них рукой и заменить деятельными честолюбцами - что он и сделал в реальности. Это было проще, и в тактической перспективе намного эффективнее - зато с неизбежным распадом в перспективе стратегической. Поскольку нельзя ездить на колеснице, запряжённой дикими тиграми. После этого Таншихай был уже заложником ситуации - масштабных претензий на установление наследственной монархии его окружение бы не поняло.
Оно, кстати, возможно и не поняло: Таншихай умер всего в 40 лет, что даже по тогдашним меркам не особо много. Наводит на мысли о яде.
В прошлой статье и комментариях к ней деятельность Таншихая оценивалась несколько иначе, с большим перекосом на роль личности в истории. Но с момента её написания у меня было время хорошенько об этом подумать и немного переосмыслить те события.
Впрочем, было бы несправедливо рисовать "диадохов" Таншихая сорвавшимися с поводка агрессивными отморозками. Вопреки литературным стереотипам, в действующем эффективном войске особо отшибленная публика ко двору не приходится. Тем более - в командном составе. Тем более - если этот командный состав набирается по способностям, а не каким-то сторонним соображениям. Просто тогдашним сяньби не было против кого дружить. Независимых хунну не стало, остались лишь немногочисленные вассальные китайцам роды. Динлинов и усуней успешно замирил ещё Таншихай. А Китай... Китайцам того времени было решительно не до степи.
Вековое противостояние степнякам стабильно подрывало экономику Поднебесной, из-за чего условия существования простонародья постепенно приближались к скотским. Правящая династия ничего с этим поделать не могла, даже если бы задумалась, поскольку между императором и исполнительной властью стояла насквозь коррумпированная каста дворцовых евнухов.
Китайские дворцовые евнухи были не просто служителями в гареме, как у турецких султанов намного позже. Из них целиком состояло всё дворцовое чиновничество - поскольку по тогдашним китайским порядкам почиталось верхом неприличия допускать даже гипотетические контакты "дееспособных" мужчин не императорского рода с императорским гаремом. А так как из-за этих порядков доступ к монарху стал возможен только транзитом через евнухов, то и возникла питательная среда для мздоимства в космических масштабах.
Для Китая с его концепцией Тяньмин ("Небесного мандата", когда император неприкосновенен только пока всё идёт терпимо) такая ситуация была катастрофой. Пошли разговоры об утрате династией легитимности, и о том, что пора бы её свергать. Особо мутили воду мистики даосского вероисповедания, недовольные доминированием конфуцианцев и не возражавшие против перспективы их подвинуть.
В результате в 184-м году разразился крестьянский бунт с чертами религиозной войны. Восставшие именовали текущий режим Синим Небом и верили в то, что если его свергнуть, то произойдёт реинкарнация Лао-цзы и настанет эпоха Жёлтого Неба - время справедливости и благоденствия. В знак своих убеждений повстанцы повязывали на голову жёлтые ленты, которые и дали название восстанию.
Лозунги "жёлтых повязок" за пределами простонародья понимания не встретили, и потому восстание было жестоко подавлено армией. Но этим дело далеко не закончилось. Вкусив возможности действовать автономно, без оглядки на евнухов, генералы сочли это приятным и не стали распускать набранных для подавления восстания солдат. Войско - простейшая форма политического капитала, а повышенная актуальность последнего в самое ближайшее время выглядела очевидной. Чиновничеству и армии не были близки конкретно идеи "жёлтых повязок", но в целом с необходимостью что-то менять были согласны все - расхождения были только в том, в чью пользу.
Наибольшую шустрость проявил генерал Дун Чжо - что любопытно, при подавлении "жёлтых повязок" бывший самым неэффективным и за это отстранённый от командования. После отстранения он, однако, за взятку купил должность, предполагавшую наличие войск в подчинении. Которые и ввёл в столицу при первом же удобном случае.
Против наглеца единым фронтом выступил почти весь остальной генералитет, а кто не выступил - тех переманили впоследствии. Когда же с Дун Чжо было покончено, победители в лучших традициях жанра передрались между собой. В процессе Китай распался на три части - царство Вэй генерала Цао Цао с "карманным" императором прежней династии, царство У генерала Сунь Цэ и царство Шу генерала Лю Бэя.
Традиционно в Китае самым негодяем считается Цао Цао, как коварный серый кардинал и узурпатор, а симпатии в основном находятся на стороне Лю Бэя, бывшего седьмой водой на киселе династии Хань и потому на каждом углу оравшего о необходимости её полноценной реставрации, без всяких Цао. Здесь, однако, скорее имеет место "эффект Ришелье" - когда политик, всерьёз нацеленный на централизацию и укрепление страны, противопоставлен харизматичному благородному герою и потому получает дурную репутацию. Впрочем, методы у Цао Цао и впрямь были те ещё. Но, как бы там ни было, эпоха Троецарствия - слишком объёмная тема, и мимоходом в статье про степняков её должным образом не раскрыть. Так что сворачиваем лирическое отступление и возвращаемся к теме.
Пока китайцы занимались усобицами, на севере, у сяньби, протекали схожие процессы, связанные с дележом наследства Таншихая. И по результатам этого действа со временем сформировались две основные группы сяньбийских племён: те, кто смог отстоять своё место в степи - и те, кому предстояло искать новый дом. К первым относились племена нирун и дарлекин. Забегая вперёд: современные монголы - их потомки. А из тех сяньби, кто стоял на выход, наиболее примечательными можно назвать племена тоба. Прибыв в китайские пределы, они тихо-мирно отправили ко двору царства Вэй своего "наследного принца" Шамохана (и нет, "шемаханская царица" - это в честь города в Азербайджане) с данью, наилучшими пожеланиями и предложением взять их в вассалы. Их предложение было удовлетворено, и какое-то время они спокойно служили вэйским правителям. Где же примечательность? О, она началась потом. Но обо всём по порядку.
В степи ситуация постепенно стабилизировалась, и, наконец, не позже 330-го года все бывшие владения хунну и Таншихая были объединены под властью Жужаньского каганата.
Слово "жужань" - презрительная кличка, данная тамошнему населению китайцами, и означает она что-то вроде "гады ползучие". Настоящее же название этой державы неизвестно. Современные монголы зовут его "Нирун улс", тем самым намекая, которое из двух основных протомонгольских племён было доминирующим. Правда, у вашего покорного слуги на этот счёт есть небольшие сомнения. Третьего кагана жужаней звали Татар-хан, и после него его родное племя стало звать себя "людьми Татара", иначе - татарами. А существовавшее во времена Чингисхана монгольское племя татар - не нирунское, а дарлекинское. Все каганы жужаней при этом принадлежали к одному роду Юйцзюлюй (это в китайском произношении, перевести в монгольскую транскрипцию не решусь), логично предположить, что также дарлекинскому. Зато природным нируном был не кто иной, как Чингисхан. И желание от большого уваженья додать ему преемственности я вполне могу себе представить. Впрочем, с полной уверенностью утверждать и обличать не возьмусь. Известные факты не исключают возможностей, при которых Татар-хан и "люди Татара" - не одного племени. Да и не влияет этот вопрос толком ни на что.
Зато здесь возникает ясность с термином "монголо-татары". "Монгол" - это один из вариантов прочтения китайской иероглифической записи слова "татар". Вот и всё, без какого-либо накручивания замудрёных версий.
Жужаньский каганат простоял около двух сотен лет, пока на его западных границах не начали систематически бунтовать племена теле.
Теле были результатом смешения древних динлинов с лесными самодийскими народами - и какое-то время самоназвания "теле" и "динлин" даже ходили наравне ("теле" - в быту, "динлин" - с некоторым пафосом). Изначально, в 391-м году, они были покорены китайскими вассалами тоба, и тем самым попали в орбиту возрождённой империи Цзинь (царство Вэй со спиленными номерами и сменившейся династией). Управленческие таланты Цзинь, впрочем, были таковы, что вскоре Китай вновь начал распадаться на части, и уже не на три относительно крупных, как было раньше, а на пару десятков грызущихся между собой мелких царств. Многие из которых управлялись и вовсе не китайцами. Как царство Вэй (его ещё зовут "Северная Вэй", чтобы не путать) под властью тоба. В этих условиях "плохо лежавшие" телесские племена были быстро (в 403-м году) завоёваны жужанями.
Семьдесят семь лет спустя теле отложились и основали собственное царство Гаоцзюй, союзное окрепшему тобасскому царству Северная Вэй, к тому моменту уже изрядно китаизированному. Долгие годы Гаоцзюй и Вэй совместно сражались с жужанями, и иногда даже добивались значительных военных успехов. Однако, в 540-м году теле были вновь разбиты и завоёваны. Но - не покорены.
Правители Вэй понимали, что следующее восстание их телесских союзников не за горами - и вместе с тем осознавали, что для его успеха нужны ещё союзники. И они их нашли на Алтае.
Там в это время проживало племя ашина под управлением вождей одноимённого рода (вообще, называть племя по личному или родовому имени вождя - стандартная практика для региона). Происхождение племени можно охарактеризовать, как очень смешанное, с реликтовым хуннским элементом в основе. А более всего это племя известно по слову со значением то ли "крепкие", то ли "единые", которым у них было принято обозначать воинское сословие. Это слово - "тюрк".
В составе Жужаньского каганата ашина занимали крайне важное положение, можно сказать - стратегическое. Они добывали для жужаней качественную железную руду, которая для тех, как потомков сяньби с их тяжёлой кавалерией, была жизненно необходима. Участие ашина в восстании автоматически делало жужаньские дела очень плохими - и именно потому туда отправился вэйский агент с изрядной мздой для вождя Бумына.
Результат превзошёл все ожидания. Жужани были разгромлены наголову. Авторитет ашина настолько вырос, что все бывшие вассалы жужаней без особых проволочек перешли под власть Бумын-кагана, а военная аристократия не-сяньбийских племён новой конфедерации (индоевропейцев, самодийцев и осколков хунну) стала бравировать самоназванием "тюрк". Следствием этого успеха стала масштабная экспансия на запад, где были подчинены усуни и согдийцы - также подхватившие словечко "тюрк". Остановилась экспансия тюрков только на берегах Волги - видимо, Бумын-каган и его младший брат Истеми-каган, руководивший походами на Запад, сочли, что этого вполне достаточно. И в самом деле - под контролем Тюркского каганата находился весь Великий Шёлковый путь, а шедший через континент шёлк тюрки в больших количествах получали от царства Чжоу (так стало называться царство Вэй после смены династии) в обмен на военную помощь против других царств, на которые распался Китай.
В последнем и заключался подвох. Кочевая империя тюрков фактически способствовала возрождению Китая - естественного врага всех кочевых империй.
В 581-м году умирает четвёртый правитель тюрков, Таспар-каган, и в каганате начинается вооружённая борьба за его наследство. В том же году, как будто по заказу, правитель Чжоу Ян Цзянь провозглашается под именем Вэнь-ди первым за 300 лет императором объединённого Китая, основателем династии Суй. Китай начинает давление на юго-восточные границы Тюркского каганата, подключает свои испытанные дипломатические методы - и усобица среди тюрков затягивается, увенчиваясь в 603-м году распадом империи пополам, на Восточный каганат от Тихого океана до Балхаша и Западный каганат от Балхаша до Волги.
Вэнь-ди не торопился наделать великих свершений, но всё же он был весьма искусным правителем. Вернее, даже не так - он не торопился натворить дел именно потому что был искусным правителем. Поскольку было не время. Вместо этого Вэнь-ди развивал торговлю и земледелие, обеспечивал колоссальные налоговые льготы ремесленным гильдиям, упрощал и оптимизировал сопряжённые с этим бюрократические процедуры. А ещё он ни в коем случае не лез ни в какие авантюры. Страна была разорена веками усобиц, и прежде чем что-то предпринимать, требовалось сперва хорошенько укрепиться и обрасти мясом. И мудрый Вэнь-ди это прекрасно понимал.
А вот на его сыне природа отдохнула. Ян Гуану так не терпелось дождаться своей очереди натворить чего-нибудь великого, что он убил отца. А взойдя на трон под именем Ян-ди, принялся весьма топорно копировать всех разом великих императоров прошлого, как он сам это понимал.
Великие стройки? Да, немедленно выделить средства и согнать народ на работы! Науки и искусства? Неограниченный кредит им на всё! Старое доброе конфуцианское чиновничество? Возродить любой ценой!
Конечно, ни в больших стройках, ни в науках с искусствами, ни в развитом аппарате госуправления по отдельности ничего плохого нет. Но если делать всё это одновременно, в сжатые сроки и топя любые трудности денежными потоками, то казна очень скоро покажет дно. Это и произошло - после чего Ян-ди был вынужден взвинтить налоги, урезать в пользу казны крестьянские наделы и изрядно ободрать региональные бюджеты в пользу своих мега-проектов. Что, разумеется, любви к нему в народе отнюдь не прибавило.
Тогда Ян-ди решил прибегнуть к маленькой победоносной войне и отправил войска на завоевание Кореи. И, разумеется, в лучших традициях жанра, война сожрала остатки средств и окончилась полным провалом.
Это стало последней каплей и по всей стране вспыхнули восстания, как среди простонародья, так и среди аристократии. Аристократов, вознамерившихся организовать себе собственные царства, поддержали военной силой тюрки Восточного каганата, тем самым решившие оказать "ответную любезность" Китаю за распад своей империи. Часть из них даже признали себя вассалами тюрков. Воодушевившись таким развитием событий, правитель каганата Шибир-хан лично вторгся в Китай чтобы заставить подчиниться тех, кто ещё сам не сподобился, и уничтожить тех, кто будет против.
К категории последних относился Ли Юань, военный губернатор провинции Тайюань, по происхождению - тоба, но китаизированный. В отличие от тех коллег, кто или перешёл на сторону восставших, или выжидал, он худо-бедно отбивался от вторгшихся тюрков и с переменным успехом боролся с восставшими. Но после того как самый про-тюркский из повстанческих лидеров Лю Учжоу разбил армию императора, перед Ли Юанем встала необходимость брать процесс в свои руки. Во-первых, всё и так летело в тартарары, и хуже бы уже точно не стало. А во-вторых, с императора бы сталось сорвать зло на своём верном губернаторе, мол, недостаточно помогал. Потому Ли Юань отказался признавать власть императора и выступил против него.
Такой поворот вызвал любопытство у Шибир-хана, и потому, когда Ли Юань предложил переговоры, он на них согласился. Посланник кагана был принят со всем уважением, и переговоры прошли в достаточно дружелюбной обстановке. Однако, речь на них шла скорее о заключении мира и, возможно, равноправного альянса - а это кагану, желавшему Китай попросту подчинить, было неинтересно. Потому он приблизился к границам Тайюаня и стал ждать, когда подойдут войска Лю Учжоу, чтобы совместно с ними уничтожить Ли Юаня. Но вдруг Шибир-хан заболел и скоропостижно скончался - очень вовремя, если вы понимаете, о чём я. Уже заключённое перемирие Ли Юань разрывать не стал, выразил тюркам официальные соболезнования и отправил им крупный груз шёлка "на похороны". Затем объявил императора низложенным, а себя - регентом при его малолетнем внуке. Когда же беглый Ян-ди был убит собственной стражей, Ли Юань объявил себя первым императором новой династии Тан и принялся восстанавливать контроль над страной.
К тому моменту, как Ли Юань уступил престол сыну, мятежники были ликвидированы, и теперь Китай был готов к экспансии.
Для степи на этом эпоха перемен заканчивалась. Зато начиналась эпоха больших проблем.
Комментарии (0)