В русской литературе не было писателя более противоречивого, чем Николай Некрасов. Единственный из классиков познал голод и нищету; радикал, избежавший подозрений, обысков, ссылок. Поэт понимал, что не отличается смелостью и готовностью жертвовать собой.
Единственное, о чем просил перед смертью, — судить его по стихам, а не поступкам. Терзался Некрасов тем, что сочинил хвалебную оду Муравьеву-вешателю. Мучился настолько, что преувеличил важность стиха. В последние годы Некрасов старался оправдаться, объяснить свой малодушный поступок, «роковая» ошибка стала его навязчивой идеей.
Н. Ге. Портрет Николая Некрасова
Ода Муравьеву
Делом жизни Некрасова было издание демократического журнала «Современник». В апреле 1866 года произошло первое из почти десяти покушений на Александра II, но народоволец промахнулся. Со всей России шли благодарные телеграммы императору, писали стихи и ставили спектакли о чудесном спасении.
После покушения Александр II создал комиссию, главным назначил Муравьева-вешателя. Через несколько дней начались репрессии, аресты, сведение счетов.
Некрасов знал, что «Современник» закроют, но использовал последний шанс. Написал оду Муравьеву, прочел. Тот даже не взглянул. Сидел, развернувшись спиной. В общем, попытка не удалась, «Современник» все равно закрыли.
Революционеры и демократы сочли Некрасова негодяем, а поэт всю оставшуюся жизнь изводился от вины и просил прощения.
Торгаш и барышник
Дело в том, что Некрасова не любили. Мнение о нем сложилось как о торгаше и барышнике. Тургенев, например, писал, что Некрасов его «Записки охотника» купил за тысячу рублей, а полторы тысячи наварил на перепродаже. Подобную комбинацию он провернул с изданными сочинениями Гоголя.
Многие писатели сетовали, что Некрасов наживается на их трудах, считали чуть ли не вором. Однажды авторы не поверили, что в кассе журнала нет денег, отправились в контору и проверили бухгалтерские книги. Все сошлось. Публичное, ложное обвинение в присвоении денег не подтвердилось.
Хуже было другое. Слову Некрасова не было веры. Его поэтические строки называли ложью, обвиняли в неискренности. И кто обвинял: Толстой, Герцен, Белинский, Анненков, Фет, Тургенев... Говорили, что Некрасов пишет о тяжкой крестьянской доле, а его крепостные ищут от него защиты. Логичному вранью верили, поскольку оно точно отражало двойственность его натуры.
Множественные миры
Некрасов тонко чувствовал, глубоко переживал и жил двойной жизнью. Он состоял в Английском клубе, и большинство его карточных партнеров не знало, что он поэт. Писал о тяжелой судьбе народа, а министр финансов был вечно должен Некрасову тысячу-другую.
В одном из стихотворений Некрасов пишет о барине, втыкающем на запятки кареты гвозди, чтобы сгонять мальчишек, желающих прокатиться. А Фет сообщает в дневнике, что в такой карете, утыканной острыми гвоздями, ездил сам Некрасов.
Печаль о судьбе народа не помешала Некрасову построить винокуренный завод. Он осуждал Михаила Лонгинова за непристойные стишки, а сам, на пару с Тургеневым, сочинил еще более непристойное стихотворное послание Лонгинову.
Некрасов состоял в Петербургском гастрономическом (так называемом «обжорном») обществе и в то же время высмеивал его в стихах. Объедался деликатесами, переживая за голодающих. Обличал охоту, а сам устраивал для министров шикарные охотничьи выезды на лося и медведя, с поварами, сервизами и лакеями.
Грехи поэта
В биографии Некрасова много удивительных фактов, противоречий и поступков, из-за которых от него постоянно отворачивалось общество.
Когда он подвел отца и вместо военной карьеры избрал писательство, отец оставил его без денег. Без крыши над головой, впроголодь, Некрасов три года выживал. Однажды его подобрал и отогрел нищий.
Он жил в семье Ивана и Авдотьи Панаевых, у которых собирались практически все русские писатели того времени. У Авдотьи с Некрасовым случился роман, который длился 16 лет, до смерти Панаева. Отношения были сложными. Некрасов постоянно уходил, страдал в разлуке, возвращался, ревновал Авдотью к мужу и устраивал сцены. Общество его осудило: живет под чужой крышей и с чужой женой. Тем временем красавец Панаев, редкий волокита, транжира и донжуан, занимался с Некрасовым изданием «Современника», а вскоре отошел от дел.
Дед и отец Некрасова были азартными картежниками, спустили почти все состояние. Как писал Некрасов, когда дед проиграл семь тысяч душ, а отец две тысячи, ему проигрывать было нечего. Николай и не проигрывал. Он был неплохим психологом и стратегом, играл в основном с богатыми людьми и, судя по всему, играл профессионально. На выигрыши Некрасов выкупил семейное имение, издавал «Современник», держал прислугу.
Почти в 50 лет Некрасов сошелся с 23-летней деревенской девушкой Феклой. Барин занялся образованием Феклы: дал ей новое имя – Зина, водил в театры и на концерты, практически перед смертью женился. Своих прежних возлюбленных Некрасов не забыл. До последних дней тосковал по Авдотье и своей любовнице-француженке Селине Лефрен.
Двуликий, но не двуличный
Некрасов и сам прекрасно знал, что порой поступает аморально: «Я не слишком нравлюсь себе самому», но, слабый человек, что он мог поделать. «Двуликий», — таким считал Некрасова Чуковский и был прав. Однако, кто знает, не будь его душа столь мятежной и противоречивой, родились бы такие чудесные строки?
Комментарии (0)