"И Государь Император прослезился..." 1877 г.

"Некоторые, вероятно были ранены, а после уже были позамучены на разные манеры, например, повырезаны кресты на грудях, на лбу, на руках, на плечах. У некоторых порезаны горлы, а некоторые, видимо, так поджарены. Видно, горел огонь и на нем, солдат весь голый - спина вся пообгорела и лицо искривило. Верно, его так застала смерть"
"Все сидят, трясутся около огня, а одна баба все кричит да баллючит по-турецки - или она так поет, или Турка зовет - кто ее знает, ротный и говорит: "Заколи ее!" Тут ей штык живо приказал замолчать"

"12 октября мы пошли было к Плевне. Часов в 12-ть дня развернули полки в боевой порядок и двинулись прямо на правый фланг Плевны, а тот день наша гвардия дралась на Софийском шоссе при Горном Дубняке. Но, не дойдя до Плевны верст 5-ть, мы стали в боевой порядок.
Стрелковая часть впереди, а сомкнутая часть сзади. Сделали 4-е орудейные выстрела через одну деревушку, никто и не отозвался на наши пушки. Мы еще ожидали: вот-вот кто-нибудь, какой-нибудь турок будет на нас идти. Простояли до вечера и вернулись обратно, на старый бивуак, ночевать.
Придя на бивуак, мы услышали, что наша Гвардия - 1-я и 2-я дивизии дрались отчаянно. Потеря огромная - убыло из строя убитыми и ранеными около 2000. Неприятель побежден, дорога пересечена, главный редут взят. Пленных турок 260026, 4-е орудия, одно знамя, остальные ушли дальше. За ними, было, пошли наши Егеря да Павловцы. Но наткнулись на хорошее укрепление и вернулись с большим уроном.




13-го Октября Мы двинулись на помощь нашей Гвардии, но, не дойдя верст 7-ми, расположились ночевать. 14-го мы пошли на позицию, утром мы много повстречали своих раненых, которые пострадали при сражении.
Когда мы пришли на место сражения, здесь явились наши прежние Служаки, которые были в одном полку с нами, а потом при мобилизации попали в другие Дивизии: тут после поздравления пошли расспросы, как и что, и действительно что пострадали, некоторые роты почти что уничтожены.
Мы прошли поле битвы, взглянули на убитых - но это нам еще хуже походов показалось, какие они все изуродованные, пулей убитый, тот только что посинел, а некоторые осколками гранат, те поизуродованы страшно, 15-го мы готовились на перемену нашей Гвардии, а кавалерия разузнавала расположение неприятеля.
16-го в Воскресенье нас повезли на позицию в первую линию. Мы помолились Богу, чтобы он нас Благословил ради воскресного дня. Наш Полк зашел, и прочие полки нашей дивизии зашли с тылу неприятелю, а кавалерия заняла шоссе. Но только открылся огонь, их кавалерия дала махни-драл. Наша открыла по ней огонь, но все-таки она удрала.



А здесь-то мы чего только не испытали, как только пошли через нашу голову метать гранаты, мы только двигаемся то в одну сторону, то в другую. "Ложись!" - ложимся. Посмотрел я на офицеров - белые все как бескровный холст, посмотрел я и на солдат - то же самое, а один у нас - из молдаван, как заревет, как заболмочит по-своему, какие-то прощальные, как вот-вот его уже убивает.
Ну и невольно мороз пробежал под кожею, я думаю, что и я не красивее их был, тоже сердце дригало. Вот летит и визжит эта окаянная граната, она летит через голову и сдается - вот-вот лопнет и рассыплется по всем головам, да, верно, и моей не минет.
Артиллерия наша валит очень метко - так это и рвет снаряды над самым укреплением. Цепь их была впереди укрепления, но завидя наше приближение, похоронились в редуте, но недолго они продержались.
Вскоре выкинули белый флаг, но, слава Богу, ради Воскресения Господь нам помог - почти без урону: всего 1 убит и 2 ранены, их же кроме убитых забрали в плен около 4-х тысяч (4000), все орудия и оружие. Мы сейчас же пошли все к укреплению разом со всех сторон. Когда стали подходить под укрепление, то увидели бедных егерей, которые 12-го не были подобраны. Некоторые, вероятно были ранены, а после уже были позамучены на разные манеры, например, повырезаны кресты на грудях, на лбу, на руках, на плечах.
У некоторых порезаны горлы, а некоторые, видимо, так поджарены. Видно, горел огонь и на нем, солдат весь голый - спина вся пообгорела и лицо искривило. Верно, его так застала смерть. И все, как один, голые, даже рубашки, и те посниматы.



23-го ожидали Государя Императора, но так как Он поехал прежде в первые две дивизии и запоздал там, то к нам уже не заехал. А 24-го Он вдруг неожиданно появился около наших лагерей, тут вдруг поднялась тревога одеваться живо и строиться около дороги.
Мы мигом оделись и выстроились. Он подъехал, но вперед приказал "Ура!" не кричать, поздоровался тихонько, потому что вблизи Турецкой позиции, они сейчас выбегают и высматривают в бинокли, что у нас делается.
Его Величество объехал, поговорил с некоторыми Офицерами, спросил у солдат, поносились ли Сапоги. Ему Командир полка Генерал-Майор фон Витторф ответил, что от постоянной мокроты, грязи и постоянного движения все уже поносились, с тем он и уехал. Когда же он уехал, отъехал от нас шагов на 500, мы ему вслед и закричали "Ура".
Как Желательно было увидеть город Плевну, но не пришлось, потому что нам приказано воротиться опять на свое место лагерей. 29-го Нам пришлось возиться с пленными, понагнали нам их в каждую роту человек по 150-т или более. В каждой роте для них был приготовлен обед, а я в этот день был дежурным по роте, и это было на моей обязанности распорядиться, чтобы им раздать обед.



Во, я уже наламентовался. Я их не понимаю, а они - меня. Надо было их распределить по 10 человек, т. е. на десятки, я им говорил и кричал, фельдфебель наш тоже говорит, как тут нам сделать, чтобы их выстроить, а они все разговаривают между собой, балмачат.
Наконец, удалось их выстроить: один Турок понял, по своему забалматал на них, они выстроились. Я их десятками поразбил и на каждый десяток чашку для щей вручил и отправил к котлу. Ничего, жрут себе здорово русскую пищу.
А офицеры ихние отдельно тоже столовались, их в офицерский шалаш поместили, и тоже все какой-то спор у них, все между собой что-то спорят. Когда стали и мы, конвойные (потому их постоянно конвоировали, а то бы они и махни драла дали бы) говорить, что Карс Крепость давно уже взята, они даже и слушать не хотят. Нет, говорят, этому никогда не бывать. Карс никогда не возьмут. Ну, что с ними делать, не урезонишь их.



Получен был Приказ, чтобы Приготовиться к параду на 2-е Декабря. Нам 1-го Декабря сделана репетиция парада, а 2-го, еще до рассвету нас подхватили по тревоге, и мы вышли верст за 5-ть от нашего расположения на самое место битвы.
Здесь все еще убирали битых: валяются, где рука, где нога, где просто кусками. Турки убирали своих: на каждого конвойного дается по два Турка, они чепают за голову веревочкой и тащат его на указанное место. Когда собрались все войска, приехал с рассветом Николай Николаевич, поблагодарил за службу, потом приехал Государь Император, поздоровался, поблагодарил за службу, подъехал к Генадерам, где в одной роте осталось 8 человек, и прослезился...
Наконец 21-го Декабря мы дошли до деревни Турецкие Комарцы. Здесь он ночевал, здесь остались все его слабые около огня. И откуда ни возьмись два Болгарина сейчас к нам подбежали: "Братушки, тука турка има" т. е., здесь турки есть.



Ну, наши командиры, Генерал Каталей - Дивизии Начальник и Бригадный - Генерал-майор Философов, как ехали впереди, сказали: "Ну, Братушки, веди нас". Эти два Болгарина пошли впереди. За ними ехали Дивизии Начальник и Бригадный Командир.
Полк наш шел в Голове Дивизии с середины рядами, так что 2-ой Батальон и шел в самой голове. Едва мы отошли с версту от деревушки, как с гор раздался один выстрел (а горы все заросши мелким кустарником), мы подумали, что, верно, какой-нибудь черкес пукнул.
Пуля просвистала в воздухе. Но это не беда, еще прошли, еще дальше опять выстрел, потом еще - еще, потом как посыпали с гор на нас (надо заметить, что мы шли ущельем) с обеих сторон. Дивизии Начальник Генерал Каталей только обернулся командовать, а ему пуля в голову, так он тут же с лошади и съехал. Бригадного тоже ранило в живот - тот тоже.



Тут солдатики и санитары подбежали, доктора тоже, но уже поздно. Дивизии Начальника нет, Бригадный командовать не может, и Братушку одного убили, что вел нас показывать Турка. Тут наши офицеры уже сами рассыпали цепь.
Бросились мы на правую сторону гор, а они нас с обеих сторон так и режут перекрестным огнем. Мы бросились на правую сторону горы, а с левой - нам в плечи так и лупят. Остальные полки ожидают приказания, куда двинуться, когда они узнали, что Дивизии Начальник убит Тогда уже Командир 2-ой Бригады Генерал-Адъютант Бремзен распорядился послать на левую сторону гор свою Бригаду.

Наш же Командир Полка Генерал-Майор фон Витторф схоронился в мельницу. Солдаты стали роптать, он вышел, опираясь на саблю, по колено по снегу пошел с цепью вместе со словами: "Вперед, ребята!" А тут так и ложатся и солдаты, и офицеры.
(Еще я пропустил, когда Генерал Каталей был убит, упал с лошади, то вдруг раздался крик турок с обеих сторон гор: "Алла! Алла! Скобель!" Они думали, что убили Скобелева).



Но, слава Богу, на левую сторону гор подоспел Прусский Полк, Турок отступил, тогда мы уже вздохнули свободнее. Левая Сторона Гор замолкла, сейчас же замолкла и правая - Турки отступили.
Мы заняли верх гор и стали тоже угощать ружейным огнем их, в свою очередь. Братушко, который вел нас, подхватил ружье (от убитых достал, тоже и патронов сел за камнем) и, не целясь, верно, патронов 50-ть выпустил, все валит и валит, да еще и повторяет: "Во як, Братушко".
Хотя противник и отступил, но все же нас пощипал порядком. Ротный Командир, 8-ой роты Поручик Коновалов, хотел было погеройничать что ли, так как он был раньше еще в деле с Турками в Герцеговине что ли, то он сел на пень, сделал себе папироску и хотел закурить, взял мундштук в зубы и стал вытирать спичку, а в это время - пуля ему в щеку - хлоп, но счастливо, как мундштук был в зубах, то пуля не задела зубов, а только прошла сквозь обе щеки.



1878 года 1-го Января мы опять пошли далее, шли 1-е и 2-е без приключения, наконец, 3-го января утром двинулись к Филиппополю, часов в 10-ть подошли под Город и стали верстах в 3-х от Города.
Господа все съехались на одном пригорку для совещания, в это время с противоположной стороны реки Марицы подъезжает Черкес и кричит: "Я русский", наконец схватывает с плеча винтовку и вмиг сделал выстрел прямо в офицеров, пуля прошла над головами.
В это время генерал Гурко сказал казакам: "Ну, ребята, задай ему". Они - с лошадей долой, и ну, палить в него, а он как прилег на лошади и, как заяц, полетел, так и ушел.
В это время на нас обратили внимание с Филиппополя и стали по нам посылать встречные снаряды, но они все шли через нас и лопались в стороне, взрывая землю клочьями. Мы двинулись прямо на Филиппополь, а Турок выставил свои орудия по ту сторону реки Марицы и валит на нас из пушек.
Мы рассыпали цепь, с этого бока обстреливать их Артиллерию, и остальные части поротно развернутым фронтом флангами к выстрелам пошли прямо в город. Но он, как ни старался, все делал промахи, потому рота от роты шли большими интервалами, шагов на 20-ть.
И было так, что вот бомба шагов на 5-ть перед нами летит или сзади нас, а то ветром обдаст, а все Бог крыл нас. Но дошли мы до первых домишков, вздохнули легче, здесь уже он, что пустит на нас, то только черепица шумит по крышам, здесь уже мы от домика к домику перебегая, стали палить в Турок - они на том Боку реки.



К утру 4-го января мы подошли к реке Марице. Подъехала наша Кавалерия, нашли брод, где было Аршина полтора, стали нас перевозить верхом на лошадях. Когда мы уже переехали, нас двинули прямо на Город. Но вдруг казак является к нам, что город уже чист, Турок ушел, и, действительно, мы увидели длинную полосу отступавших, тянувшуюся вдоль гор.
Мы сейчас - песенников вперед, музыкантов тоже и пошли через город. Греки, Болгары с Окошек, с Балконов и с Гор (в городе большие возвышения с постройками) машут нам белыми платочками. Некоторые Греки и Болгары забегали наперед, здоровались с нами, давая руку: "Здоров, Братушко!"
Мы, как были уже на противоположном Берегу реки Марицы, то нас прямо и отправили через Филиппополь в местечко, так называемое, Станимак, верст за 8-мь. Мы просто и пошли нашего полка 3 батальона и Литовского полка.
Едва мы прошли версты 4-е (еще скажу, что мы шли без полкового командира - он еще из Турецких Комарцев ушел по случаю болезни 22-го декабря, и нами командовал подполковник Авенариус), да пройдя версты 4-е вдруг с правой стороны (в это время уже вечерело), выстрел орудийный из деревушки - еще - еще - и еще, вот и пошло писать.
Оно совсем уже вечереет, нас - сейчас же в атаку, рассыпали цепь, остальные части сомкнутыми колоннами двинулись вслед, а он все сыплет и сыплет беспрестанно, а нам приказано, чтобы идти без выстрела тихо и, когда близко подойдешь, то вдруг броситься на "Ура!" А того себе не вообразили, что здесь Армия Сулейманова в 20 тысяч, а нас всего 6-ть батальонов, потому, по одному батальону нас осталось в Филипопполе - это около 4-х тысяч 500 человек.



Здесь наши немного погорячились, не дойдя еще 150 шагов, наши Стрелки крикнули "Ура!" и бросились бегом, и остальные все части бросились бегом с криком "Ура!". Но пока добегли мы до места свалки, то совершенно рты разинули: едва схватываешь дух, а он тут нам сыплет просто в упор ружейным огнем, ну и много он тут нас перегадил.
Наконец, мы его хватили на "Ура!" штыками, он тут поддался, и пошла резня, смешались все в одну массу, пока это они, видя свою невстойку, дали драло в горы. Много легло их здесь, много и наших тоже погадили.
Артиллерию мы его здесь всю отбили: 18-ть пушек и обоз, а он ушел в горы, наскоро полы поднявши, наконец, ему, верно, донесли, что нас немного, или он сам догадался; наконец, они остались еще в домишках, в двух хатах, да в окошки на нас и валят.
Что нам делать? "Давай, ребята, зажгем хаты", зажгли, тогда они уже вылезают, думают, что мы будем их в плен брать. На черта вы нам, коли их! Тут мы их и, ну, подсоблять штыком и всех кончили.
Вдруг слышим, атаку Турок играет. Во, робята, что тут делать? У нас оказался ободряющий начальник, Капитан Альтан. Он встал, этак, около нас в садике и говорит громким голосом: "Ребяты! Главное не робейте. Занимайте канавы (здесь все огороды и сады огорожены рвами, верх же выложен виноградною лозою) и приготовьтесь, заряди ружья и напускай его поближе, шагов, эдак, на 30-ть, а потом и лупнем его хорошенько, одним словом, не робейте".
Мы так и сделали. Вот он и двинется на нас, как туча, а мы все лежим, не дышим, рожок их играет "ти-ти-ти-ти", а потом они уже все как заорут: "Алла! Алла!" И, как стена двинется уже перед нами, мы сразу и открыли по ним первый залп, а потом уже учащенную стрельбу. Что же, они только зарюли и - обратно в горы, а мы - им в след. Но он этим не удовольствовался, еще делал две Атаки, но все с большим уроном отступал.



Мы ждали помощи и посылали казака с донесением. Но наши ночью не вышли с Филипопполя, что нам остается делать? Уже скоро - свет, орудия, которые заклепали, у которых повыкидывали затворы в снег, потом видим: дело плохо.
Мы подобрали раненых, а, чтобы не могли донести, что нас мало, собрали по деревушке всех Жителей (мужчин не оказалось, а все женщины), посадили их около огня и приказываем им сидеть смирно.
Только все сидят, трясутся около огня, а одна баба все кричит да баллючит по-турецки - или она так поет, или Турка зовет - кто ее знает, ротный и говорит: "Заколи ее!" Тут ей штык живо приказал замолчать.
Потом видим - плохо. Армия их велика - надо что-нибудь думать, собрались господа на совещание и порешили все отступить и орудие с собой увезти. Мы живо по полуротно, одно орудие на роту: полурота берет ящик, а полурота - орудию и потащили верст 6-ть на шоссе. Только стало светать, мы вышли на шоссе, и тут уже явилась к нам помощь - остальные наши полки.
5-е Января мы, опять отдохнувши, двинулись на него, а он и занял и опять ту деревушку и другую, около нее. Мы уже всею силою двинулись на него и окончательно смяли его и обратили в бегство, да и мы уже опешили, Патронов нет, да и Сухарей тоже.



6-го Богоявление, т. е. Крещение, мы пошли дальше в предположенное место, в Станимак. Здесь мы уже отдыхали 3 дня и пожили хорошо. Турки только что вышли, Болгары еще не успели расхватить, то все досталось в нашу пользу: водка, вино, много меду, скот, который остался - все пошло в наше брюхо, а хлеба нет, то нам уже Болгары спекли - фунта по 2 досталось на человека пресняков.
Еще я запомнил: когда в день Крещенья мы подходили под это местечко, здесь вышли Болгары со священниками, с Крестами и Хоругвями, крестились, кланялись в пояс до земли и целовали руки. Так это было трогательно, невольно слеза прошибает. В церквах колоколы звонят, и из нас каждый перекрестился, что за 5-ть месяцев, слава Богу, звон церковный услыхали.
И в эту же ночь нашей роте пришлось быть в сторожевой линии. Мы, обыкновенно, цепь выставили, а остальная часть - сзади, в крайнем дворике расположилась, наши ребята, тут живо мотнулись туда-сюда, в погреб: "Ей, ребята, вино - цельный бочонок, тащи его сюда".
Вытащили его вон, попробовали - хорошо! "Ну, ребяты, - приказал ротный командир, - пейте, согревайтесь, но, чтобы не было пьяных". Мы его и потягивали всю ночь, так, к свету и кончили. Но что, он ведер 8 или 10, а нас около 200 человек. Сразу, если по сотке, то надо два ведра, а это ночь, да что оно - квасок." - Из дневника унтер-офицера Лейб-Гвардии Кегсгольмского полка Никиты Ефремова.