Чем наемники из Западной Европы отличились на русской военной службе в XV–XIX веках
Традиция использования иностранных наемников на Руси существовала издавна — достаточно вспомнить варяжские дружины первых русских князей или, например, «черных клобуков», кочевников-тюрков, служивших пограничной охраной Киевского княжества накануне монгольского нашествия.
«Смотр служилых людей», Сергей Иванов, 1907 год
Вооруженные силы Московской Руси так же изначально создавались при активном участии иностранных «наемников» — как с Востока, в виде переходивших на московскую службу татарских мурз и беков, так и с Запада, в лице князей и бояр, переселявшихся в Москву с захваченных Литвой и Польшей западнорусских земель. Примером первых будут касимовские «царевичи», потомки Чингисхана, служившие московским князьям с XV века, а примером вторых — герой Куликовской битвы князь Дмитрий Боброк Волынец, выходец с территории современной Львовской области.
Однако помимо этнически или географически близких татар и славян уже с конца XV столетия при великом князе Иване III на русской военной службе появляются первые наемники из Западной Европы. Со времен же Ивана Грозного и вплоть до Наполеоновских войн они будут постоянным и очень важным элементом русской военной мощи.
Целых три века этот «иностранный легион» московских царей и петербургских императоров за щедрую плату серебром служил государству российскому.
Пушкари и пираты
Первым западноевропейским наемником на русской военной службе по праву может считаться Аристотель Фиораванти. Этот инженер из итальянской Болоньи не только строил соборы и укрепления московского Кремля вместе с целой плеядой итальянских архитекторов, но и в качестве главного специалиста по артиллерии участвовал в походах князя Ивана III на Тверь, Новгород и Казань.
Итальянцы массово попали в Россию благодаря византийской царевне Софье Палеолог, ставшей женой Ивана III. Выходцы из разгромленной турками Византии имели хорошие связи в Италии, обеспечив приезд на Русь высококвалифицированных инженеров и архитекторов. Италия в конце XV столетия была наиболее развитым регионом Западной Европы в экономическом и научно-техническом плане, а Фиораванти по праву считался одним из лучших европейских инженеров.
В 1475 году он основал в Москве «Пушечный двор» и начал первое литье бронзовых пушек, самых совершенных на тот момент. Осенью 1477 года во время похода московского войска на Новгород итальянец быстро построил наплавной мост через реку Волхов, чем фактически обеспечил капитуляцию олигархической республики перед Москвой.
До середины XVI столетия вся московская артиллерия фактически создавалась по итальянскому образцу с активным участием наемных специалистов из Италии. Это позволило московским князьям иметь лучшую в Восточной Европе артиллерию и превратить княжество в огромное царство. В 1552 году при штурме Казани погиб Иван Аристотелев — ставший русским воином правнук итальянца Фиораванти.
Если первым военным специалистом из Западной Европы на Руси стал итальянец, то первым собственно наемным бойцом стал командир отряда ландскнехтов из Германии. 13 сентября 1502 года после сражения русских и ливонских войск у озера Смолин под Псковом на сторону «московитов» перешел Лукас Хаммершеттер, командир отряда наемников из Брауншвейга. Хаммершеттер долго служил в России, спустя четверть века его встретил в Москве и упомянул в своей книге «Записки о Московии» Сигизмунд фон Герберштейн, посол австрийского императора.
В начале XVI века на Балтике союзниками русских в войне с ливонцами были датчане, и в 1507 году датский король направил в Россию корабль с большим количеством военных грузов, на котором в Московию попал и небольшой отряд наемников-артиллеристов из Шотландии.
В 1513 году князь Михаил Глинский — потомок темника Мамая и двоюродный дед будущего царя Ивана Грозного и, кстати, сам перебежчик на русскую службу из Великого княжества Литовского — отправил из Москвы в Вену некоего немца Шлейница с задачей навербовать в Германии и Чехии кавалеристов и пехотинцев для войны с литовцами. Уже в следующем 1514 году этот отряд наемников (пехотинцами были немцы, кавалеристами — венгры и чехи, артиллеристами — итальянцы) переправился по Балтике из Любека к устью Невы и затем участвовал во взятии русскими войсками Смоленска.
«Русское осадное орудие XVI века», Р. Штейна, гравюра П. Дзедзиц, XVIII век
В 1526 году на русскую службу просился датский адмирал и самый тогда успешный балтийский пират Северин Норби, приплывший с несколькими кораблями по реке Нарве к Ивангороду. Однако удобных гаваней на Балтике у России тогда не имелось и первый проект наемного балтийского флота так и не состоялся.
Подобный замысел был реализован только при Иване Грозном, когда в ходе Ливонской войны Россия некоторое время владела Нарвой и активно стремилась закрепиться в морской торговле на Балтике. В 1570 году русский царь нанял подданного короля Дании, немецкого капитана Карстена Роде для создания флота на Балтике. Датчане тогда были союзниками России в соперничестве со шведами. Царская грамота предписывала «атаману Карстену Роде» и его «скиперам» вражеские корабли «огнем и мечом сыскать, зацеплять и истреблять».
К концу 1570 года флотилия Роде, укомплектованная немецкими и датскими наемниками, русскими поморами и московскими пушкарями, насчитывала шесть вооруженных артиллерией кораблей. Балтийские «корсары Ивана Грозного» захватили несколько десятков шведских и польских судов и различного имущества на фантастическую тогда сумму в полмиллиона серебряных талеров. Однако такими успехами обеспокоились уже датские союзники московского царя. Опасаясь русского закрепления на Балтике они арестовали корабли Роде во время стоянки в Копенгагене. Несколько лет Иван Грозный вел переписку с датским королем Фредериком, безуспешно требуя вернуть капитана Роде в Россию.
«Резвые люди неметцкие…»
Однако Иван Грозный использовал немецких наемников не только на Балтике. Накануне начала Ливонской войны венецианский посланник Марко Фоскарино сообщал, что русский царь «обладает теперь многочисленной артиллерией на итальянский образец, которая ежедневно пополняется немецкими служащими, выписанными сюда на жалование», а сам Иван Грозный «часто советуется с немецкими капитанами и польскими изгнанниками».
Другой итальянец, купец Рафаэль Барберини, посетивший Москву с рекомендательным письмом английской королевы, пишет, что в 1565 году, в разгар Ливонской войны, на пиру у Ивана Грозного среди прочих гостей и приближенных присутствовало «около двадцати немецких дворян, которые находятся ныне в службе у него». Это были офицеры, командовавшие отрядами западноевропейских наемников в русской армии. Многие из них ранее за деньги служили в польско-литовских войсках, а попав в русский плен, перешли на службу к московскому царю.
Европейские наемники активно использовались в войне против крымских татар. Летом 1572 года, накануне решающей битвы со 100-тысячным войском хана Девлет Гирея, в приказе воеводе Воротынскому упомянуты «резвые люди неметцкие», которых следовало послать в тыл татарам «для промыслу». Выражаясь современным языком, здесь идет речь о применении диверсионно-разведывательных групп, что не удивительно — все оказавшиеся на русской службе европейские наемники были профессиональными военными, жили только войной и вполне соответствовали современным понятиям о «спецназе».
Как минимум история сохранила для нас имя одного такого «спецназовца» Ивана Грозного из «резвых людей неметцких» — Юрген фон Франсбах (в русских документах того века «Юрий Францбеков»), пленный немецкий дворянин с Эзеля, перешедший в 1570 году на русскую службу. Приказ воеводе Воротынскому накануне решающей битвы с крымскими татарами гласил: «Царь и великий князь велел с ним быть ротмистру Юрью Францбеку, а с ним наемных немец сто человек…»
«Пять ландскнехтов», Даниэль Хопфер, XVI век
Через два года в состав русских войск кроме немцев попали и более экзотические национальности. Весной 1574 года занятую русским гарнизоном крепость Везенберг (ныне на территории Эстонии) осадил шведский корпус, состоявший в основном из наемников, навербованных в Германии и Шотландии. Такой национальный состав неожиданно сыграл с нанимателями злую шутку — бытовой конфликт германцев и шотландцев перерос в драку, а потом в настоящую битву, которую с удивлением наблюдали русские со стен осажденного города.
После того как в этой уже не драке, а битве («подравшиеся» применили даже артиллерию) погибло несколько сотен человек, немцы разгромили шотландцев. В итоге 85 горцев из Шотландии и три англичанина бежали к русским в Везенбург, а оставшиеся немцы, наплевав на приказы шведов, сняли осаду и ушли от города.
Перебежавшие к русским шотландцы во главе с капитанами Джеймсом Лингетом и Габриэлем Эльфингстоуном пошли на службу в армию Ивана Грозного. И вскоре в русских грамотах появились необычные имена: «Иван Романов сын Воделя», «Филипп Александров сын Локорта» и «Яков Олександров сын Смета» (то есть Смита).
К концу XVI века только в Москве проживали несколько сотен западноевропейских наемников, их селили на берегу реки Яуза в отдельной слободе, которую москвичи называли «Болвановкой». В частности, здесь проживала сводная рота из полутора сотен голландцев и шотландцев и рота из сотни датчан и шведов. Еще больше было немцев из Германии и Прибалтики.
Вскоре после смерти царя Ивана Грозного русская армия состояла из 75 тысяч конного «поместного ополчения», 20 тысяч стрельцов, 10 тысяч «служилых» татар и 4-5 тысяч европейских наемников. Большую часть последних составляли пленные поляки, меньшую — выходцы из Западной Европы.
К тому времени русские документы уже хорошо отличают разных «немцев». Англичане именовались «немчинами из Аглинской земли», датчане — «немцами из Датцкой земли», шотландцы — «немчинами из Шкотцкой». Имелись даже ирландцы — из «земли Ирлянской» и даже французы-«француженины». Выходцев из Южной Германии и Австрии именовали «немцами Цысарской области».
Известно, что несколько таких «немцев» были в первых русских отрядах, посланных из Москвы за Урал вслед казакам Ермака.
Наемники Смутного времени
Конец династии Рюриковичей вылился в начало «Смутного времени» — полтора десятилетия переворотов и всеобщей гражданской войны, в которой приняли активное участие и европейские наемники.
В июне 1605 года армия Лжедмитрия I вышла к Москве и не встретила сопротивления — после смерти царя Бориса Годунова московская знать поспешила присягать самозванцу. От них не отстали и проживавшие в городе западноевропейские «немцы»-наемники, хотя у них был веский повод для беспокойства — шесть месяцев назад, в январе 1605 года они активно участвовали в битве с войсками самозванца под Добрыничами и нанесли людям Лжедмитрия немалые потери.
Делегация московских немцев оправдывалась тем, что наемники давали присягу Борису Годунову, «клялись ему великой клятвой преданно стоять за него и не могли поступить против этого, не замарав своей совести». Теперь же, после смерти царя Бориса, «совесть» наемников, то есть их представления о профессиональной чести, вполне позволяли перейти на службу к новому государю.
Лжедмитрий I милостиво принял такие объяснения московских «немцев»-наемников и сформировал из них три роты личной охраны по сотне бойцов в каждой. Первой ротой командовал француз Маржерет, второй — немец Кнутсон, третьей — шотландец Вандтман.
«Лжедмитрий», Шимон Богушевич, XVII век
По свидетельству голландского купца Исаака Масса, в годы смуты покинули Москву и вернулись на родину свыше 500 «немцев», ранее служивших в армии русских царей. Часть оставшихся немцев сохранила верность самозванцу и после московского восстания, когда в мае 1606 года Лжедмитрий I был свергнут и убит. Один из немецких телохранителей погиб, когда пытался спасти Лжедмитрия.
Шотландский капитан Альберт Вандтман и еще десятки «московских немцев» в дальнейшие годы сражались на стороне Лжедмитрия II и повстанцев Ивана Болотникова. Шотландец Вандтман некоторое время служил воеводой в Калуге, пока не был казнен Лжедмитрием II по подозрению в измене.
Когда в 1607 году войска царя Василия Шуйского осадили в Туле остатки повстанцев Болотникова, вместе с ними город обороняли 52 «немца» из бывших московских наемников. История сохранила имена отдельных «немецких» командиров, воевавших по все стороны русской смуты — ротмистр Бартольд Ламсдорф, лейтенант Иоахим Берге, хорунжий Юрген фон Аалдау, Любберт фон дер Хейде, Ганс Шнейдер, Фридрих Фидлер и другие, представлявшие почти все нации Западной Европы.
В 1609 году новый царь Василий Шуйский пригласил в Россию шведского полковника Кристофера Зомме, который должен был наладить подготовку русской пехоты по новейшим голландским уставам. В том же году правительство Василия Шуйского решило использовать против Лжедмитрия II и польских интервентов уже не отдельные отряды наемников, а целую наемную армию из Западной Европы.
По договору с королем Швеции царь Василий Шуйский (формально, последний Рюрикович на российском престоле) отдавал шведам русские земли на Карельском перешейке и устье Невы в обмен на предоставление военной помощи — отряда в 2000 конных и 3000 пеших воинов.
Весной 1609 года эта армия наемников — в ней состояли шведы, датчане, немцы, французы, англичане и иные нации запада Европы — под командованием шведского барона Якоба Делагарди двинулась от Новгорода к Твери. Правительство Шуйского обязалось выплачивать наемникам ежемесячно 140 тысяч рублей, огромную по тем временам сумму в почти 7 тонн серебра (для сравнения, холоп на Руси тогда стоил от 3 до 5 рублей).
Через год эта армия вместе с русскими отрядами дошла до Москвы, по пути освободив от польской осады Троице-Сергиеву лавру. Летом 1610 года пять тысяч европейских наемников и ополчение Шуйского двинулись из Москвы к Смоленску, осажденному польскими войсками. Пехотой в этом походе командовали шведы Якоб Делагарди и Эверет Горн, а кавалерией — француз Делавиль.
«Смоленск», гравюра XVII века
4 июля 1610 года у деревни Клушино (где спустя три века родится первый космонавт Юрий Гагарин) армия наемников столкнулась с польскими войсками. Наемники к тому времени были крайне недовольны задержками в выплате жалования — Россия «смутного времени» не могла каждый месяц находить для них 7 тонн серебра, поэтому состоявшие в этом войске французы и шотландцы вскоре перешли на сторону противника.
В итоге битва при Клушине завершилась полной победой поляков, их войска вскоре вошли в Москву. Часть наемников присоединилась к победителям, а часть, оставшаяся под командованием Делагарди, заключила с поляками перемирие.
В дальнейшем отступивший шведский отряд Делагарди захватил Новгород и попытался захватить Псков. Новгородская область оставалась под оккупацией до 1617 года, когда шведы вернули ее в обмен на значительные территориальные уступки и 980 килограмм серебра.
Так бесславно закончилась попытка русских властей использовать целую наемную армию. Однако, история европейских наемников в России на этом не завершилась.
Предки Лермонтова и «полки иноземного строя»
В 1614 году войска князя Дмитрия Пожарского осадили польский гарнизон крепости Белая (на территории современной Тверской области). После переговоров гарнизон, состоявший из нескольких сотен западноевропейских наемников, сдался и перешел на русскую службу, присягнув первому царю из династии Романовых.
Долгое время этот отряд в Москве официально именовали по имени крепости — «Бельские немцы». Отряд состоял из роты «шкотских немцев», шотландцев под командованием Томаса Юстоса, и «ирлянских немцев», ирландцев под командованием капитана Вильяма Грина. Вскоре к ним присоединилась рота наемников, приплывшая в Архангельск из Шотландии еще в 1612 году, под командованием капитана Джеймса Шау («Яков Шав» в русских документах тех лет).
Среди «бельских немцев» шотландской роты служил и 23-летний Джордж Лермонт. Вскоре он принял православие, стал зваться на русский манер Юрием Андреевичем и получил поместье под Костромой. В 1618 году Лермонт, защищая от атаковавших поляков Арбатские ворота Москвы, был тяжело ранен. В тех боях против поляков в составе 16-тысячного московского войска сражалось 467 «немцев» различных западноевропейских национальностей.
Шотландец Юрий Андреевич Лермонт дослужился в русской армии до чина ротмистра (тогда, фактически, подполковника) в первом на Руси рейтарском полку. Этот полк по европейскому образцу был создан в 1632 году, фактически это первая регулярная часть русской кавалерии.
Такие «полки нового строя» царское правительство стало формировать с учетом передового опыта европейской «Тридцатилетней войны» 1618–48 годов, когда военное дело в Западной Европе резко шагнуло вперед и окончательно стало самым передовым на планете. С целью освоения этого передового опыта на офицерские должности в новых полках активно нанимали профессиональных командиров из Западной Европы. Поэтому в русских документах тех лет такие новые части зачастую назывались «полками иноземного строя».
Первый на Руси «рейтарский полк», в котором служил шотландец Юрий Лермонт, возглавил француз Шарль д'Эберт, ранее бывший подполковником австрийской армии. Полк принял боевое крещение уже на следующий год после своего создания — 30 августа 1633 года под Смоленском он пять часов отражал атаки превосходящей по численности польской кавалерии. В том бою ротмистр Лермонт погиб в сабельной схватке. Сын этого шотландского наемника позднее стал воеводой в Саранске и предком великого русского поэта Михаила Лермонтова.
Сформированное же при помощи иностранных наемников «полки иноземного строя» стали лучшими частями русской армии. Во время «Смоленской войны» с Польшей в 1632–34 годах Москва приняла на службу свыше 3800 «немецких» наемников, многие из которых заняли командирские должности.
В середине XVII столетия из имевшихся в России шести «рейтарских полков» тремя командовали «немцы» фон Розенбах, фон Стробель и фон Гален (в царских документах тех лет их именовали на более привычный для русских манер — «Фанрозенбах», «Фанстробель» и «Фангален» соответственно). Из девяти драгунских полков иностранцы возглавляли семь, из восьми солдатских «пеших полков иноземного строя» европейские наемники возглавляли все восемь.
Подготовкой русских солдат для «полков иноземного строя» в 1656–59 годах руководил английский генерал-лейтенант Томас Далейль. Ранее он был активным участником гражданской войны в Англии и по праву считался одним из лучших генералов на Британских островах.
Любопытно, что иностранные наемники на командных должностях использовались не только в регулярных частях, но и на окраинах страны. Так, по документам 1639 года среди «начальных людей» (так тогда в России именовали офицеров) в крепостях на южной границе со степью числилось 428 русских и 316 «немцев».
«Служилых немцев» в допетровской России делили на «кормовых», служивших за плату, и «поместных», служивших за полученные поместья с крепостными. Также они подразделялись на «иноземцев старого выезду», давно живших в России и обзаведшихся здесь семьями, и «нового выезду», недавно завербовавшихся на русскую службу. «Немцы», принявшие православие и тем самым ставшие подданными царя всея Руси, в понимании русских тех лет переставали быть собственно «немцами» и становились почти русскими — таких именовали «новокрещенами».
Наемники от Петра I до Екатерины II
Общеизвестно, что император Петр широко использовал иностранных офицеров и специалистов для создания и обучения регулярной армии. Куда меньше знают, что первый русский император стал и первым в деле «вычищения» иностранцев с русской службы.
Накануне Северной войны со Швецией из 10 находившейся на русской службе генералов русскими по национальности были лишь трое. Правда, из семи генералов-западноевропейцев двое родились в России — генерал Адам Вейде был сыном немецкого офицера из «полков иноземного строя», а генерал Юрий фон Менгден был внуком ливонского рыцаря, перешедшего на русскую службу еще при Иване Грозном.
В восьми имевшихся на тот момент регулярных пехотных полках русской армии из положенных по штату 264 средних офицеров имелось только 78, из которых 33 были наемными европейцами. Через год в полевой армии служило уже 1137 офицеров, почти треть из них были иностранцы, нанятые в Европе.
«Офицер Пехотного полка, с 1700 по 1732 год», иллюстрация из книги «Историческое описание одежды и вооружения российских войск », 1841 год
Дважды, в 1702 и 1704 годах, русское правительство объявляло «вызов», то есть массовый прием европейцев на русскую службу. 23 ноября 1703 император принял специальный указ, регламентирующий порядок приема иностранцев на офицерские должности — принимали только тех, кто имел достаточный военный опыт на командных должностях в армиях Западной Европы.
Однако Петр I, по мере подготовки офицеров из русских, стремился замещать ими командные должности — император учитывал как сильные, так и слабые стороны использования иностранцев на командирских должностях. К тому же использование иностранца как главнокомандующего армией привело к неудаче в самом начале войны со шведами. Назначенный командовать русскими войсками австрийский фельдмаршал и голландский герцог Карл де Круа с треском проиграл сражение Карлу XII.
В 1711 году Петр I предпринял первое сокращение иностранцев на русской службе, уволив часть европейских офицеров среднего уровня и заменив их русскими. Однако рост регулярной армии опережал подготовку собственных офицерских кадров. На ограниченности резерва командиров российского происхождения негативно сказывался и невысокий уровень грамотности в стране. Поэтому выходцы с запада Европы на протяжении всего XVIII столетия составляли заметный процент офицеров русской армии.
К концу правления Петра I треть генералов в России были иностранцами. В годы царствования Анны Иоанновны доминирование при дворе «немецкой партии» фаворита Бирона привело и к увеличению доли иностранцев на военных должностях. В 30-х годах XVIII века из 79 генералов 33 были иностранцами, из 62 командиров регулярных полков иностранцами были 34. Даже в провинциальных гарнизонах почти 10% офицеров являлись иностранными наемниками. Как правило, это были немцы из различных германских государств и княжеств, реже — скандинавы и французы. Во флоте служили в основном датчане, голландцы, англичане и шотландцы.
С 1732 по 1741 годы «президентом Военной коллегии», то есть главнокомандующим русской армии был немецкий граф Бурхард Миних, получивший чин фельдмаршала. Но этот родившийся у голландско-германской границы немецкий аристократ, до службы в России ставший полковником в Австрии и генералом в Саксонии, был квалифицированным военным инженером и оказался честным служакой, немало сделавшим для укрепления мощи русской армии.
В 1734 году высшее в России воинское звание генерал-фельдмаршала получил ирландец Пирс Эдмон де Ласси. В 1700 году он в возрасте 22 лет перешел на службу к царю Петру I, провоевал всю Северную войну и до конца жизни с успехом сражался за Россию — в разные годы ирландец Ласси, ставший на русской службе «Петром Петровичем», захватывал Ригу, Краков и Хельсинки (тогда Гельсингфорс), впервые в русской истории с боем через Сиваш входил в Крымское ханство.
«Пётр Петрович Ласси», XVIII век
Но к середине XVIII века русское дворянство стало уже достаточно образованным и опытным в военном деле, оно все более тяготилось засильем иностранцев у трона и на командных должностях в армии. Поэтому годы правления императриц Елизаветы Петровны и Екатерины II станут временем постепенного уменьшения числа иностранцев на русской военной службе.
Однако процесс этот будет постепенным и небыстрым. В разгар Семилетней войны с Пруссией в 1758–59 годах русской армией, захватившей Кенигсберг и всю Восточную Пруссию, командовал шотландец Виллим Фермор. Правда, он был уже не вполне иностранцем — его отца принял полковником на русскую службу еще Петр I и Виллим Фермор вырос в России и всю жизнь служил исключительно в русской армии. Дежурным офицером при Ферморе начинал свою военную карьеру будущий генералиссимус Александр Суворов.
Рожденная в Германии императрица Екатерина II, стремясь быть более русской, чем местные уроженцы, в 1788 году приняла указ о приеме офицеров-иностранцев в русскую армию с понижением на один чин. То есть, например, полковник французской армии при переходе на службу в Россию получал чин не выше подполковника. Такая практика поднимала престиж службы в русской армии, прежде всего в глазах российского дворянства.
Российская империя в то время вела очередную войну с Турцией, и в том же 1788 году в европейских странах Средиземноморья работала миссия генерала Ивана Заборовского, которому было поручено среди итальянцев, балканских славян, албанцев и корсиканцев набирать «волонтеров» (как в ту эпоху именовали добровольцев-«контрактников») для войны с турками. Среди иных добровольцев к генералу Заборовскому явился корсиканец в чине поручика французской артиллерии. Русский генерал объяснил корсиканцу, что согласно новому указу императрицы его примут на русскую службу только с понижением в чине. Корсиканец становиться вновь подпоручиком не пожелал и ушел с возмущенным криком «Мне король Пруссии даст чин капитана!» — этого неудачливого кандидата в русские офицеры звали Наполеон Бонапарт.
Во второй половине XVIII века среди офицеров русской кавалерии и пехоты количество иностранных наемников неуклонно сокращалось. Однако во флоте, артиллерии и инженерных частях квалифицированных русских дворян все еще не хватало, и доля иностранцев оставалась весомой.
Так в Чесменской битве 1770 года, когда русские разгромили турецкий средиземноморский флот, одной из трех эскадр Средиземноморского флота России командовал англичанин Джон Эльфинстон, а капитанами флагманских кораблей всех трех русских эскадр были европейские наемники — Круз, Барш и Грейг. Шотландец Сэмюэль Грейг в ходе русско-шведской войны 1788–90 годов командовал нашим Балтийским флотом и разгромил шведскую эскадру при Гогланде.
В 1788 году днепровской флотилией в войсках князя Потемкина командовали два иностранца — первый был шотландским крестьянином, второй германским князем. Шотландец Джон Пол Джонс на русской службе воевал под именем контр-адмирала «Павла Джонеса», ранее он был активным участником войны за независимость США и ныне считается первым героем в истории американского флота. Второй иностранец, командовавший русскими моряками в Днепровском лимане, Шарль Анри Нассау-Зиген был внебрачным сыном германского князя и французской маркизы, до русской службы он успел поучаствовать в первой кругосветной экспедиции французского флота. Успешные действия флотилий Поля Джонса и Шарля Нассау в 1788 году помогли генералу Суворову захватить турецкую крепость Очаков.
«Битва при Роченсальме», Юхан Титрих Шульц, XVIII век
В следующем 1789 году князь Нассау командовал русским галерным флотом на Балтике и в сражении у финского порта Котка разгромил шведов. Однако через год галерный флот немецкого князя и русского адмирала потерпел поражение от шведов. Наемник имел свои твердые представления об аристократической чести — назвав себя главным виновником поражения, он сдал все свои ордена. Однако императрица Екатерина II отказалась их принять со следующими словами: «Одна неудача не может истребить из моей памяти, что Вы семь раз были победителем моих врагов на юге и на севере».
Когда в том же 1790 году Суворов штурмовал крепость Измаил, то главный удар наносил десантный отряд под командованием испанца Хосе де Рибаса. На русской службе испанец Хосе стал «Осипом Михайловичем» и дослужился до чина адмирала. Через три года после штурма Измаила он вместе с голландским инженером Францем де Волланом, служившим в чине русского подполковника, основал порт и город Одессу.
Последние иностранцы русской армии
Французская революция 1789 года подарила русской армии целую плеяду французских аристократов-роялистов, ставших русскими генералами. Самым заметным из них был герцог Арман Эммануэль Ришелье, потомок знаменитого кардинала. Придворный французского короля, после революции он покинул Францию и уже в 1790 году участвовал в штурме Измаила в качестве «волонтера» русской армии. Бывший камергер французского короля вместе с русскими солдатами под вражеским огнем лез на стены крепости и дрался в рукопашных схватках.
По итогам взятия Измаила герцог Ришелье был награжден георгиевским крестом и зачислен на русскую военную службу в чине полковника — то есть, как и прочие иностранцы, на чин ниже, ведь во Франции герцог Ришелье был полковником гвардии, что приравнивалось к генералу армии. В 1793 году этот французский герцог и русский полковник представил императрице Екатерине II проект создания в причерноморских степях Новороссии военного поселения французских эмигрантов по аналогу с уже существовавшими здесь военными поселениями эмигрантов из Сербии.
Этот любопытный проект не состоялся, так как глава всех французских эмигрантов-роялистов принц Конде все еще надеялся на скорое восстановление династии Бурбонов на французском троне. Граф Ришелье же и далее оставался на русской военной службе — при Павле I он командовал гвардейским полком кирасиров, а при Александре I стал губернатором Одессы, превратив этот город в крупный торговый порт.
В 1790 году на русскую службу поступил еще один французский аристократ — полковник королевской гвардии граф Луи Ланжерон. Граф будет воевать за Россию со шведами и турками, примет в 1799 году русское подданство и станет «Александром Федоровичем». В 1812 году французский граф и русский генерал-лейтенант Ланжерон командовал корпусом в битве на Березине, где были окончательно добиты отступавшие войска Наполеона.
Однако среди десятков французских аристократов, служивших в русской армии из ненависти к революционной Франции, оказался и один убежденный революционер. Сторонник якобинцев граф Огюст Монтагю в 1793 году поступил на русский Черноморский флот. В реальности он был агентом французской разведки — через полтора года капитана Монтагю разоблачили и сослали на каторгу в Сибирь, где он и умер в разгар наполеоновских войн.
В героическом 1812 году главным врачом русской армии был шотландец Джеймс Виллие, поступивший на русскую службу еще в 1790 году и начинавший военную карьеру полевым лекарем Елецкого пехотного полка. В Бородинской битве среди прочих генералов русской армии участвовали и генералы-иностранцы, начинавшие военную службу вне России: немцы Христиан Труссон, Август фон Беннигсен, Карл Левенштерн и Георг Ферстер, француз Эммануил де Сен-При, итальянец Иеремия Савоини.
С 1810 по 1813 год в составе русской армии действовал самый настоящий иностранный легион, который так и назывался — «Русско-Германский легион». В нем служили добровольцы из Германии и перебежчики из наполеоновских войск немецкой национальности. К весне 1813 года в состав легиона входили восемь батальонов пехоты, два гусарских полка и две артиллерийские роты — всего 4244 человека. К концу года численность легиона выросла до 8 тысяч бойцов. Командовал этим «иностранным легионом» перешедший на русскую службу австрийский генерал-лейтенант Людвиг Вальмоден-Гимборн.
Однако к тому времени среди офицерского состава остальных частей русской армии подавляющее большинство составляли уроженцы России, число иностранцев было весьма невелико. Так, во время заграничных походов 1813–14 годов среди 1254 офицеров русской регулярной кавалерии насчитывался всего 51 офицер-иностранец — в основном это были германцы и несколько эмигрантов-французов (правда, в это число не входят 47 «остзейских немцев» и 171 поляк, которые тогда уже считались не иностранцами, а российскими подданными).
К моменту взятия Парижа весной 1814 года на русской военной службе в генеральских чинах числилось 15 французов. Высоты Монмартра русские солдаты штурмовали под командованием генерала-француза на русской службе Луи Ланжерона. Другой французский генерал, перешедший на русскую службу, Антуан-Анри Жомини впоследствии преподавал военную науку наследнику российского престола, будущему императору Александру II.
«Сражение при Монмартре около Парижа 30 марта 1814», Фридрих Камп, 1821 год
После победы над Наполеоном русская армия по праву считалась сильнейшей в Европе. Российское дворянство уже обладало достаточным образованием и огромным военным опытом, чтобы заполнить все командирские вакансии в армии мирного времени. Поэтому с 1815 года императорский указ жестко ограничил прием иностранцев на русскую военную службу. С этого времени такие случаи стали крайне немногочисленными.
Прекращению приема иностранных подданных в русскую армию способствовало и то, что к XIX веку в Европе вместо феодальных монархий окончательно сложились национальные государства, и психология кондотьера, аристократа-наемника, «честно» меняющего одного сюзерена на другого, ушла в прошлое. В 1890 году все законоположения о возможности приема на русскую службу офицеров иностранных армий были окончательно отменены.
Последним иностранцем, принятым в России на военную службу по традициям уходящего средневековья, стал внучатый племянник Наполеона Бонапарта. В ноябре 1889 года, буквально за несколько месяцев до полной отмены этой традиции, в русскую армию был зачислен 25-летний Луи Наполеон Жозеф Жером Бонапарт, как его официально именовали «принц Луи Наполеон».
Луи Наполеон Бонапарт. Фото: wikimedia.org
Французский парламент, стремясь окончательно установить республику, тогда издал закон, изгоняющий из страны всех потенциальных претендентов на трон. И царь Александр III приютил «принца Наполеона» в России, назначив его подполковником в 44-й драгунский полк. Чтобы не ссориться с Францией, которая тогда уже была для России важным союзником против усиливающейся Германии, гипотетического наследника династии Бонапартов зачислили не в петербургскую гвардию, а в полк, квартировавший в провинциальном Нижнем Новгороде.
Последний русский царь Николай II благоволил наследнику Бонапарта и назначил «принца Луи» в чине генерал-майора командовать гвардейским уланским полком. И здесь претенденту на трон Франции пришлось на военном параде дисциплинированно приветствовать президента Французской республики, прибывшего с официальным визитом в Петербург.
В начале XX столетия этот французский «принц» командовал Кавказской кавалерийской дивизией. Повоевать в боях за Россию ему не пришлось — единственной заслугой Бонапарта на русской службе стало подавление волнений в городе Кутаиси во время революции 1905 года.
Этим, прямо скажем, не самым героическим эпизодом и завершилась многовековая история иностранных наемников из Европы на службе русских царей.
Алексей Волынец
Комментарии (0)