Исторические размышления о Николае I

6 июля 1796 года, 220 лет назад, родился император Николай I.

Нет, я не льстец, когда царю
Хвалу свободную слагаю:
Он бодро, честно правит нами,
Россию вдруг он оживил
Войной, надеждами, трудами.

(А.С. Пушкин)

Как ни парадоксально, но памятник одному из самых нелюбимых в советское время русских царей Николаю Первому уцелел и даже остался на том же месте, где когда-то был сооружен. Воля Провидения, которой подчинялся этот монарх? Или историческая справедливость?

Памятник Николаю I в Санкт-Петербурге

Приступим помолясь. Итак,

1. Назначение наследника

В двух словах: Николай был третьим сыном Павла I и не должен был насле­довать престол. Но из всех сыновей Павла только у не­го родился сын, и во вре­мя царствования Александра I семья реши­ла, что наслед­ником должен быть именно Николай.

Алоизий Рокштуль. Портрет великого князя Николая Павловича. Миниатюра с оригинала 1806 года. 1869 год

Николай Павлович был третьим сыном императора Павла I, и царствовать он, вообще говоря, был не должен.

Его к этому никогда и не готовили. Как большинство великих князей, Николай получил в первую очередь военное образование. Помимо этого, он увлекался естественными науками и инженерией, очень неплохо чертил, а вот гумани­тар­ные науки его не интересовали. Философия и политэкономия вообще про­шли мимо него, а из истории он знал только биографии великих правителей и полководцев, но не имел представления о причинно-следственных связях или исторических процессах. Поэтому с точки зрения образования к госу­дарствен­ной деятельности он был подготовлен плохо.

В семье к нему с самого детства относились не слишком серьезно: между Нико­лаем и его старшими братьями была огромная разница в возрасте (Александр был старше его на 19 лет, Константин — на 17), и к государственным делам его не привлекали.

В стране Николая знала практически только гвардия (поскольку в 1817 году он стал главным инспектором Корпуса инженеров и шефом лейб-гвардии Сапер­ного батальона, а в 1818 году — командиром 2-й бригады 1-й пехотной дивизии, в которую входили несколько гвардейских частей), и знала с плохой стороны. Дело в том, что гвардия вернулась из Заграничных походов русской армии, по мнению самого Николая, разболтанной, отвыкшей от строевой под­готовки и наслушавшейся вольнолюбивых разговоров, и он принялся ее дисциплини­ровать. Поскольку он был человеком суровым и очень вспыльчивым, это выли­лось в два больших скандала: сначала Николай перед строем оскорбил од­ного из гвардейских капитанов, а затем — генерала, любимца гвардии Карла Бистро­ма, перед которым ему в конце концов пришлось публично извиниться.

Но ни у кого из сыновей Павла, кроме Николая, не было сыновей. У Александра и Михаила (самого младшего из братьев) рождались только девочки, да и те рано умирали, а у Константина вообще не было детей — и даже если бы были, то они не могли бы наследовать престол, поскольку в 1820 году Константин всту­пил в морганатический брак с польской графиней Грудзинской. А у Николая в 1818 году родился сын Александр, и это во многом предопределило дальней­ший ход событий.

Портрет великой княгини Александры Федоровны с детьми — великим князем Александром Николаевичем и великой княжной Марией Николаевной. Картина Джорджа Доу. 1826 год

В 1819 году Александр I в беседе с Николаем и его супругой Александрой Федо­ров­ной сказал, что его преемником будет не Константин, а Николай. Но по­ско­ль­ку сам Александр еще надеялся, что у него родится сын, специального указа по этому поводу не было, и смена наследника престола осталась семейной тайной.

Даже после этого разговора в жизни Николая ничего не изменилось: он как был бригадным генералом и главным инженером российской армии, так и остался; ни к каким государственным делам Александр его допускать не стал.

2. Восшествие на престол

В двух словах: В 1825 году после неожиданной смер­ти Александра I в стране наступило междуцарствие. О том, что Александр на­звал наследником Николая Павловича, практически никто не знал, и сразу после смерти Александра мно­гие, в том числе сам Николай, принесли при­сягу Константину. Между тем Кон­стантин править не собирался; Николая не хотела видеть на троне гвардия. В результате цар­ствование Николая нача­лось 14 декабря с мя­тежа и пролития крови под­данных.

В 1825 году в Таганроге внезапно умер Александр I. В Петербурге о том, что трон унаследует не Константин, а Николай, знали только члены императорской семьи. И руководство гвардии, и генерал-губернатор Петербурга Михаил Ми­ло­радович не любили Николая и хотели видеть на троне Константина: он был их боевым товарищем, с которым они прошли Наполеоновские войны и Загра­ничные походы, и они считали его более склонным к реформам (действитель­ности это не соответствовало: Константин и внешне, и внутренне был похож на своего отца Павла, и поэтому ждать от него перемен не стоило).

В результате Николай присягнул Константину. В семье этого совершенно не поняли. Вдовствующая императрица Мария Федоровна упрекала сына: «Что сделали вы, Николай? Разве вы не знаете, что есть акт, который объявляет вас наследником?» Такой акт действительно существовал, но хра­нился в тайне, и точного его содержания Николай не знал, поскольку никто его с ним заранее не ознакомил. Кроме того, этот акт не имел законной силы, по­тому что, согласно действовавшему павловскому закону о престолонаследии, власть могла передаваться только от отца к сыну или от брата к следующему за ним по старшинству брату. Для того чтобы сделать наследником Николая, Александр должен был вернуть закон о престолонаследии, принятый Петром I (по которому царствующий монарх имел право назначать себе любого преем­ника), но он этого не сделал.

Сам Константин находился в это время в Варшаве (он был главнокомандую­щим польскими армиями и фактическим наместником императора в царстве Поль­ском) и наотрез отказывался как занять престол (он боялся, что в этом случае его убьют, как отца), так и официально, по существующей форме, от не­го отречься.

Серебряный рубль с изображением Константина I. 1825 год. Государственный Эрмитаж

Переговоры между Петербургом и Варшавой продолжались около двух недель, в течение которых в России было два императора — и в то же время ни одного. В учреждениях уже стали появляться бюсты Константина, и было напечатано несколько экземпляров рубля с его изображением.

Николай оказался в очень сложной ситуации, учитывая, как к нему относились в гвардии, но в итоге решился объявить себя наследником престола. Но поско­льку Константину уже присягнули, теперь должна была произойти перепри­сяга, а такого в истории России еще не было. С точки зрения даже не столько дворян, сколько гвардейских солдат, это было совершенно непонятно: один солдат сказал, что господа офицеры могут переприсягать, если у них имеется две чести, а у меня, говорил он, честь одна, и, один раз присягнув, второй раз я присягать не собираюсь. Кроме того, две недели междуцарствия дали воз­можность собрать свои силы заговорщикам.

Узнав о готовящемся мятеже, Николай решился объявить себя императором и провести 14 декабря переприсягу. В тот же день декабристы вывели гвар­дейские части из казарм на Сенатскую площадь — с тем, чтобы якобы защи­тить права Константина, у которого Николай отнимает престол.

Через парламентеров Николай попытался уговорить восставших разойтись по казармам, обещая сделать вид, что ничего не было, но они не расходились. Дело шло к вечеру, в темноте ситуация могла развиваться непредсказуемо, и выступление надо было прекратить. Решение это для Николая было очень сложным: во-первых, отдавая приказ открыть огонь, он не знал, послуша­ются ли его солдаты-артиллеристы и как на это отреагируют другие полки; во-вторых, таким образом он вступал на престол, пролив кровь своих поддан­ных, — помимо прочего, было совершенно непонятно, как на это посмотрят в Европе. Тем не менее в конце концов он отдал приказ о расстреле пушками каре восставших. Каре было сметено несколькими залпами. Сам Николай смо­треть на это не стал — он ускакал в Зимний дворец, к семье.

Николай I перед строем лейб-гвардии Саперного батальона во дворе Зимнего дворца 14 декабря 1825 года. Картина Василия Максутова. 1861 год

Для Николая это было тяжелейшим испытанием, которое наложило очень сильный отпечаток на все его царствование. Он счел произошедшее промыс­лом Божьим — и решил, что призван Господом для борьбы с революционной заразой не только у себя в стране, но и вообще в Европе: декабристский заговор он считал частью общеевропейского.

3. Теория официальной народности

В двух словах: Основой российской государ­ствен­ной идеологии при Ни­ко­лае I стала теория офи­циальной народности, сформулированная мини­стром на­родного про­све­щения Уваровым. Уваров считал, что Россия, только в XVIII веке присоединив­шая­ся к семье европейских народов, является слиш­ком молодой страной, что­бы справиться с про­бле­мами и болезнями, пора­зившими другие европей­ские государства в XIX ве­ке, поэтому сейчас сле­до­вало на время задер­жать ее развитие, пока она не повзрослеет. Для воспи­тания общества он сфор­му­лировал триаду, которая, по его мнению, описывала важнейшие элементы «народного духа», — «Православие, самодер­жавие, народность». Нико­лай I воспри­нял эту триаду как универсальную, а не временную.

Если во второй половине XVIII века многие европейские монархи, в том числе Екатерина II, руководствовались идеями Просвещения (и выросшего на его основе просвещенного абсолютизма), то к 1820-м годам и в Европе, и в России философия Просвещения многих разочаровала. На передний план стали выхо­дить идеи, сформулированные Иммануилом Кантом, Фридрихом Шеллингом, Георгом Гегелем и другими авторами, впоследствии названные немецкой клас­сической философией. Французское просветительство говорило о том, что есть одна дорога к прогрессу, выложенная законами, человеческим разумом и про­свещением, и все народы, которые по ней пойдут, придут в конце концов к про­цветанию. Немецкие классики пришли к выводу, что единой дороги нет: у каж­дой страны своя дорога, которой руководит высший дух, или высший разум. Знание о том, что это за дорога (то есть в чем заключается «дух народа», его «исторические начала»), открывается не отдельному народу, а семье народов, связанных единым корнем. Поскольку все европейские народы происходят из одного корня греко-римской античности, им эти истины открываются; это «исторические народы».

К началу правления Николая Россия оказалась в довольно сложной ситуации. С одной стороны, идеи Про­све­щения, на основе которых прежде строилась политика правительства и про­­екты реформ, привели к неудавшимся преобразованиям Александра I и восста­нию декабристов. С другой стороны, в рамках немецкой классической филосо­фии Россия оказывалась «неисторическим народом», поскольку ника­ких греко-римских корней у нее не было — а это значило, что, несмотря на свою тысяче­летнюю историю, ей все равно суждено жить на обочине истори­­ческой дороги.

Предложить решение удалось российским общественным деятелям, в том чис­ле министру народного просвещения Сергею Уварову, который, будучи чело­веком александровского времени и западником, разделял основные положения немецкой классической философии. Он полагал, что до XVIII века Россия дей­ствительно была страной неисторической, но, начиная с Петра I, она присо­единяется к европейской семье народов и тем самым выходит на общеистори­ческую дорогу. Таким образом, Россия оказывалась «молодой» страной, которая семимильными шагами догоняет ушедшие вперед европейские государ­ства.

Портрет графа Сергея Уварова. Картина Вильгельма Августа Голике. 1833 годГосударственный исторический музей

В начале 1830-х годов, глядя на очередную революцию во Франции, Бельгий­скую революцию и восстание в Польше, Уваров решил, что если Россия будет следовать по европейскому пути, то ей неминуемо придется столкнуться и с ев­ропейскими проблемами. А поскольку преодолеть их она пока по своей моло­дости не готова, сейчас нужно сделать так, чтобы Россия не шагнула на этот гибельный путь, пока не будет в состоянии противостоять болезни. Поэтому первой задачей Министерства просвещения Уваров считал «подморозить Рос­сию»: то есть не полностью остановить ее развитие, но на время его задержать, пока русскими не будут усвоены некоторые установки, которые позволят в да­ль­нейшем избежать «кровавых тревог».

С этой целью в 1832–1834 годах Уваров сформулировал так называемую теорию официальной народности. В основе теории лежала триада «Православие, само­державие, народность» (парафраз оформившегося в начале XIX века военного лозунга «За веру, Царя и Отечество»), то есть три понятия, в которых, как он считал, заключается основа «народного духа».

По мнению Уварова, болезни западного общества произошли оттого, что европейское христианство раскололось на католичество и протестантизм: в протестантизме слишком много рационального, индивидуалистического, разобщающего людей, а католичество, будучи излишне доктринерским, не мо­жет противостоять революционным идеям. Единственная традиция, которой удалось сохранить верность настоящему христианству и обеспечить единство народа, — это русское православие.

Понятно, что самодержавие — единственная форма правления, которая может медленно и осторожно управлять развитием России, удерживая ее от роковых ошибок, тем более что российский народ никакого другого правления, кроме монархического, в любом случае не знал. Поэтому самодержавие находится в центре формулы: оно с одной стороны поддерживается авторитетом право­славной церкви, а с другой — традициями народа.

А вот что такое народность, Уваров нарочито не объяснял. Сам он считал, что, если оставить это понятие многозначным, на его основе смогут объединиться самые разные общественные силы — власти и просвещенная элита смогут най­ти в народных традициях наилучшее решение современных проблем.

Но если сам Уваров считал эту триаду временной, то Николай I воспринял ее как универсальную, поскольку она была емкой, понятной и полностью соот­ветствовала его представлениям о том, каким образом должна развиваться оказавшаяся в его руках империя.

4. Третье отделение

В двух словах: Основным инструментом, с помощью которого Николай I должен был контролировать все, что происходило в разных слоях общества, стало Тре­тье отделение Соб­ствен­ной Его Импера­тор­ского Величества канце­лярии.

Итак, Николай I оказался на престоле, будучи абсолютно убежденным в том, что самодержавие — единственная форма правления, способная привести Рос­сию к развитию и избежать при этом потрясений. Последние годы царство­вания его старшего брата казались ему слишком дряблыми и невразумитель­ными; управление государством, с его точки зрения, разболталось, и поэтому ему прежде всего нужно было взять все дела в свои руки.

Для этого императору был нужен инструмент, который позволил бы ему точно знать, чем живет страна, и контролировать все в ней происходящее. Таким инструментом, своего рода глазами и руками монарха, стала Собственная Его Императорского Величества канцелярия — и в первую очередь ее Третье отде­ление, которое возглавил генерал от кавалерии, участник войны 1812 года Александр Бенкендорф.

Портрет Александра Бенкендорфа. Картина Джорджа Доу. 1822 годГосударственный Эрмитаж

Первоначально в Третьем отделении работало всего 16 человек, и к концу цар­ство­вания Николая их количество увеличилось не сильно. Это небольшое число людей занималось множеством дел. Они контролировали работу госу­дарственных учреждений, мест ссылки и заключения; вели дела, связанные с должностными и наиболее опасными уголовными преступлениями (к кото­рым относились подделка государственных документов и фальшивомонетни­че­ство); занима­лись благотворительностью (в основном среди семей убитых или искалечен­ных офицеров); наблюдали за настроениями во всех слоях общества; цензури­ро­вали литературу и журналистику и следили за всеми, кого можно было заподозрить в неблагонадежности, в том числе за старообрядцами и иностран­цами. Для этого Третьему отделению был выдан корпус жандармов, которые готовили императору отчеты (и очень правдивые) о настроении умов в разных сословиях и о положении дел в губерниях. Третье отделение пред­став­ляло собой и своего рода тайную полицию, основной задачей которой была борьба с «подрывной деятельностью» (которая понималась достаточно широ­ко). Мы не знаем точного числа тайных агентов, поскольку их списков никогда не су­ще­ствовало, но существовавший в обществе страх по поводу того, что Третье отделение все видит, слышит и знает, позволяет предположить, что их было достаточно много.

5. Цензура и новые школьные уставы

В двух словах: Для воспитания в под­данных благо­надежности и верности престолу Нико­лай I значительно усилил цензуру, затруднил детям из неприви­легированных сословий поступление в университеты и сильно ограничил универси­тет­ские свободы.

Другим важным направлением деятельности Николая стало воспитание в под­данных благонадежности и верности престолу.

Для этого император сразу взялся за литературу и печать. В 1826 году был при­нят новый цензурный устав, который называют «чугунным»: в нем было 230 запретительных статей, и следовать ему оказалось очень сложно, потому что было непонятно, о чем в принципе теперь можно было писать. Поэтому через два года был принят новый цензурный устав — на этот раз достаточно либера­льный, но он вскоре начал обрастать пояснениями и дополнениями и в резу­льтате из очень приличного превратился в документ, снова слишком многое запрещавший журналистам и писателям.

Если изначально цензура находилась в ведении Министерства народного про­све­щения и добавленного Николаем Верховного цензурного комитета (в кото­рый входили министры народного просвещения, внутренних и иностранных дел), то со временем цензурные права получили все министерства, Святейший синод, Вольное экономическое общество, а также Второе и Третье отделения канцелярии. Каждый автор должен был учесть все замечания, которые пожела­ют сделать цензоры из всех этих организаций. Третье отделение, помимо про­чего, стало цензурировать все пьесы, предназначенные для постановки на сце­не: особое влияние театра на умы было известно еще с XVIII века.

Школьный учитель. Картина Андрея Попова. 1854 год. Государственная Третьяковская галерея

С целью воспитать новое поколение россиян в конце 1820-х — начале 1830-х годов были приняты уставы низшей и средней школы. Система, созданная при Александре I, сохранялась: продолжали существовать одноклассные приход­ские и трехклассные уездные училища, в которых могли учиться дети неприви­легированных сословий, а также гимназии, которые готовили учеников к по­ступ­лению в университеты. Но если раньше из уездного училища можно было поступить в гимназию, то теперь связь между ними была разорвана и в гимна­зии было запрещено принимать детей крепостных. Таким образом, образова­ние стало еще более сословным: для недворянских детей поступление в универ­ситеты было затруднено, а для крепостных в принципе закрыто. Детям дворян предписывалось до восемнадцати лет обучаться в России — в ином случае им запрещалось поступать на государственную службу.

Позднее Николай занялся и университетами: была ограничена их автономия и введены гораздо более строгие порядки; число студентов, которые могли единовременно учиться в каждом университете, было ограничено тремя сот­нями. Правда, одновременно было открыто несколько отраслевых институтов (Технологический, Горный, Сельскохозяйственный, Лесной и Технологическое училище в Москве), куда могли поступать выпускники уездных училищ. По тем временам это было достаточно много, и тем не менее к концу царство­вания Николая I во всех российских вузах училось 2900 студентов — примерно столько же, сколько в то же время числилось в одном Лейпцигском универси­тете.

6. Законы, финансы, промышленность и транспорт

В двух словах: При Ни­ко­лае I правительством было сде­лано много полезного: систе­ма­тизировано зако­но­датель­ство, реформи­ро­вана финансовая система, произведена транспортная революция. Кроме того, в России при поддержке правительства разви­ва­лась промышленность.

Поскольку до 1825 года Николая Павловича не допускали до управления госу­дарством, он взошел на престол без собственной политической команды и без достаточной подготовки, чтобы выработать собственную программу действий. Как это ни парадоксально, многое — по крайней мере в первое время — он за­им­­ствовал у декабристов. Дело в том, что они на следствии очень много и от­кровенно говорили о российских бедах и предлагали собственные решения насущных проблем. По приказу Николая Александр Боровков, секретарь след­ственной комиссии, составил из их показаний свод рекомендаций. Это был интереснейший документ, в котором все проблемы государства были рас­писаны по пунктам: «Законы», «Торговля», «Система управления» и так далее. До 1830–1831 годов этим документом постоянно пользовался и сам Николай I, и председатель Государственного совета Виктор Кочубей.

Николай I награждает Сперанского за составление свода законов. Картина Алексея Кившенко. 1880 год

Одной из сформулированных декабристами задач, которую Николай I попы­тался решить уже в самом начале царствования, была систематизация законо­дательства. Дело в том, что к 1825 году единственным сводом российских зако­нов оставалось Соборное уложение 1649 года. Все законы, принятые позднее (и в том числе огромный корпус законов времен Петра I и Екатерины II), пуб­ли­ковались в разрозненных многотомных изданиях Сената и хранились в ар­хи­вах разных ведомств. Более того, многие законы вообще пропали — сохрани­лось около 70 %, а остальные исчезли в силу разных обстоятельств, таких как пожары или небрежное хранение. Пользоваться всем этим в реальном судопро­изводстве было совершенно невозможно; законы нужно было собрать и упоря­дочить. Это было поручено Второму отделению Императорской канцелярии, которым формально руководил правовед Михаил Балугьянский, а фактичес­ки — Михаил Михайлович Сперанский, помощник Александра I, идеолог и вдох­новитель его реформ. В результате огромная работа была проведена все­го за три года, и в 1830 году Сперанский отчитался перед монархом, что готовы 45 томов Полного собрания законов Российской империи. Еще через два года были подготовлены 15 томов Свода законов Российской империи: из Полного собрания были удалены законы, отмененные впоследствии, и устранены про­тиворечия и повторы. Этого тоже было недостаточно: Сперанский предлагал создать новые кодексы законов, но император сказал, что это он оставит сво­ему наследнику.

В 1839–1841 годах министр финансов Егор Канкрин провел очень важную финансовую реформу. Дело в том, что между разными деньгами, имевшими обращение в России, не существовало твердо установленных отношений: сере­бряные рубли, бумажные ассигнации, а также золотые и медные монеты плюс чеканившиеся в Европе монеты под названием «ефимки» менялись друг на дру­­га по достаточно произвольным курсам, число которых доходило до шес­­ти. Кроме того, к 1830-м годам сильно упала стоимость ассигнаций. Канкрин основной денежной единицей признал серебряный рубль и жестко привязал к нему ассигнации: теперь 1 серебряный рубль можно было получить ровно за 3 рубля 50 копеек ассигнациями. Население бросилось покупать серебро, и в конце концов ассигнационные билеты были полностью заменены на новые кредитные билеты, частично обеспеченные серебром. Таким образом, в России установилось достаточно устойчивое денежное обращение.

При Николае в разы увеличилось количество промышленных предприятий. Конечно, это было связано не столько с действиями правительства, сколько с начавшимся промышленным переворотом, но без разрешения правительства в России в любом случае было невозможно открыть ни фабрику, ни завод, ни мастерскую. При Николае 18 % предприятий были оборудованы паровыми машинами — и именно они производили почти половину всей промышленной продукции. Кроме того, в этот период появились первые (хотя и очень невнят­ные) законы, регулирующие отношения рабочих и предпринимателей. Россия также стала первой страной в мире, где был принят указ об об­разовании акционерных обществ.

Служащие железной дороги на станции Тверь. Из альбома «Виды Николаевской железной дороги». Между 1855 и 1864 годом

Железнодорожный мост. Из альбома «Виды Николаевской железной дороги». Между 1855 и 1864 годомСтанция Бологое. Из альбома «Виды Николаевской железной дороги». Между 1855 и 1864 годомВагоны на путях. Из альбома «Виды Николаевской железной дороги». Между 1855 и 1864 годом

Наконец, Николай I фактически произвел в России транспортную революцию. Поскольку он старался проконтролировать все происходящее, то вынужден был постоянно ездить по стране, и благодаря этому шоссе (которые начали прокладывать еще при Александре I) начали складываться в дорожную сеть.

Но самое главное — при Николае I были построены первые в России железные дороги.

Причем только благодаря воле русского самодержца, убежденного, по его собственным словам, «в пользе сего дела». Первая железная дорога протяженностью 25 км от Петербурга до Царского Села была открыта 30 октября 1837 года. Николаевская дорога Санкт-Петербург — Москва начала функционировать 1 ноября 1851 года. Для своего времени это была самая длинная железная дорога в мире (649,7 км), которая к тому же технически не уступала высшим достижениям железнодорожного дела. Важно подчеркнуть, что на ней использовался подвижной состав только отечественного производства.

Для этого императору пришлось преодолеть серьезное сопротивление: против нового для России вида транспорта были и великий князь Михаил Павлович, и Канкрин, и многие другие. Они опасались, что в топках паровозов сгорят все леса, что зимой рельсы будут покрываться льдом и поезда не смогут брать даже небольшие подъемы, что железная дорога при­ведет к росту бродяжничества — и, наконец, подорвет самые социальные осно­вы империи, поскольку дворяне, купцы и крестьяне будут ездить хоть и в раз­ных вагонах, но в одном составе. И тем не менее в 1837 году было открыто дви­жение из Петербурга в Царское Село, а в 1851 году Николай приехал на поезде из Петербурга в Москву — на торжества в честь 25-летия своей коронации.

При Николае были частично построены еще две железнодорожные ветки (Варшавско-Венская и Варшавская). Если начинали железнодорожное строительство на деньги частных акционеров, то в дальнейшем по высочайшему повелению работы велись за счет казны, что, собственно, и сделало его возможным. Масштабы России и недостаток средств не позволили быстро воплотить в жизнь обширные планы железнодорожного строительства. Помешала этому и Крымская война, после которой оно продолжилось.

В целом в годы правления императора Николая I власть проводит серию мероприятий, способствовавших росту промышленного потенциала страны. Конечно, новации не смогли заставить отечественную промышленность работать по-европейски.

7. Крестьянский вопрос и положение дворян

В двух словах: Положение дворянства и крестьянства было крайне тяжелым: поме­щики разорялись, в кре­стьянской среде зре­ло недовольство, крепо­стное право тормозило развитие экономики. Нико­лай I это понимал и ста­рался при­нимать меры, но отменить крепостное право так и не решился.

Как и его предшественники, Николай I был серьезно озабочен состоянием двух главных опор престола и основных российских социальных сил — дворянства и крестьянства. Положение и тех и других было крайне тяжелым. Третье отде­ление ежегодно давало отчеты, начинавшиеся с сообщений об убитых за год помещиках, об отказах выходить на барщину, о порубках помещичьих лесов, о жалобах крестьян на помещиков — и, главное, о распространявшихся слухах о воле, которые делали ситуацию взрывоопасной. Николай (впрочем, как и его предшественники) видел, что проблема становится все более острой, и пони­мал, что если в России вообще возможен социальный взрыв, то именно кресть­янский, а не городской. В то же время, в 1830-е годы, две трети дворянских поместий были заложены: помещики разорялись, и это доказывало, что на их хозяйствах российское сельское производство основываться больше не может. Наконец, крепостное право тормозило развитие промышленности, торговли и других отраслей экономики. С другой стороны, Николай опасался недоволь­ства дворян, да и вообще не был уверен в том, что единовременная отмена кре­постного права была бы России в этот момент полезна.

Крестьянское семейство перед обедом. Картина Федора Солнцева. 1824 годГосударственная Третьяковская галерея

С 1826 по 1849 год по крестьянскому делу работало девять секретных комите­тов и было принято более 550 самых разных указов, касающихся отношений помещиков и дворян, — например, было запрещено продавать крестьян без земли, а крестьянам из имений, выставленных на торги, было разрешено до окончания торгов выкупаться на волю.

В итоге появился указ 2 апреля 1842 года об обязанных крестьянах, носивший рекомендательный характер и воплотивший идею договорного пользования земельным наделом за отрабатываемые повинности. Но даже в таком виде, по замыслу Киселева, претворение в жизнь указа 1842 года должно было создать благоприятные условия для следующего шага: выкупа крестьянами их наделов. Именно поэтому Николай I рассматривал указ об обязанных крестьянах как первый этап общего аграрного преобразования и многого ждал от его реализации. По воспоминаниям его дочери, перед тем как поехать в Государственный совет для утверждения указа, он зашел на половину императрицы и сказал:

«Благослови меня, жена. Я стою перед самым значительным актом своего царствования. Сейчас я предложу в совете план, представляющий собой первый шаг к освобождению крестьян».

Однако надежды императора не оправдались: проведение в жизнь указа об обязанных крестьянах встретило множество препятствий.

Тем не менее закон 2 апреля 1842 года сыграл важную роль в формулировании теоретических основ освобождения: по умолчанию он предполагал предоставление личной свободы крестьянам без выкупа и определял механизм их перехода из крепостного состояния, существенно отличавшийся от процедуры освобождения по закону 1803 года о свободных хлебопашцах.

Принципиально важным представляется тот факт, что был найден путь проведения аграрной реформы, при котором и овцы оставались целы, и волки сыты: помещики сохраняли собственность на землю, а крестьяне получали ее в пользование с перспективой в отдаленном будущем непременного превращения надела в собственность.

Отменить крепостное право Николай так и не смог, но, во-первых, принимая такие решения, Зимний дворец подтал­кивал общество к обсуждению острой проблемы, а во-вторых, секретные коми­теты собрали множество материала, который пригодился позже, во второй половине 1850-х годов, когда Зимний дворец перешел к конкретному обсужде­нию отмены крепостного права.

Для того чтобы замедлить разорение дворян, в 1845 году Николай разрешил создавать майораты — то есть неделимые имения, которые передавались только старшему сыну, а не дробились между наследниками. Но к 1861 году их было введено только 17 штук, и это положения не спасало: в России боль­шинство помещиков оставались мелкопоместными, то есть владели 16–18 крепостными.

Кроме того, он попытался замедлить размывание старого родовитого дворян­ства, издав указ, согласно которому потомственное дворянство можно было получить, дослужившись до пятого класса Табели о рангах, а не восьмого, как раньше. Получить потомственное дворянство стало гораздо сложнее.

8. Бюрократия

В двух словах: Стрем­ление Николая I держать все управление страной в соб­ственных руках при­вело к тому, что управ­ление было формализо­вано, число чиновников увеличилось и обществу было запрещено оценивать работу чинов­ничества. В результате вся система управления забуксовала, а масштабы казно­крадства и взяточничества стали огромными.

Портрет императора Николая I. Картина Ораса Верне. 1830-е годы

Итак, Николай I старался делать всё необходимое, чтобы собственными руками постепенно, без потрясений, вести общество к процветанию. Поскольку госу­дарство он воспринимал как семью, где император — отец нации, высшие чи­нов­ники и офицеры — старшие родственники, а все остальные — неразумные дети, за которыми нужен постоянный пригляд, от общества он не готов был принимать вообще никакой помощи. Управление должно было находиться исключительно в ведении императора и его министров, которые действовали через чиновников, безукоризненно исполняющих монаршую во­лю. Это привело к формализации управления страной и резкому увеличению числа чиновников; основой управления империей стало движение бумаг: свер­ху вниз шли распоряжения, снизу вверх — отчеты. К 1840-м годам губернатор подпи­сывал около 270 документов в день и тратил на это — даже поверхностно просматривая бумаги — до пяти часов.

Самой серьезной ошибкой Николая I было то, что он запретил обществу оце­ни­­вать работу чиновничества. Никто, кроме непосредственного начальства, не мог не только критиковать, но даже хвалить чиновников.

В результате бюрократия сама по себе стала мощной социально-политической силой, превратилась в своеобразное третье сословие — и начала защищать соб­ственные интересы. Поскольку благосостояние бюрократа зависит от того, до­вольно ли им начальство, с самого низу, начиная от столоначальников, наверх пошли замечательные отчеты: все хорошо, все выполнено, достижения огром­ные. С каждой ступенью эти отчеты становились только лучезарнее, и наверх приходили бумаги, имевшие с реальностью очень мало общего. Это привело к тому, что всё управление империи забуксовало: уже в начале 1840-х годов министр юстиции доложил Николаю I, что в России не решено 33 миллиона дел, изложенных как минимум на 33 миллионах листов бумаги. И, конечно, таким образом положение складывалось не только в юстиции.

В стране началось страшное казнокрадство и взяточничество. Самым громким было дело о фонде инвалидов, из которого за несколько лет украли 1 миллион 200 тысяч рублей серебром; председателю одной из управ благочиния привез­ли 150 тысяч рублей, чтобы он положил их в сейф, но тот взял деньги себе, а в сейф положил газеты; один уездный казначей украл 80 тысяч рублей, оста­вив записку, что таким образом он решил наградить себя за двадцать лет бес­порочной службы. И такие вещи происходили на местах постоянно.

Император старался лично за всем следить, принимал самые жесткие законы и делал самые подробные распоряжения, но чиновники абсолютно всех уров­ней находили способы их обходить.

9. Внешняя политика до начала 1850-х годов

В двух словах: До начала 1850-х годов внешняя политика Николая I была достаточно успешной: правительству удалось защитить границы от пер­сов и турок и не допустить в Россию революцию.

Во внешней политике перед Николаем I стояли две основные задачи. Во-пер­вых, ему надо было защитить границы Российской империи на Кавказе, в Кры­му и в Бессарабии от наиболее воинственных соседей, то есть персов и турок. С этой целью были проведены две войны — Русско-персидская 1826–1828 го­дов и Русско-турецкая 1828–1829 годов, и обе они привели к замечательным результатам: Россия не только укрепила границы, но и заметно усилила свое влияние на Балканах. Более того, некоторое время (правда, короткое — с 1833 по 1841 год) действовал Ункяр-Искелесийский договор между Россией и Тур­цией, согласно которому последняя должна была в случае необходимости за­крывать проливы Босфор и Дарданеллы (то есть проход из Средиземного моря в Черное) для военных кораблей противников России, что делало Черное море, по сути, внутренним морем России и Османской империи.

Боелештское сражение 26 сентября 1828 года. Немецкая гравюра. 1828 год

Второй целью, которую ставил перед собой Николай I, было не пропустить революцию через европейские границы Российской империи. Кроме того, с 1825 года он считал своим священным долгом борьбу с революцией в Европе. В 1830 году русский император был готов отправить экспедицию для подав­ления революции в Бельгии, но ни армия, ни казна не были к этому готовы, да и европейские державы не поддержали намерений Зимнего дворца. В 1831 году российская армия жестко подавила польское восстание; Польша стала частью Российской империи, польская конституция была уничтожена, а на ее территории было введено военное положение, которое сохранялось до конца царствования Николая I. Когда в 1848 году во Франции снова началась рево­люция, которая вскоре перекинулась и на другие страны, Николай I был не на шут­­ку встревожен: он предлагал выдвинуть армию к французским гра­ницам и думал о том, чтобы своими силами подавить революцию в Пруссии. Наконец, Франц Иосиф, глава австрийского императорского дома, попросил его о помощи против восставшей Венгрии. Николай I понимал, что это меро­приятие не очень выгодно России, но видел в венгерских революционерах «не од­них врагов Австрии, но врагов всемирного порядка и спокойствия… кото­рых истребить надо для нашего же спокойствия», и в 1849 году русская армия присоединилась к австрийским войскам и спасла австрийскую монар­хию от рас­­пада. Так или иначе, границ Российской империи революция так и не перешагнула.

Параллельно Россия еще со времен Александра I вела войну с горцами Север­ного Кавказа. Эта война шла с переменным успехом и растянулась на долгие годы.

В целом внешнеполитические действия правительства в царствование Нико­лая I вполне можно назвать рациональными: оно принимало решения исходя из целей, которые само перед собой ставило, и реальных возможностей, кото­рыми обладала страна.

10. Крымская война и смерть императора

В двух словах: В начале 1850-х годов Николай I допустил ряд ката­стро­фичес­ких просчетов и всту­пил в войну с Османской империей. Англия и Фран­ция встали на сторону Тур­ции, Россия стала терпеть поражение. Это усугубило и многие внутренние проб­лемы. В 1855 году, когда ситуация была уже очень тяжелой, Николай I неожи­данно скончался, оставив своему наслед­нику Алек­сандру страну в крайне тяжелом положении.

С начала 1850-х годов трезвость в оценке собственных сил в российских верхах внезапно исчезла. Император посчитал, что настало удобное время, чтобы окончательно разделаться с Османской империей (которую он назвал «боль­ным человеком Европы»), разделив ее «некоренные» владения (Балканы, Еги­пет, острова Средиземного моря) между Россией и другими великими держа­вами, в первую очередь Великобританией. И тут Николай допустил несколько катастрофических просчетов.

Во-первых, он предложил Великобритании сделку: Россия в результате раздела Османской империи получит православные территории Балкан, остававшиеся под властью Турции (то есть Молдавию, Валахию, Сербию, Болгарию, Черно­горию и Македонию), а к Великобритании отойдут Египет и Крит. Но для Анг­лии это предложение было совершенно неприемлемым: усиление России, кото­рое становилось возможным с захватом Босфора и Дарданелл, было бы для нее слишком опасным, и англичане договорились с султаном о том, что получат Египет и Крит за помощь Турции против России.

Вторым его просчетом стала Франция. В 1851 году там произошел переворот, в результате которого президент Луи Наполеон Бонапарт (племянник Напо­леона) стал императором Наполеоном III. Николай I решил, что Наполеон слиш­ком занят внутренними проблемами, чтобы вмешиваться в войну, совер­шенно не подумав о том, что лучший способ укрепить власть — это принять участие в маленькой победоносной и справедливой войне (а репутация России, «жандарма Европы», была в этот момент крайне неприглядной). Помимо про­чего, Николаю казался совершенно невозможным союз между Францией и Анг­лией, давними противниками, — и в этом он опять просчитался.

Наконец, русский император полагал, что Австрия из благодарности за помощь с Венгрией встанет на сторону России или хотя бы сохранит нейтралитет. Но у Габсбургов были свои интересы на Балканах, и слабая Турция была для них выгоднее сильной России.

Осада Севастополя. Литография Томаса Синклера. 1855 год

В июне 1853 года Россия ввела войска в Дунайские княжества. В октябре Ос­ман­ская империя официально объявила войну. В начале 1854 года к ней (на сто­роне Турции) присоединились Франция и Великобритания. Союзники начали действия сразу в нескольких направлениях, но главное — вынудили Рос­сию вывести войска из Дунайских княжеств, после чего союзный экспеди­ционный корпус высадился в Крыму: его целью было взять Севастополь, глав­ную базу российского Черноморского флота. Осада Севастополя началась осенью 1854 года и продолжалась почти год.

Крымская война проявила все проблемы, связанные с построенной Николаем I системой управления: не работали ни снабжение армии, ни транспортные пу­ти; армии не хватало боеприпасов. В Севастополе российская армия на десять выстрелов союзников отвечала одним артиллерийским выстрелом — потому что не было пороха. В российских арсеналах к концу Крымской войны остава­лось всего несколько десятков пушек.

За военными неудачами последовали проблемы внутренние. Россия попала в аб­солютную дипломатическую пустоту: с ней разорвали дипломатические отношения все страны Европы, кроме Ватикана и Неаполитанского королев­ства, а это означало конец международной торговли, существовать без кото­рой Российская империя не могла. Общественное мнение в России начало резко меняться: многие даже консервативно настроенные люди считали, что поражение в войне будет для России полезнее, чем победа, полагая, что побеж­дена будет не столько Россия, сколько николаевский режим.

В июле 1854 года новый российский посол в Вене Александр Горчаков выяснил, на каких условиях Англия и Франция готовы заключить с Россией перемирие и начать переговоры, и посоветовал императору их принять. Николай колебал­ся, но осенью был вынужден согласиться. В начале декабря к союзу Англии и Франции присоединилась и Австрия. А в январе 1855 года Николай I просту­дился — и 18 февраля неожиданно скончался.

Николай I на смертном одре. Рисунок Владимира Гау. 1855 год

В Петербурге стали распространяться слухи о самоубийстве: якобы император потребовал у своего доктора дать ему яд. Опровергнуть эту версию невозмож­но, но свидетельства, ее подтверждающие, представляются сомнительными, тем более что для искренне верующего человека, каким, несомненно, был Николай Павлович, самоубийство является страшным грехом. Скорее дело было в том, что неудачи — как на войне, так и в государстве в целом — серьезно подорвали его здоровье.

По легенде, разговаривая перед смертью с сыном Александром, Николай I сказал: «Сдаю тебе мою команду, к сожалению, не в том порядке, как желал, оставляя много хлопот и забот». К этим хлопотам относилось не только труд­ное и унизительное завершение Крымской войны, но и освобождение балканс­ких народов от Османской империи, решение крестьянского вопроса и множе­ство других проблем, разбираться с которыми предстояло Александру II. 

Николай I на смертном одре. Рисунок Владимира Гау. 1855 год

Качественный скачок в историческом развитии России по ряду направлений произошел уже на следующем этапе, но условия для него были подготовлены в первой половине XIX века, в том числе в царствование императора Николая I. В этом плане это царствование необходимо рассматривать как этап поступательного развития Российской империи. Направление, заданное в предшествующие годы при Александре I, — адаптация, приспособление к новым условиям бытия, стремление вписаться в контекст общеевропейского развития, — имело место и в царствование Николая I.