Из книги Александра Гуца - Подлинная история России. Записки дилетанта.
О берестяных грамотах
Еще раз зададимся вопросом: «Сколько, все-таки, подлинных древних (самых древних) письменных источников по древней истории России дошло до нашего времени?» Вот ответ одного историка: «Их дошло очень мало. Известны лишь подлинные пергаменные новгородские грамоты князя Мстислава Владимировича Юрьеву монастырю 1130 г., и Варлаама Хутынскому монастырю около 1192 г., сохранившиеся в архивах соответствующих монастырей и избежавшие опустошительных пожаров. В особых почвенных условиях сохранились подлинные грамоты XI–XIII вв. на бересте» (Щапов, 1978. С. 8).
Таким образом, берестяные грамоты — это и есть доподлинно древние документы по русской истории!
Грамота № 363
Грамота № 558
Сколько берестяных грамот найдено? К 1993 г. их число достигло 753. К 1983 г. — 645. Первая была найдена 26 июня 1951 г. в Новгороде молодой работницей Новгородской экспедиции Н. Ф. Акуловой. Их находили главным образом в Новгороде. Однако в Смоленске нашли 10, в Пскове — 4, в Витебске — 1, в Мстиславе (Могилевская обл.) — 1, в Твери (1983) — 1 (Янин, Зализняк, 1986. С. 8). Найдена берестяная грамота и в Москве (Дубов, 1990. с. 120).
Количество находок ошеломляет и одновременно радует любителей древней истории. Еще бы — какие перспективы открываются!
Но…. Интересное наблюдение о «берестяных грамотах» сделано Ф. Л. Гримберг: «… „берестяные грамоты“ вызывают ряд вопросов, на которые ответить трудно или невозможно». Вот некоторые из этих вопросов.
Вопрос о возможностях обработки бересты и ее сохранности в качестве писчего материала… Смущает и время нахождения «берестяных грамот» — 1951 год — «железный занавес». В 1946, например, году академик С. П. Обнорский пишет: «Положение о происхождении русского литературного языка на русской базе имеет большое методологическое значение в дальнейшем изучении русского языка. Стоя на ложном пути, усматривая истоки нашего литературного языка в церковно-славянском прошлом языке, мы методологически неправильно в изучении русских памятников ставили односторонне вопрос о рамках русских элементов в свидетельствах того или иного памятника». И т. д. И т. п.
Находка «берестяных грамот», как выяснялось, «доказывала, что среди наших предков было немало грамотных людей не только среди светских вельмож и духовенства, но и в низших слоях общества». (Гримберг, с. 154–158). При этом Ф. Л. Гримберг особо оговаривает, что она не утверждает, «будто „берестяные грамоты“ — попросту говоря, „социально-политическая фальшивка“; нет…». Но ей хотелось бы, как и автору этого текста, точно знать, что было на самом деле.
Вот ответ историков на один из вопросов Ф. Л. Гримберг: «Высокая влажность новгородской почвы, перекрывающая доступ воздуха, создавала идеальные условия для сохранности органических остатков… По поводу сохранности органики, включая дерево и бересту, В. Л. Янин пишет: „Бревна восьмисотлетней давности, извлеченные из культурного слоя, можно и сейчас использовать для временных построек, а по древним уличным настилам свободно могла бы пройти, не повредив их, грузовая автомашина“» (Дубов, 1990. с. 120).
Убедительно? Вроде да, но все-таки В. Л. Янин не химик, а археолог, и поэтому его заверений маловато. Есть ли строгие научные подтверждения особых свойств почвы Новгорода? Проводились ли соответствующие исследования специалистами-химиками или почвоведами? Почему В. Л. Янин так уверенно заявляет о восьмисотлетнем возрасте найденных бревен? Дендрохронология? Слышали. Но слышали также о том, что этот метод не столь эффективен, как о нем говорят.
Раскопки велись в Пскове (180 км от Новгорода), в Изборске (Труворово городище — 200 км), в Ладоге (230 км), в Белоозере (400 км, Вологодская область, место, где находился брат Рюрика Синеус) и, наконец, в княжеской резиденции Рюриковом городище (всего 2 км от Новгорода!). Что, почва там совершенно отличная от новгородской? Берестяных грамот там, за исключением четырех псковских, не нашли. Плохо искали или почва неподходящая?
Несколько слов о «социально-политических фальшивках». Трудно в это верить, но чего не сделают ретивые чиновники из сталинского Гулага ради добывания доказательств того, «что среди наших предков было немало грамотных людей не только среди светских вельмож и духовенства, но и в низших слоях общества». Но все-таки, анализировались ли берестяные грамоты на предмет искусственного их удревления?
На первой лекции нами было сделано «странное» заявление по поводу необъясненной и неосознанной веры историков в то, что новые исторические источники будут постоянно находиться, и, следовательно, их общее число постоянно будет возрастать, несмотря на, казалось бы, самоочевидное представление о неизбежной гибели во времени исторических документов. Это «странное» заявление звучало так: «Время рождает источники и документы». Нам приходилось перед и после данного заявления предупреждать слушателей, или, лучше сказать, заверять о здравом состоянии духа лектора. Но вот интересное подтверждение высказанному заявлению. Цитата из книги историков; один из них стал академиком АН СССР. «За 50 лет раскопок в Новгороде вскрыто примерно 1,5 гектара культурного слоя, на котором обнаружено примерно 600 берестяных грамот. Если принять активно используемую площадь древнего города за 100 гектаров (общая его площадь в пределах валов окольного города конца XIV в. равна 260 гектарам), то количество еще не открытых, но хранящихся в земле берестяных документов приравняется 23 500. Такая цифра может показаться фантастической, но ее подкрепляют приведенные выше материалы о насыщенности новгородского культурного слоя берестяными грамотами. Она может быть несколько меньшей или несколько большей, но в любом случае Новгород таит в своих недрах многие тысячи берестяных документов, которым еще предстоит войти в фонд первоисточников нашей истории» (Янин, Зализняк, 1986. С. 9–10).
Комментировать не хочется. Но полезно предложить слушателям задуматься над тем, что академик В. Л. Янин имеет в виду только те берестяные документы, которые, так сказать, оказались на помойке, в мусорных ямах, вывались из карманов и т. д. Иначе говоря, затерялись. На самом деле их было гораздо больше! Новгород просто был заполнен грамотными людьми. Но читать они не любили. Потому что время не желало сохранять для нас их книги, разве что «Слово о полку Игореве» да еще десяток книг.
Кстати, каково содержание берестяных грамот? Ведь столько надежд с ними связано. «В числе найденных берестяных грамот письма-распоряжения феодалов зависимым от них людям, крестьянские жалобы, донесения сельских старост, черновики завещаний, хозяйственные и ростовщические записи, сообщения политического и военного характера, школярская шутка, частные письма разнообразного бытового содержания, ученические упражнения, судебные документы». Другими словами, в берестяных грамотах нет ответов на «глобальные вопросы» древней русской истории. Быт «съедал» время предков, и они не позаботились о создании берестяного учебника истории. Хотя берестоискатели полны надежд, что рано или поздно такая берестяная книга будет найдена.
Чем выскребали буквы на бересте? При раскопках были найдены предметы, названные археологами «писалами». Они похожи на гвозди, инструменты для протыкания дыр и тому подобное. Эти «писала» годятся не только для того, чтобы скрести по бересте, но и для много чего другого. То, что это письменные принадлежности, думается, всего лишь версия историков.
Писала
Под занавес сообщим читателю, что среди раскопок 1930 г. близ с. Подгорного в Поволжье (в пределах Золотой Орды) была найдена монгольско-уйгурская рукопись на бересте (!) (Греков, Якубовский, 1950. с. 175; рис. 26). Почему на бересте? Есть над чем задуматься.
Историки и история: первые книги по истории России до XIX в.
Кто вообще первым написал историю российского государства? Большинство людей о нашей истории знают только по школьным учебникам. Кто-то знает об «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина, написанную во времена Пушкина. Первое ли это сочинение по русской истории? Писал ли кто раньше Н. М. Карамзина о русской истории?
Писали. Напомним кратко об этих людях и их произведениях.
Мартин Вельский (1495–1575)
Автор «Хроники всего света» в 10-ти книгах (1551), «Хроники Польши» (1597).
Мартин Кромер (1512–1589)
Польский церковный деятель, дипломат и историк. Учился в Кракове и Болонье. Написал «О начале и истории польского народа» (1555), опубликовал в 1611 г. перевод на польский язык «Польской хроники в 30 книгах» Мартина Блажовского.
Матвей Стрыйковский (1547 — ок.1592)
«Хроника польская, литовская, жмудская и русская» (1582, Кенигсберг) с древнейших времен до 1572 г. Польский историк, секретарь посольства А. Тарановского в Турцию, участник Ливонской войны.
Александр Гваньини (1538–1614)
Итальянец на польской службе, ротмистр, комендант крепости Витебск на протяжении 18 лет. Автор книги «Описание Сарматии Европейской» (1578, лат), перевел на польский «Хронику Сарматии Европейской» (1611).
Мавро Орбини (?-1614)
«Далматинский историк, родоначальник югославской исторической науки. В книге „Славянское царство“ (1601, рус. пер.1722) пытался дать историю всех славянских народов, показать их единство, выдвинул теорию скандинавского происхождения славян» (Советский энциклопедический словарь, с. 931). По мнению Г. В. Носовского и А. Т. Фоменко, Орбини — итальянский (рагужский архимандрит) историк (Носовский, Фоменко. Империя, с. 286). Перевод был сделан с итальянского (!) языка — языка оригинала — на русский по распоряжению Петра I. Энциклопедический словарь искажает содержание книги Орбини, которое во многом противоречит учебникам.
И. Гизель
Составитель «Синопсиса, или краткого собрания из разных летописей» (1674) — первого печатного исторического произведения.
А. И. Лызлов (1655–1697?)
Участник Чигирского похода 1677 г., крымских походов 1687–88 гг., Азовского похода 1695 г. против турок и крымцев. Имел чин стольника (1677).
Написал «Скифскую историю» (1692). Много уделил внимания и места в книге «татарам, Батыеву нашествию, Золотой Орде и другим татарским ханствам» (Шапиро, 1993. с. 134). В его книге ни слова нет о «собирателе земли русской» Иване Калите.
Вот что он писал о первом крымском хане Гаджи Гирее (XV век): «Некогда хан крымский Ачи-Гирей (Гаджи Гирей. — Авт.), воююще против супостат своих, просил помощи от пресвятые богородицы (в Успенском монастыре), обещающе знаменитое приношение и честь образу ее воздати и творяще тако: егда бы откуду с корыстью и победою возвращашеся, тогла избрав коня или двух елико наилучших, продавше и накупивши воску и свещ сделавши и поставляше тамо через целый год, еже и наследники его, крымские ханы, многожды творяху».
Татарский хан — христианин?
А. И. Манкиев (?-1723)
Русский дипломат, историк. Написал во время пребывания в шведском плену «Ядро Российской истории» (1770) (Шапиро, 1993. с. 163). Полевой называет автором этого труда русского дипломата и резидента в Швеции А. Я. Хилкова (1676–1718), который также, как свидетельствует «Советский энциклопедический словарь», был в шведском плену. Похоже, речь идет об одном и том же человеке — автор не просвещен в данном вопросе.
«Хилков… начал книгу свою сотворением мира, выводя русских от Мосоха, почитая Рюрика потомком Пруса, брата Августа, римского императора: довольно, чтобы понять достоинство Истории, писанной Хилковым; но „Ядро Хилкова“ было напечатано в 1770 году, потом еще два раза, и породило „Новое Ядро Российской истории“, сочиненной Нехачиным, напечатанное в 1795 г., и потом в 1809 и 1810 годах вторым изданием!» (Полевой, Т. 1. С. 29).
Г.-З. Байер (1693–1738)
Выдвинул нормандскую версию. Прожил в России около десяти лет (1726–1736?). Не знал русского языка.
В. Н. Татищев (1686–1750)
Занялся российской историей благодаря Петру I, который лично передал ему копию Радзивиловской летописи.
Написал «Историю Российскую». Первые два тома вышли через восемнадцать лет после его смерти под редакцией Миллера (с «дурного списка»). Полностью все семь томов вышли при Советской власти в 1960-е годы. Фактически это полная летопись. Много ценных примечаний. Использовал документы из Астраханского, Казанского и Сибирского архивов. Как пишет М. М. Тихомиров: «По счастливой случайности Татищев пользовался как раз теми материалами, которые не сохранились до нашего времени, и в этом отношении его труд имеет несравненно большие преимущества, чем труд Карамзина, почти целиком (за исключением Троицкой пергаментной летописи) основанной на источниках, сохранившихся в наших архивах» (Татищев, Т. 1. С. 53). Странное «счастье» выпало на долю труда В. Н. Татищева — все его источники пропали, а все источники Н. М. Карамзина целёхоньки. Наверное, именно поэтому, в силу «счастливой» судьбы, начиная с Н. М. Карамзина «исследователи XIX в. с большим сомнением относились ко многим известиям В. Н. Татищева, обвиняя его в выдумках, а иногда и в прямых подлогах» (Татищев, Т. 1. С. 39). Заметим, что Астрахань, Казань и Сибирь (земли от Волги и до Урала) — это земли Орды, и здесь находились ее основные архивы, в документах которых русская история не была только историей Рюриковичей.
Ф. И. Миллер (1705–1783)
Приехал из Германии в возрасте 20 лет. В 26 лет профессор. Видимо, первый в исторической науке, кто получил возможность «покопаться» в архивах сибирских городов (с 1734 по 1743), и особенно в архивах Тобольска. С 1748 г. русский подданный со званием историографа и обязательством «сочинить „генеральную российскую историю“» (Вернадский, 1998. С. 51). Издал первый том «Истории Сибири», но так и не издал второй (рукопись на немецком языке). С 1766 г. в его руках московский архив коллегии иностранных дел, куда так и не смог попасть русский историк В. Н. Татищев. Миллер считается создателем школы архивариусов.
М. В. Ломоносов (1711–1765)
Написал: «Замечания на диссертацию Г. Ф. Миллера», «Краткий Российский летописец с родословием», «Древнюю Российскую историю от начала российского народа до кончины великого князя Ярослава Первого или до 1054 г.» (издана после его смерти с предисловием Шлёцера). Противник нормандской версии.
Считал возможным пребывание апостола Андрея Первозванного в Киеве и Новгороде, что вступает в вопиющее противоречие с основой из основ современной исторической науки — хронологией по Скалигеру-Петавиусу (подобнее об этом см. в лекции 11). В целом его история достаточна традиционная.
Князь М. М. Щербатов (1733–1790)
Род князей Щербатовых ведет свое начало от святого князя Михаила Черниговского, замученного в Орде. Написал «Историю Российскую от древнейших времен» в 15 томах.
После того как Миллер, так и не написал «Истории России», по рекомендации последнего от 1767 г. князь Щербатов был назначен Екатериной II российским историографом (Вернадский, 1998. С. 52; Шапиро, 1993. С. 238). Императрица пристально следила за его изысканиями, и, похоже, не очень была довольна. Ее слова «Голова его не была создана для этой работы» традиционно относят к тяжеловесному стилю изложения, который мешал популярности книг Щербатова. Таким образом, царице нужно было, чтобы написанная история России «пошла в массы». Что это? Желание дать народу знания о его прошлом или желание как можно быстрее дать народу угодные власти знания о прошлом? Она не найдет нужного ей историка, но это удастся Александру I.
Граф А. И. Мусин-Пушкин (1741–1817)
Собиратель древностей. Обер-прокурор синода. Президент Академии художеств. «По его совету Екатерина издала указ об извлечении из монастырских архивов старинных документов и посылке их в распоряжении синода» (Вернадский, 1998. С. 63). Какой смысл и какие последствия имел этот указ — вопрос сам по себе интересный. Романовы несколько раз проделывали процедуру «извлечения» архивов. А. Т. Фоменко считает, что в результате исчезали документы, благодаря которым русская история могла бы выглядеть совсем иначе. Во всяком случае, не повезло казачеству. Его история явно искажена.
Чем знаменит граф Мусин-Пушкин? Каждый школьник знает, что он нашел в Ярославле «Слово о полку Игореве». Менее известна другая его знаменитая находка — Тмутараканский камень. «Знаменитый камень был найден в 1792 году в городке Тамань…. На нем высечена надпись: „В лето 6576 Индикта 6 Глеб Князь мерил море по леду от Тмутороканя до Керчи 10,000 и 4,000 сажен“» (Полевой, Т. 1, с. 485). Тем самым выяснялось местонахождение легендарного Тмутораканского княжества — Тамань.
Как видим, графу, кстати действительному члену Российской Академии наук (1784), удалось сделать, по меньшей мере, три выдающихся, лучше сказать фундаментальных для русской культуры, открытия.
Так случилось, что подлинник «Слова» сгорел при московском пожаре в 1812 году. Но для Екатерины II в свое время (то есть очень удачно с учетом будущей судьбы подлинника) была снята копия, и она является основой для научных и литературных изысканий. Со временем многие исследователи, и среди них такой исторический авторитет, как А. А. Зимин, поставили под сомнение древнее происхождение «Слова». Получалось, что написано оно на основе «Задонщины», которая создана не ранее XVI века (имеются и более ранние датировки), по всей видимости, талантливым крепостным графа Мусина-Пушкина (Гримберг, с. 170–201).
Но что еще более интересно. «Слово» — уникальный шедевр поэтического древнерусского творчества; оно «предстает перед нами во впечатляющем одиночестве» (Гримберг, с. 201). Все остальное уничтожили татаро-монголы, не тронув при этом ПВЛ и массу других летописей и документов. Поразительная избирательность захватчиков. Этакая странная ненависть к художественной литературе.
Не повезло и другому открытию графа — Тмутараканскому камню. В подлинности надписи усомнились еще при жизни академика (Гримберг, с. 194, 199).
Цари и историческая наука
Русские великие князья и цари проявляли глубокий «интерес» к истории.
Великие князья
Рюриковичи все сделали для того, чтобы «попасть в историю»: «…древнейшие списки более или менее расходятся друг с другом в подробностях. Все они содержат в себе летопись общую всероссийскую, или, лучше сказать, княжескую летопись, ибо главное, почти исключительное содержание ее составляют отношения Рюрикова княжеского рода…» (Соловьев, 1993. Т. З. С. 126).
Иван IV Грозный
«Богатейшим источником по истории России в XVI в. являются московские летописи, в составлении которых участвовали правитель Алексей Адашев и царь Иван IV. Особое место среди сводов занимает „лицевая“ (с иллюстрациями) летопись в десяти томах. Два последних тома — „Синодальный список“ и „Царственная книга“ — посвящены времени правления Ивана IV» (Скрынников, 1996. Т. 2. С. 363).
Интерес Ивана IV к истории был своеобразным.
«В 1568 г. царь изъял летописные работы из ведения Посольского…». «Внимание историков давно привлекли следы энергичной редакторской правки на полях „Синодального списка“… и так называемой „Царственной книги“… Интерес к скорописным поправкам… стал исключительным, когда возникло предположение, что они являются автографами Ивана IV». «При работе над летописью царь, казалось бы, задался целью скомпрометировать как можно больше лиц» (Скрынников, 1996. Т. 2. С. 365–366, 371). Хорошо, что рукопись с поправками сохранилась. Если бы ее уничтожили, и нам досталась только «отредактированная» летопись? Кстати, почему сохранилась? Что за события так отвлекли «редактора» от «писания» истории, что он напрочь забыл замести следы?
Царь Алексей Михайлович
В. Н. Татищев пишет об Алексее Михайловиче: «А оного государя дела и по нем многие нужднейшие, а особливо военные, остались в забвении, и не знаю, где сыскать можно ли, хотя не без таких людей было, что его дела описывали, но погибели оной причина — учрежденная им Тайная канцелярия, которой опасаясь, писать не смели или написанные истребили, и в архиве Розряда и других приказах едва с великим трудом найтить что можно ли, ибо я, много о том прилежа, весьма мало нужднаго и обстоятельного сыскать мог» (Татищев, Т. 1, с. 123). «Эти слова историка направлены, конечно, не столько против Тайной канцелярии царя Алексея Михайловича или Тайного приказа, сколько против Тайной канцелярии более позднего времени, действовавшей со всей силой в первой половине XVIII в., когда жил Татищев» (М. Н. Тихомиров в кн.: (Татищев, Т. 1, с. 40)).
Таким образом, заниматься летописанием во времена царя Алексея было равносильно игре со смертью.
Петр I Великий
«В петровское время по распоряжению Петра были начаты исследования выдающегося русского историка, географа и этнографа XVIII в. Василия Никитича Татищева» (Шапиро, 1993. С. 165).
В. Н. Татищев — тайный советник (генерал!), тем не менее имел проблемы с получением документов из архивов: «К сим же принадлежат дипломатические, яко я с великим трудом из архив Казанский, Сибирский, Астраханский и некоторых городов указы выписал, в коих многое инде неположенное, до истории касаюсчееся, находится» (Татищев, Т. 1. С. 84).
Петр привез в Россию специально сделанную для него копию Радзивиловской летописи (Кенигсбергский список).
Елизавета Петровна
С 1748 г. немец Миллер становится русским подданным со званием историографа и обязательством «сочинить „генеральную российскую историю“» (Вернадский, 1998. С. 51).
Шлёцер. «Пользовался покровительством царского правительства» (Шапиро, 1993. С. 271).
М. В. Ломоносов, «…написал только одну первую главу „Истории“… Говорят, что он писал по приказанию» (Полевой, Т. 1. С. 29). Так ли это? «В марте 1753 г. Елизавета, знавшая о его замысле от Шувалова, выразила поощрение его историческому труду. Ломоносов неоднократно сам заявлял, что его работа предпринята по поручению правительства… в письме к Л. Эйлеру он писал: „…и августейшая императрица заявила…, что ей приятно будет, если я напишу моим слогом отечественную историю…“» (Ломоносов, 1952, Т. 6. С. 573–574).
Екатерина II Великая
О ее особом внимании к благополучию Шлёцера писалось выше.
Появление «Слова о полку Игореве» тесно связано с интересом императрицы к истории. «Слово о полку Игореве» найдено графом Мусиным-Пушкиным в 1800 г. Со списка, сделанного для царицы, в 1864 г. было выпущено новое издание. Екатерининский список «Слова» — «единственная до ныне известная и не подлежащая сомнению копия с… подлинника» (Слово…, 1996. с. 11). В своей автобиографии Мусин-Пушкин пишет, что Екатерина «… поручила ему… из… древних книг обо всем, что до российской истории касается, делать выписки, дозволив искать и требовать, что найдет для сего нужным» (Слово…, 1996. с. 10). Как видим, требовать можно было только сославшись на императрицу.
При Екатерине II существовало звание (должность) российского историографа, что давало право на доступ к архивам и библиотекам(!) (Шапиро, 1992.с.238). В 1765 году в указе императрицы за Миллером сохраняется звание историографа, а с. 1766 г. он начальник московского архива (Вернадский, 1998. С. 51). Был назначен Екатериной II российским историографом и князь Щербатов (Шапиро, 1993. С. 238).
Александр I Благословенный
Император находит человека, который напишет почти полную русскую историю так, что ей начнут зачитываться все образованные люди России. Профессия историка в России становится занятием, которое может принести, если не славу, то известность.
Первый историк России, добившийся этого, — Н. М. Карамзин, который «… при самом начале труда своего возведенный в достоинство историографа Империи, осыпан был почестями и богатствами. Благовение к нему многих почитателей доходило до совершенного излишества; было время, когда, опасаясь неприятностей, не смели печатать никакой критики на „Историю“ Карамзина» (Полевой, Т. 1. С. 30). Царь был цензором труда историка (Эйдельман, 1983. С. 88).
Граф Мусин-Пушкин дарит царю свою находку — Лаврентьевскую летопись. Интересно, подмена листов «о нашествии Батыя» была в ней уже совершена или нужно было еще повременить?
Конец XVIII в. — начало XIX в.
Где же российские древние рукописные сокровища? — Жалуется Н. А. Полевой: «… Гниют в монастырских библиотеках или находятся под смотрением библиотекарей, скупых на труд и не дающих других средства заняться сокровищами, вверенными шкафам, замкам и — странное дело — тайне!» (Полевой, Т. 1, с. 43). В конце этой фразы следует удивительнейшее примечание: «По причинам частным, для всех посторонних, ибо запрещение правительства пользоваться рукописями есть клевета, выдуманная иностранцами. Напротив, правительство всячески старается привесть в известность древние наши памятники. Несмотря на это, библиотеки: Императорская, Академии Наук и графа Румянцева, в СПб., графа Толстого и Синодальная в Москве… недоступны для желающих пользоваться ими. По крайней мере, в библиотеке графа Толстого издан каталог. Для библиотеки Академии Наук и всяких других, каталоги готовятся… давно» (Полевой, Т. 1, с. 450–451).
Ну очень строптивые библиотекари в России: правительство с ними никак не может совладать.
Комментарии (0)