Кошки на Руси

Кот Алабрыс. Лубок, конец XVII века

Древнейшая кошачья особа и первый кошачий портрет

Давно уже домашняя кошка обитает в наших краях, она гораздо старше матрешки, самовара, картошки, и даже крещение Руси случилось на ее глазах. Наиболее ранние сведения о ней дают археологические находки.

На территории бывшего СССР самые древние останки домашней кошки — кошки «номер один» — найдены на юге (не потому ли, что там больше искали?) — в Закавказье. Никто, конечно, специально кошку не искал, просто при раскопках холма Кармир-Блур в Армении археологи обнаружили там развалины древней урартской крепости VII века до н. э. Тейшебаини. Некогда это была великолепно оснащенная крепость, с громадными кладовыми для хранения товаров, вина и хлеба, но увы. Тейшебаини погибла в начале VI века до н. э. во время штурма ее ассирийцами.

Так вот, при раскопках развалин Тейшебаини в одном из винных сосудов был обнаружен скелет кошки. Трудно сказать, что ее туда занесло — то ли погналась за мышкой, угодила сгоряча в пустой кувшин и не сумела выбраться назад, то ли пыталась спрятаться от огня да так и осталась на века в коварной западне. Как бы там ни было, маленькая трагедия позволила сохранить для истории любопытный факт существования домашней кошки в древнем Урарту. Археологи полагают, что эта почтенная по возрасту кошачья персона вполне могла нежиться под жарким солнцем Закавказья в любом году того же VII века до н. э., на который приходится расцвет и благоденствие Тейшебаини.

Останки кошки «номер два» также найдены на юге нашей страны — в развалинах античного города Ольвии, заложенного греческими колонистами в Северном Причерноморье в том же VII веке до н. э. Археологи утверждают — а они весьма тщательны в своих оценках прошедшего времени, — что найденные в древней Ольвии кошачьи косточки относятся к VI веку до н. э. Следовательно, уже около 2600 — 2700 лет назад домашние кошки бродили в жилищах обитателей наших краев, а появились впервые в них наверняка еще раньше.

Появление самых первых экземпляров домашней кошки именно в Урарту и Ольвии вполне закономерно. Урартцы известны как весьма предприимчивые люди. Они оживленно торговали с соседними странами, с греческими колониями в Северном Причерноморье и даже с Египетом. В кладовых Тейшебаини найдены египетские фаянсовые амулеты и другие ювелирные изделия, и полагают, что в Закавказье египетские предметы в древности попадали именно через Урарту. Его правители, кстати, дружили со скифами и выступали вместе с ними против ассирийцев, которые весьма завистливо смотрели на торговые занятия процветающего Урарту и чинили ему зло. Существовали накатанные дороги для проникновения домашней кошки в Закавказье из ее египетской родины, и, скорее, было бы удивительно не найти следов ее раннего появления там.

Возраст единственного кошачьего экземпляра, найденного в ранних слоях античной Ольвии, практически совпадает с возрастом этого города — и тому и другому более двух с половиной тысяч лет. Вероятно, кошка была доставлена в Северное Причерноморье первыми поселенцами в числе необходимейших предметов. Основавшие Ольвию выходцы из Древней Греции перенесли на эти пустынные берега свойственный им образ жизни и привычные мелочи быта. Знаменательно, что в их число попала и домашняя кошка.

Позднее, в римское время на рубеже старой и нашей эры, домашние кошки появляются в других античных городах Северного Причерноморья — Танаисе, Нимфее, Пантикапее, Фанагории, Тиритаке. Как видим, они предпочитают обитать в больших и богатых городах. В селищах никаких следов кошачьего обитания не обнаружено.

А что же скифы, властители причерноморских земель, ближайшие соседи и современники греческих колонистов, — знали ли они такого зверя, как домашняя кошка? Тончайшая ниточка — одна-единственная косточка домашней кошки, найденная археологами за всю историю раскопок скифских памятников, буквально символически удостоверяет — да, скифы имели представление о домашней кошке.

Эта редчайшая, так сказать, «уликах была найдена при раскопках скифского поселения, которое археологи скромно именуют Каменским городищем. В свое время —в V — III веках до н.э. — это был громадный город площадью 12 квадратных километров, столица степных скифов. Севернее него, по Днепру, да и южнее тоже уже не было подобных величественных поселений. Располагался он на левом берегу Днепра против теперешнего Никополя. Город был удобно расположен на своеобразном выступе территории, защищаемом с севера и запада обрывами над Днепром, рекой Конкой и Белозерским лиманом, а со стороны степи — земляным валом и рвом.

В возвышенной части города находился акрополь, где располагалась крепость, какие-то скифские святыни и жила скифская знать. Даже после запустения города в III веке до н. э. в этой части его жизнь продолжалась еще в течение нескольких веков. Вот в этом-то акрополе и нашли археологи уникальное свидетельство того, что в скифском царстве водилась по крайней мере одна домашняя кошка (кстати, останков собак в акрополе найдено двадцать).

А вот при раскопках Неаполя скифского, бывшего в те годы столицей крымских скифов, среди множества исследованных археологами костей животных не найдено ни одной кошачьей. Не правда ли, парадоксален археологический баланс — на все скифское золото, многочисленные украшения, предметы утвари и многие другие ценные в историческом смысле находки приходится пока что одна-единственная кошка?

Верно, дорожили античные греки своими драгоценными домашними кошками и, оживленно торгуя со скифами всякой живностью, предметами рукоделия и ремесла, золотыми украшениями «звериного» стиля, ревниво берегли редчайших домашних зверьков для себя.

В начале нашей эры путь от берегов Черного моря в суровые северные края будущих русских городов был не очень гладким, а кошачье поголовье не отличалось изобилием, поэтому мода на кошек, да и сами они продвигались на север неторопливо. Тем не менее во II — V веках н. э. археологи отмечают появление домашней кошки в трех поселениях, существовавших на территории нынешних Одесской, Черкасской и Кировоградской областей.

В каждом из этих поселений снова найдена одна-единственная кошачья особь! Не подумайте, что археологи ленились или плохо искали. Насколько редким было в те времена это существо, говорят простые цифры — найденная в поселении Журовка ископаемая компания домашних зверей при сорока трех собаках располагала опять-таки всего одной кошкой.

Снова прошло несколько сот археологических лет, и в VI — VII веках кошка появляется в лесных краях — останки ее найдены при раскопках мерянского поселения вблизи Ярославля, а также в древнем Пскове. Приблизительно в это же время она объявляется в северо-западных краях — в Литве и Латвии. Археологи относят самые ранние находки прибалтийских домашних кошек к V — VIII векам н. э.

Затем, в VII — IX веках, кошка попадает в Старую Ладогу, в тот же период она была уже известна в Среднем Поволжье, а в X — XIII веках — в землях Древней Руси. Археологические находки ее отмечены в Новгороде, старой Рязани, Москве, Подмосковье, Киеве. А вот в древнерусском охотничьем городе Гродно, скрытом дремучими лесами с изобилием дикого зверя, домашняя кошка не была известна вплоть до XIII века.

Интересные находки сделаны при раскопках погребений X — XI веков в Ярославском Поволжье. Ученые вскрыли там около 600 курганов, из которых 200 выделялись одной особенностью — в них найдены останки жертвенных животных. И только в двух курганах из 200 (интересно', что оба раза это были женские погребения) найдены кошачьи кости.

История домашней кошки на Руси будет неполной, если не упомянуть еще о двух любопытнейших археологических находках. Одна из них сделана при раскопках старой Рязани — богатого древнего русского города, жестоко разоренного татаро-монголами в 1237 году и более не поднявшегося из пепла на прежнем месте. Здесь интересны не столько найденные в слоях XII века останки целой компании — семи кошачьих особ, сколько находка тонкой резной костяной пластинки в виде стилизованной кошки. Полагают, что некогда она могла украшать весьма ценную вещь — переплет рукописной книги. Пластинка обнаружена в жилище, которое ученые склонны считать домом-мастерской древнего мастера-костореза.

Любопытно, что манерой исполнения этот первый на Руси кошачий портрет напоминает русскую деревянную резьбу более позднего времени. Будто и затейливые львы на наличниках русских крестьянских изб XVI века резаны той же привычной рукой, что и древняя кошка на костяной пластинке из старой Рязани. Когда-то считалось, что такую манеру резьбы занесло на Русь с Запада вместе с книжными картинками, но вот находка столь древнего кошачьего портрета заставляет пересмотреть это мнение.

Другая необыкновенная находка относится к тем же суровым и драматичным временам нашей истории — разорению древнего Киева татаро-монголами в декабре 1240 года. Город погиб в огне, и лишь следы пожарищ встречаются при раскопках слоев того времени.

Целый комплекс обгоревших остатков жилищ разведан археологами в Киеве, все они сильно повреждены, но одно из них, самое интересное, к счастью, сохранилось лучше других. Найденные в жилище замечательные своей редкостью и назначением предметы — заготовки и осколки всевозможных поделочных камней — дали основание назвать его «мастерской художника».

Когда возник пожар, хозяев мастерской не было дома — запертый ими много веков назад уцелевший замок и по сей день крепко удерживает несуществующую дверь. Однако отлучились они не насовсем и даже не надолго, ибо внутри оставались многие ценные даже по нынешним временам вещи, но, главное, взаперти было оставлено живое существо — кошка. Тщетно пыталась выбраться она из огня, да так и погибла в горящем помещении — полуобгоревший скелет ее найден на полу мастерской.

Самое примечательное, что хозяйка кошки — мы даже знаем, что это была девочка, — не забыла о своей любимице и попыталась спасти ее. Неведомо как пробралась она сквозь пожар к своему дому — он был уже совсем рядом, но преодолеть последние метры ей не удалось. Девочка погибла у своего дома под обвалившимся горящим зданием. Подле жилища художника найден детский скелет, на руке у девочки сохранились три стеклянных браслета, а в кулачке, пожалуй, был ключ, рассыпавшийся в прах.

Столь же печальная участь постигла и другую кошку, обгоревший скелет которой найден позднее еще в одном хорошо сохранившемся жилище того же комплекса. Но то было совсем отличное от «мастерской художника» помещение. Остатки большого деревянного ларя и россыпь горелых зерен разных злаков на полу не оставляют сомнения в том, что там хранились запасы хлеба. И кошка, стало быть, погибла «на службе».

Кот Московского царя. Гравюра Голлара, 1661 год

Три гривны за кошку

Если отвлечься от романтики археологических находок и перейти, как говорят, к прозе жизни, то выяснится нечто неожиданное. Сугубо официальные документы Московской Руси говорят о том, что кошка представляла в былые времена весьма ценное имущество. И стоила она громадных денег.

В старину на Руси рублей и копеек еще не знали, а оценивали стоимость вещей и тяжесть проступков, противных закону, в гривнах, ногатах и кунах. Самой крупной, так сказать, купюрой служила гривна, которая представляла чаще всего слиток серебра весом около 205 граммов. Естественно, что пользоваться гривной при повседневных расчетах было примерно так же удобно, как стрелять из пушки по воробьям. Поэтому гривна могла делиться на более мелкие доли — либо на 20 частей (тогда они назывались ногатами), либо на 50 частей (в этом случае их звали кунами). Наименование более мелких долей гривны — куна — произошло от названия распространенных меховых шкурок — куньих, которые служили когда-то, еще до появления металлической монеты, деньгами на Руси.

Ногата, не говоря уже о гривне, представляла собой немалые деньги. В древнем Киеве при князе Ярославе сооружалась церковь, но работа шла не так проворно, как того хотелось бы князю. Тогда он приказал возвестить на торгу, что за работу будут платить по ногате в день, «и бысть, — как сообщает летописец, — множество делающих». Выходит, что ногата была суммой, весьма даже солидной для дневного заработка, которую мог себе позволить выплачивать лишь великий князь, да и то в исключительных случаях — строились ведь первые храмы только что крещеной Руси. Поросенок или баран стоил в те времена ногату, раб — 5 гривен, а за куну можно было даже скромно пообедать.

Не сохранилось прямых свидетельств того времени о цене, которую давали за кошку. Да это и не столь важно, ибо до нас дошел иной замечательный документ, в котором точно определена относительная ценность по тогдашним меркам и кошки, и собаки, да и всех других домашних животных Древней Руси. Это своеобразный свод законов, который историки называют «Правосудье митрополичье».

Он является одним из древнейших исторических документов на Руси, в котором упомянута кошка как домашний зверь. Она появляется в статье, определяющей наказание —денежный штраф — за хищение домашних животных.

Естественно, что величина штрафа зависела от ценности украденного животного и косвенно говорила о его стоимости. Вот какие штрафы взимались со злоумышленников — татей — в XIV веке за хищение живности и как соответственно ценились тогда домашние животные: «За голубя платить 9 кун, за утку 30 кун, за гуся 30 кун, за лебедя 30 кун, за журавля 30 кун, за кошку 3 гривны, за собаку 3 гривны, за кобылу — 60 кун, за вола 3 гривны, за корову 40 кун, за третьяка 30 кун, за лоныцину полгривны, за теля 5 кун, за барана ногата, за поросенка ногата, за овцу 5 кун, за жеребца гривна, за жеребенка 6 ногат». Каковы цены?!

А кошка оценивалась, таким образом, в три гривны — так же, как и незаменимый в крестьянстве вол. Кошка приравнивалась к трем резвым скакунам или к целому стаду баранов! Одна лишь собака ценилась еще столь же высоко. Чтобы заработать 3 гривны, даже при сказочном жалованье, положенном князем Ярославом строителям древней киевской церкви, надо было трудиться не разгибая спины два полных месяца.

Видимо, имелся свой крепкий резон у наших предков, отдавших первые по важности три места таким несопоставимым на сегодняшний взгляд животным. Одинаково незаменимы были они в крестьянском хозяйстве тех времен, выполняя каждый свою ответственную роль — вол был незаменим на хозяйственных работах, кошка охраняла хлеб, собака стерегла стадо и дарила счастливую охоту.

Статьи о наказаниях за хищения домашней живности есть и в других судебниках. Если сравнить такие статьи из более ранней по времени написания

«Русской правды» и созданного позднее «Правосудья митрополичья», то выяснится, что они совпадают. И тут и там указан тот же перечень животных, те же штрафы, за одним лишь исключением — в «Русской правде» отсутствует упоминание о кошке. Все другие животные есть, а кошки нет! Удивительный этот факт можно истолковать таким образом, что в XI веке кошка еще не являлась распространенным домашним существом, хищения ее были крайне редки и составляли скорее исключение, нежели правило.

Но уже к XIV веку она стала заметным деловым домашним животным. Первыми оценили кошку в этом качестве святые отцы и, дабы пресечь участившиеся хищения ценного зверя, поставили его под защиту подходящей статьи церковного свода законов. Но и тогда еще кошачье поголовье на Руси было невелико, о чем красноречиво свидетельствуют громадные размеры охранных штрафов.

Любопытно, что одной этой охранной статьи составителям «Правосудья митрополичья» показалось недостаточно. Ведь кошку могут не только украсть, но и запросто убить. Поводов для этого у простого люда тогда имелось немало. На редкостное создание смотрели косо. Кошка — животное подвижное и любознательное, с вредоносными и бесовскими повадками, шныряет по чужим погребам, чуланам да птичникам, а владеют ею лишь богатые дома. Все зло идет от них, так не грех и отплатить им.

И вот в судебник включается единственная в своем роде во всем русском законодательстве статья: «А кто собаку убьет, ли кошку — вины гривна, а собаку даст вместо собаки, а кошку — вместо кошки». Удивительно читать эти выполненные славянской вязью слова древнего закона, столь ревностно защищавшего обыденных в наши дни животных. Ничего подобного более на Руси не встречалось никогда. Невольно вспоминаются суровые законы Древнего Египта, каравшие смертью за убийство кошки, и средневековые указы принца Уэльского, бравшие под защиту это существо. Есть своя глубокая закономерность в таком уважительном отношении к домашней кошке в разных (но непременно земледельческих) краях на определенном этапе их истории.

Естественно, что такой дорогой предмет был не по средствам даже зажиточным людям, не говоря уже о бедняках. Поэтому первоначально кошка, как редкая диковина и своего рода полезный предмет роскоши, попадала лишь в богатые дома. Однако, принятая вначале с горячим интересом, она, похоже, быстро утрачивает расположение своих имущих боярских и княжеских покровителей и начинает постепенно «просачиваться» в круги победнее.

Такой внешне не показной зверь не мог, конечно, сравниться по своей декоративной привлекательности и производимому впечатлению с другими существами, составлявшими гордость какого-нибудь боярского дома. Бояре да князья любили удивлять и потешать гостей домашними медведями, сворой гончих псов, скакунами, охотничьими соколами или редчайшими тогда заморскими попугаями либо павлинами.

Их всех можно было показать в деле, чего никак нельзя сказать о кошке. Она блистает иными талантами и может быть достойно оценена лишь в сравнении с себе подобными. Да и трудно было ужиться этому независимому зверю взаперти, в тщательно оберегаемых боярских теремах, светлицах да хоромах.

В наше время обыкновенная кошка ничего не стоит. Тому, кто возьмет лишнего котенка, еще и спасибо скажут. И мы, избалованные этой всеобщей распространенностью привычного зверя, совсем забыли его истинную ценность. Бывают, однако, в истории редчайшие моменты, когда она возрождается на миг во всей своей первозданной весомости.

Блокадный Ленинград... Тяжкие испытания выпали на долю людей, но не менее страшными были они для зверья, всегда сопутствующего человеку в его городской жизни. В дневниковых записях писателя Л. Пантелеева о блокадной зиме 1941/42 года есть скупые строки об «осажденном городе... где вымерли все кошки и собаки. Где вымерли даже мыши и птицы». Люди выстояли. Выстояли, победили и фактически начинали жизнь снова. Среди больших и малых примет возрождения городской жизни, увиденных Л. Пантелеевым в январе 1944 года, была и такая: «Котенок в Ленинграде стоит 500 рублей. Вероятно, приблизительно столько же он стоил бы до войны на Северном полюсе». Если вспомнить, что зарплата, скажем, городского сторожа составляла тогда рублей 120, а килограмм хлеба продавался с рук за 50 рублей, то, может, и перетянут на весах истории эти ленинградские послеблокадные 500 рублей те невероятно щедрые 3 гривны, в которые оценивало кошку «Правосудье митрополичье».