И все же, каковы основные признаки именно масонского следа в русской истории? Когда и как проявились результаты деятельности этой тайной вольнокаменщической организации у нас на Руси и в чем они выражены?
«…правила государством за малолетством Иоанна великая княгиня Елена Васильевна до 3-го апреля 1538 года; в этот же день, в два часа дня, будучи в полном цвете лет, она неожиданно скончалась. Барон Герберштейн говорит, что ее отравили и этому, конечно, можно верить» [34] (с. 14).
Такими же загадочными выглядят как смерти жен Грозного Царя, так и смерти его сыновей. Очень сложно здесь не заподозрить злой умысел все той же тайной организации, чьи дела, собранные воедино, начинают уверенно высвечивать свою сопричастность к преступлениям этой черной секты.
А отравителям было — за что ненавидеть Грозного Царя:
«…в самом конце 1562 года государь собрал значительную рать, около 80 000 человек, с большим нарядом, то есть с осадными пушками, и совершенно неожиданно подошел к Полоцку, который был вслед за тем взят нами 15 февраля 1563 года; сидевший в нем польский воевода Довойна и латинский епископ были отосланы в Москву; наемные же королевские воины из иноземцев были щедро одарены Иоанном и отпущены домой; с горожанами он тоже обошелся милостиво; однако всех жидов приказал перетопить в Двине» [34] (с. 161).
Вот где корень возникновения тех историй, которыми его столько лет единоплеменники утопленных адептов хананейского вероисповедания и пытаются выставить каким-то страшным монстром. Однако ж Нечволодов эту мифологию, разработанную авдотьинскими «старцами» и старательно подхваченную в своих лживых виршах жидомасоном Карамзиным, категорически отрицает:
«…многие рассказы о жестокостях Грозного, как мы уже говорили, явно преувеличены» [34] (с. 154).
На самом же деле вот какая сложилась тогда обстановка:
«В январе 1580 Грозный созвал в Москве церковный собор и торжественно объявил ему, что Церковь и Православие в опасности, так как безчисленные враги восстали на Россию: турки, крымцы, ногаи, литва, поляки, венгры, немцы и шведы — как дикие звери разинули челюсти, чтобы поглотить нас…» [34] (с. 205).
А восстали они на Православное Царство все разом. И уж здесь не заметить кем-то очень тонко спроворенного сговора просто невозможно.
Однако ж если Петр лишь хватался за все разом, но ничего так к концу своего пьяного царствования и не доделал, то вот что сообщает о результатах царствования Ивана Грозного один из его оболгателей — англичанин Джером Горсей.
Царь:
«…построил за время царствования 155 крепостей в разных частях страны, установив там пушки и поместив военные отряды. Он построил на пустующих землях 300 городов…» [111] (с. 94).
А еще: взял Казань, Астрахань, присоединил Сибирь. То есть разорвал кольцо окружения нашей страны враждебными государствами. Это ли ни дела, за которые требуется совершивших их человека облекать славой и благодарностью потомков, а не площадной руганью за якобы присущие его поступкам жестокости, причем, слыша ему похвалу даже из уст его непримиримого врага?
Что поделать? Даже и враги бывают в своих суждениях об Иване IV достаточно объективны.
Француз Пьер Мартин де ла Мартимьер, например, побывавший в Москве в 1653 г., вот что сообщает об этом грозном для врагов нашего Отечества монархе:
«Народ его очень любил, так как этот государь правил милостиво и сурово наказывал бояр» [112].
И вот, после смерти Грозного Царя, новая серия заговоров уводит страну за грань выживания.
Но все опять заканчивается возвратом к исконно нашему виду правления — монархии. Пусть и не лучшим своими качествами монарх оказывается на престоле. А потому Держава, уже было окончательно уничтоженная, вновь встает на ноги, от всех своих многочисленных врагов ощетиниваясь засеками. А затем присущей лишь ей активной обороной подступает уже и к самому Крыму. Таким образом, вопрос о нашем физическом уничтожении снова снят с повестки дня. Но нам теперь хорошо известная тайная организация, по тем временам еще совершенно неведомая, вновь перешла к поиску путей агрессии, видимыми результатами которой стала так называемая никоновская церковная реформа.
И вот каковы ее причины. Все дело в том, что в царские покои члены тайной секты, объединяющей все религии, забрались в те времена достаточно основательно. Что и прослеживается в удивительно закономерной цепи отравлений престолонаследников. Это сильно бросается в глаза, а в особенности из-за того, что наряду с постоянно объявляемыми якобы больными, а потому и столь почему-то закономерно умирающими мальчиками (и это в течение сотни-то лет подряд!!!), все девочки оказываются на редкость здоровыми и живут (даже в темницах) до глубокой старости!
Вот, например, какова судьба девочек, рожденных Марией Ильиничной Милославской:
«Евдокия 1650–1712, Марфа 1652–1707, Анна 1655–1695, София 1657–1704, Екатерина 1658–1718, Мария 1660–1723, Феодосья 1662–1713» [114] (прим. к с. 114).
И это все притом, что мальчики в этом семействе умирают очень рано — в 2 года (Дмитрий), 3 года (Семен), 6 лет (Алексей). И если до 27 лет, вполне детородного возраста, как-то и умудряется протянуть хотя бы Иван, то удается это ему лишь после того, как его объявляют каким-то неполноценным (а может и сам он на это из страха за свою жизнь соглашается — лишь бы не трогали?).
Во всяком случае, Желябужский малоумным его вовсе не считает:
«А сперва он, великий государь, на царство не выбран для того, что очьми был скорбен» [113] (с. 263).
То есть подслеповат — только-то и всего. Но даже и уступив царство, все равно он не на много-то и пережил всех иных мальчиков своего семейства.
Девочки же, напротив, живут на удивление долго, а, значит, и имеют при этом просто отменное здоровье. Причем, даже в заточении: Софья прожила 47 лет (то есть умирает лишь тогда, когда ее детородный возраст заканчивается), Феодосья — 51, Марфа — 55, Екатерина — 60, Евдокия — 62, Мария — 63.
С чем такое удивительнейшее несоответствие долготы жизни различных полов этого семейства связано?
Пробуем разобраться в истории происхождения заказов на эти слишком явно кем-то проплаченные убийства мужской части семейства Романовых.
В 1654 г. в России объявляется спутник ересей и сект — чума. Плотно работающий под масонским руководством Алексей Михайлович (см.: [115], компьютерная версия [184]), что и понятно, от деятельности своих «справщиков» церковных книг, а на самом деле перекройщиков Русской Веры в какую-то новоизудуманную ересь, просто в шоке. Ведь чума, вместе с массой народа, может убить и его самого — главного покровителя этой вызвавшей чуму ереси! Что делать?
Вызывается устранить церковные неполадки только недавно вступивший в свою должность Патриарх. Причем, он и действительно, вопреки всем планам масонов, возложенных на царствование Алексея Михайловича, искореняет еще со времен Смуты столь кропотливо подготавливаемую врагами нашего Отечества реформацию Русской Церкви:
«В начале 1654 года состоялась передача печатного двора в ведение Патриарха [Никона — А.М.], который стал полновластным распорядителем на этом дворе за все время своего управления Русскою Церковью; все указы, направлявшие деятельность печатного двора, с этого времени исходили исключительно от имени Патриарха [116] (с. 41)» [117] (с. 91).
Такой резкий разворот в истории реформаторства Русской Церкви заказчиков смуты вовсе не устраивает. Потому с династией Романовых в среде заговорщиков масонов решают срочно заканчивать — Романовых масоны начинают со своего пути устранять.
А череда загадочных смертей начинается с супруги царя Алексея Михайловича. Помимо самой матери венценосного семейства, русской красавицы-царицы Марии Ильиничны Милославской, столь же странным образом умирают пятеро (пятеро!!!) ее сыновей. Однако же и у Петра оба мальчика, зачатые во грехе с блудной девкой, провозглашенной им впоследствии императрицей, весьма странным образом умирают почему-то достаточно тоже рано. Все же его девочки, не в пример мальчикам, также оказываются живучими на редкость. А потому эпоха «славных дел» смертью самого «преобразователя» отнюдь еще и не заканчивается.
Петр II, о котором советские историки и слова не сказали, царствовал всего три года. После чего от каких-то там якобы «излишеств», весьма невразумительных (это в 14-то лет!), так же, как и все прочие мужчины, скоропостижно вдруг заболевает и не менее скоропостижно умирает. И как все прочие, от подобной смерти умершие, «не оставив завещания»…
Однако все ж о причинах и этой странной смерти они тоже достаточно опрометчиво пробалтываются. Вот чем не угодил нами вскрываемой мировой тайной организации, судя по всему — масонской, этот молодой монарх:
«…Петр перевел двор из Петербурга в Москву (конец 1727 г.). Затем… Петр объявил себя противником преобразований Петра I, уничтожая созданные его дедом учреждения» [118] (с. 155).
Таким образом, город-кровосос должен был очень быстро зачахнуть и, за полной своей никому ненужностью, отмереть и от организма живого государства отвалиться, как засохший фурункул.
Но вот и еще какое злосчастье поджидало заграницу, как всегда консолидирующуюся вокруг питающих ее сил.
Архиепископ Ростовский:
«…вошел с предложением в Синод — издать новый закон, чтобы впредь ни один русский не вступал в брак с кем-либо другого вероисповедания, а всех, находящихся в таковом браке, до издания этого закона, развести. Члены Синода готовы были подписать этот закон…» [119] (с. 319).
Но заграница от такого оборота дела слишком многое теряла. Потому монарх, мирволивший предложениям такого вот антиинородного митрополита, столь странно рано и покинул этот мир.
А перед отравлением самого государя была отравлена его сестра Наталья. Вот как о неизбежности случившегося в своей депеше от 18 ноября мадридскому двору проговаривается посол Испании дюк де Лириа:
«Мне кажется, болезнь ее высочества вовсе не грудная, потому что у ней нет ни одного из симптомов чахотки. Я не могу выкинуть из головы, что ее болезнь, судя по ее медленности, происходит скорей от вероломства какого-нибудь тайного врага, чем от худого состояния легких. Если основательны мои подозрения, естественно думать, что те, кто захотели погубить великую княжну, не захотят, чтобы остался вживе и царь» [119] (с. 304).
И опасения испанского посла по части отравления после его сестры еще и самого монарха — подтвердились…
Вот, между прочим, что сообщает дюк де Лириа о впоследствии навязываемой версии «излишеств» в потреблении спиртного этим молодым монархом:
«В нем не было заметно никакой наклонности к каким-либо порокам, а пьянство, в то время общее, совсем не было по его вкусу» [120] (с. 227).
То есть все как и обычно: траванули, а затем подсунули первую же попавшуюся версию — пил, мол, гулял, а оттого и умер рано.
А вот кто мог подсыпать последние дозы яда, оказавшиеся смертельными.
В комнате Петра II, в момент его неожиданной смерти, судя по всему, могли находиться лишь:
«…Остерман да камергер Лопухин» [119] (с. 335).
Но их личные интересы (Лопухин был женат на лютеранке) были далеки от интересов Православной России, выходящей из тяжелейшего кризиса, организованного Петром I. Смерть монарха выглядит явно насильственной, чтобы этого можно было не разглядеть.
«Болезнь и смерть императора вызывали разные толки. В народе долго говорили, что он отравлен» [119] (с. 336).
И вот кто является среди наиболее вероятных заказчиков случившегося:
«…переворот, приведший на престол Анну, вызвал у Фридриха чувство живейшей радости; он за столом пил за здоровье Анны из большого бокала. Эта радость совершенно понятна: со смертью Петра II Россия превращалась почти в прусскую масонскую провинцию» [121] (с. 133).
А вот что говорится о сменившем Фридриха Великого в 1740 г. на Прусском престоле наследнике:
«…в четыре часа утра 15 августа 1738 года, был посвящен в масонство сын короля прусского Фридрих (3 июня 1740 года, всего через три дня по вступлении своем на престол, Фридрих заявит об этом приближенным, 4 июля прикажет секретарю берлинской Академии Форнею издавать в Берлине масонскую газету на французском языке — “Берлинский Журнал, или Политические и научные новости”, а 13 сентября, под своим покровительством, откроет ложу “Трех глобусов”, которая вскоре сделается “Великим Востоком” для всей Германии)» [119] (с. 359–360).
И вот откуда, как выясняется, черпал средства для своих нововведений этот масон:
«…Фридрих, будучи наследником, постоянно получал денежные субсидии от Бирона и Анны Иоанновны, что составляло большую тайну при дворе» [119] (с. 360).
Вот фрагмент письма саксонского посла Зума наследнику прусского престола, вскрывающего эти денежные поступления:
«Герцог курляндский, — писал Зум в одном из писем, в шифрованной переписке, — доставляет себе удовольствие, без всякого политического расчета, быть вам полезным, поэтому я продолжаю с ним устраивать заем, который вы смело можете принять от одной знатной дамы… Об этом деле знают только трое: герцог, дама (А.И.) и я. Напишите мне… шифрами сумму, которая вам нужна» [119] (с. 360).
А просто так, что и естественно, никто никого никогда излишками финансовых средств не баловал. То есть будущего масона на троне прикармливал масон же. Что выглядит естественным и более чем понятным.
Что известно о масонстве Бирона?
Ну, во-первых, имеются сведения о некой:
«…митавской масонской ложе» [119] (с. 359],
существовавшей там именно в период пребывания в этом городе герцогини Курляндской, Анны Иоанновны, и ее протеже — Бирона.
«Невозможно установить, кто принимал в масонскую ложу Эрнста-Иоганна-Бирона. Достоверно следующее. В 1726 году Петр Михайлович Бестужев-Рюмин, некогда обер-гофмейстер двора герцогини Курляндской и благодетель самого Бирона, писал: “Бирон пришел без кафтана и чрез мой труд принят ко дворцу без чина, и год от году я, его любя, по его прошению, производил и до сего градуса произвел” (Письмо приведено историком прошлого столетия Арсеньевым в книге “Царствование Екатерины”)» [119] (с. 360).
Вот кто руководил заговором при устранении Петра II.
Результаты этого масонского переворота, ознаменованные наступлением страшных времен, бироновщины, запомнились очень хорошо:
«Немцы, казалось, парализовали волю русских. Тех же, кто выказывал сопротивление, казнили, как Волынского, или же сажали на кол.
Воры рыскали по городу, совершая грабежи и убийства.
Казни становились столь привычным делом, что уже не возбуждали ничьего внимания, и часто заплечные мастера клали кого-нибудь на колесо или отрубали чью-нибудь голову в присутствии двух-трех нищих старушонок да нескольких зевак-мальчишек. В царствование Анны Иоанновны одних знатных и богатых людей было лишено чести, достоинств, имений и жизни и сослано в ссылку более двадцати тысяч человек» [119] (с. 387).
А вот весьма привычная картина тех дней, сообщаемая французом Мотрэ, чей труд вышел из печати в 1732 году:
«На этой площади я видел 18 человек, которых наказывали кнутом, в том числе двух молодых женщин примерно двадцатилетнего возраста, одна из них была уже наказана. Палач обошелся с нею в высшей степени безжалостно. После этого они были отправлены трепать и прясть коноплю на новую полотняную мануфактуру, основанную Петром I примерно в трех верстах отсюда, где голландцы обоих полов были поставлены управлять и учить русских делать… ткань на голландский манер» [102] (с. 229).
Таким образом, возвращались страшные времена Петра I, когда жизнь человеческая не стоила и алтына, а избежавшим смерти «счастливчикам» предстояло быть испоротыми в кровь палачами, и затем, с вырванными ноздрями, быть погребенными заживо в темницы, где до самой смерти теперь им предстояло трудиться на устроенных «дивным гением» фабриках, заводах и мануфактурах. И все потому, что на ином «топливе» эти «Петра творенья» просто не работали — ни один дурак на них, в свободной, в отличие от Запада, стране России, по своей собственной воле работать не шел.
Возвращались и допетровские времена, когда все та же секта расчищала будущему царю-антихристу дорогу:
«Удивительно умирали на Руси в ХVII веке: цветущие юноши могли умереть от печали, царевич Федор — от цинги (это при царском-то питании: “…от бывшей при детских его летах болезни скорбутики, или цинготной скорби, кончина” [123] (с. 364)), царевич Алексей — от недостаточно подвижного образа жизни…» [122] (с. 361).
Но все это лишь жалкие отговорки:
«Федор был болезненным, но по заключениям иноземных врачей, смертельными недугами не страдал» [50] (с. 360).
Но уж если и заграница выказывает свои сокрушения по поводу явно насильственной его смерти…
Да и сами мы на такую что-то уж слишком скоропостижную смерть не обратить внимания просто не могли. А потому:
«Среди стрельцов прямо говорили о его отравлении» [50] (с. 360).
Все это было выгодно сосланному в заточение еще Федором за уже произведенную попытку посадить на трон вместо него, старшего из трех братьев, младшего — Петра. Вся эта процедура была затеяна, но провалилась, Артамоном Матвеевым, чье масонство сомнения не вызывает.
Причем, попытка людьми Матвеева, то есть масонами, забраться в правители России, была повторена и после убийства Федора:
«Партия Нарышкиных превозмогла… Иоанн не был провозглашен царем» [125] (с. 110).
С подачи, между прочим, в том числе и патриарха. Он, чувствуется, вместе и с иными заговорщиками, настаивал, в обход старшего брата, на выборе:
«…умного царевича Петра» [124] (с. 295).
В возрасте, в момент его избрания за «великий ум», нашего третьеклассника, между прочим, еще не умеющего ни читать, ни писать…
И вот какими словами ответила царевна Софья на избрание так называемым «гласом народа» в цари десятилетнего, еще ни читать, ни писать к тому времени не научившегося, на редкость тупого подростка, черного и страшного Петра. Которого оставшиеся за кадром силы избрали на царство вместо законного престолонаследника — шестнадцатилетнего писаного белокурого красавца Ивана:
«…знайте, православные, что брат наш царь Федор Алексеевич отравлен внезапно злыми людьми; пожалейте нас сирых: у нас нет ни батюшки, ни матушки, а братьев и родственников отнимают. Наш брат Иван старший, а его не избрали царем…» [3] (с. 40]; [126] (с. 31–32).
И вот, между прочим, что сообщает Татищев в примечаниях на книгу Страленберга, изданную им в 1730 г. в Швеции:
«Что он о царе Иоанне Алексеевиче слабого состояния описует, весьма неправильно, взяв от других, равно ему неведущих. А что он в здравии… в зраке слаб был, оное безмерно. Но что ума онаго государя касается, то он, Страленберг, сам в любви к брату его величества и подданным ниже (с. 223), изъявляет, что не слабого, но довольного ума состояние значит (с. 426, № 66, к с. 219)» [105] (прим. 13 к с. 96).
То есть несостоятельность старшего царевича, Ивана, у которого тех времен семибоярщина исхитила трон, ввиду якобы его слабоумия, еще Татищев не признавал.
Так кто же оплатил столь щедро этот «глас народа», который позволил вновь собравшейся после смутных времен у руля управления страной «семибоярщине» объявить вместо законного взрослого наследника столь на редкость тупого и злобного, явно не русской наружности, мальчика?!
А спонсировались эти крикуны аккурат из самой Швейцарии, куда и отлучался периодически таинственно сказочно богатый обитатель Кукуевой слободы масон Лефорт. Он же тайный посланник в Россию масонского короля Вильгельма III Оранского. А возглавлял эту масонскую партию царедворцев, как и в момент попытки изъятия власти у Федора, масон Артамон Матвеев.
И вот каким боком уже он приходится к Петру, сыну Натальи Нарышкиной (или якобы ее сыну).
В доме Артамона Матвеева:
«…воспитывалась Наталья Кирилловна Нарышкина, будущая царица и мать Петра I» [127] (с. 4).
То есть она на царство была возведена масонами. Причем, подмена родившейся у нее дочери сыном Лефорта — действо вполне вписываемое в нами разбираемую взаимосвязь между масонами Москвы. Потому-то мама и могла распрекрасно «не заметить» не только то, что в ее люльке ребенок уж слишком не в меру черняв, но и то, что ребенок этот выглядит двухгодовалым…
И вот еще одна загадка истории: как же это якобы папа Петра, Алексей Михайлович, мог умудриться не заметить этой подмены, ведь с ним уже с самим расправятся отравители, когда Петру будет уже якобы 4 года (но, похоже, и все 6)?
А у него жена была на 5 лет его старше (такого вообще-то по православным канонам не должно быть: Адам был старше Евы). А умирает она своей странной смертью в 45 лет. То есть уже тогда, когда рожать детей больше не способна. А потому очень даже не лишена здесь здравого смысла версия, что отравлена она по настоянию самого монарха…
И что за мания заставляет Алексея Михайловича так категорично требовать от новой своей жены рождения исключительно сына? Ведь не прими он этого подкидыша Петра, у масонов пропадал бы сам смысл отравления его самого…
То есть в этой истории многое так и остается покрыто мраком.
Однако же что произошло, то и произошло. А потому масоны желают поставить на царствование Россией, в обход всех правил по престолонаследованию, своего ставленника — предполагаемого сына Лефорта — Петра.
Но русские люди, прекрасно распознав всю подоплеку дворцового переворота, поднимают бунт:
«Всего лишь через две недели после избрания Петра взбунтовавшиеся… стрельцы выступили на защиту “прав Ивана”» [124] (с. 297).
Они считали, что:
«..царь избран незаконно; не хотели верить, что Иоанн Алексеевич… отказался добровольно от престола; они утверждали, что причиною тому государственные изменники Нарышкины…» [125] (с. 112).
«Три дня, 15–17 мая, Москва была в их руках; много Нарышкиных и их сторонников были убиты» [124] (с. 297).
Страшен русский бунт. И в особенности, когда он направлен против тайных врагов России, неожиданно распознанных, а потому подлежащих уничтожению. Ими были схвачены и умерщвлены Артамон Матвеев и Михаил Долгорукий — главные в тот момент сановники захваченного масонами государства. Когда они появились для властного усмирения недовольных стрельцов, как они опрометчиво считали возмутившихся лишь из-за каких-то там денег им недоданных, а потому считали вполне возможным легко их купить богатыми посулами, тем и утихомирив, стрельцы вдруг:
«…закричали “вы изменники!” и схватили их, сбросили с лестницы к находившимся там стрельцам, которые приняли их на копья…» [125] (с. 113).
Все это происходило под лозунгом:
«да здравствует Царь Иоанн Алексеевич… Смерть изменникам!» [125] (с. 114).
«И кто им надобен сами, изыскав, убиваху» [128] (с. 83).
Однако ж всех изменников сразу прикончить им не удалось — многие успели попрятаться. А потому:
«Возвратясь, стрельцы начали требовать, чтобы им выдали других изменников и составили список, в котором было 46 человек, определенных ими на смерть; он начинался с Нарышкиных и Матвеева» [125] (с. 114).
Конечно же, никого им не выдали. А потому они поубивали всех тех, кто из данного списка попал им тогда под руку. Да, страшен русский бунт…
Однако же, после чисто по-русски учиненной расправы (без пыточных и дознания) над родственниками Петра, стрельцы:
«…провозгласили царем Иоанна Алексеевича, а царевну Софью — правительницею государства» [3] (с. 41).
Кстати, здесь вновь выявляются какие-то странные доброхоты, слишком явно опасающиеся, что окружающие трон масоны под пытками раскроют свои тайны. Вот пример в описании таковых Михаила Погодина:
«Данило среди пыток просил срока трех дней, обещаясь назвать тех, которые заслужили смерть больше, чем он» [126] (с. 57).
То есть обещал назвать заказчиков убийства царя Федора. Но вот, нам теперь на удивление, чем заканчивается эта сцена:
«Слова его записывались, но другие закричали “что его слушать”, разорвали запись, и потащили вместе с Нарышкиным на Красную площадь, подняли обоих на копья…» (там же).
Так что достаточно четко теперь прослеживается — кем же были эти самые другие, столь странным образом не только прервавшие рассказ о цареубийцах, но и уничтожившие все то, что о них уже было на тот момент записано.
А потому кары, примененные к партии отравителей, явились лишь полумерами, так как уже 26 мая боярская дума:
«…признала это избрание с тем, чтобы Иоанн Алексеевич, называясь первым царем, соцарствовал с братом своим Петром Алексеевичем. 25 июня оба царя были венчаны на царство» [3] (с. 41).
Почему?! Ведь это полностью противоречило обычаям Русской государственности, никогда в совей истории не имевшей подобного двоевластия!
И это является очередным доказательством деятельности тайной организации, раскинувшей свои сети в московском Кремле. Ведь это двоецарствие так и осталось единственным исключением из общего правила наследования:
«Больше в России не было случая одновременного правления двух царей» [118] (с. 147).
И такое случилось потому, что силы зла, даже под страхом физического своего уничтожения, от некогда задуманного гнусного злодейства лишь из-за временной своей неудачи отступаться вовсе не собирались.
О чем свидетельствует и побывавший в Московии тех времен чех Бернгард Таннер:
«…вот почему теперь у них два царя — один от народа, другой от знати» [129] (с. 129).
Знати, повторимся, запятнанной к причастию к масонству.
В том же ряду находится и убийство без какой-либо и тяги к дознанию, со стороны запятнанных в причастности к масонству бояр, на этот раз самого виновника всех вышеописанных волнений — начальника стрелецкого войска князя Хованского.
Когда дьяк Шакловитый прочел приговор:
«Ошеломленный старик, по прочтении обвинения, падает в ноги боярам, плачет… “…выслушайте меня, я расскажу вам, я открою, кто виноват, кто начал…”
Но с Верху в ту же минуту принесен строгий приказ ничего не слушать и исполнить приговор наискорее…» [126] (с. 88).
Так что не очень-то и стремились бояре тех времен, чтобы чьих-то посторонних ушей коснулась хотя бы часть правды о творящихся в тот момент каких-то темных никому из непосвященных непонятных разборках, которые в этот момент требовалось срочно упрятать навечно, убрав очередного или участника, или свидетеля масонского заговора.
Потому-то и до сих пор непонятно — почему соправитель Петра, царевич Иван, не был воспринят этой кликой в качестве единоличного правителя, а был объявлен каким-то уж особенно хворым. Потому скорая его смерть, не менее странная, чем и всех иных его родственников, естественно — мальчиков, никого к тому времени уже не удивила.
«От Милославской Алексей Михайлович имел пять сыновей и шесть дочерей: Евдокию, Марфу, Софью, Екатерину, Феодосию и Марию. Но мальчики как-то не жили в этой семье. Старшие сыновья Дмитрий и Алексей умерли при жизни родителей. В марте 1669 года умерла Марья Ильинична, за нею последовал царевич Симеон» [46] (с. 20).
Четвертым покойником стал царь Федор, а пятым — царь Иван.
«До 1682 года у Петра не было ни единого шанса стать царем» [46] (с. 22).
Но каменщики «работали» исправно. Потому наследник, являющийся в длинной череде братьев по старшинству лишь шестым:
«…Петр I стал царем…» [46] (с. 22).
И стал после более чем загадочных:
«…ранних смертей нескольких своих родственников и вследствие этих смертей» [46] (с. 22).
Кстати, и сам его этот странный папа, почему-то в упор так и не желающий замечать более чем явной подмены белого царевича черным взрослым ублюдком, тоже что-то не слишком и зажился:
«…в январе 1676 года Алексей Михайлович, пользовавшийся, по-видимому, хорошим здоровьем, скончался неожиданно» [130] (с. 165).
Но виновники в этих смертях отравительных, что подтверждает в своей саге на тогда случившееся и Сильвестр Медведев, были все же уличены:
«А боярина Артамона Матвеева, и Даниила дохтура, и Ивана Тутменша, и сына ево Данилова побили за то, что они на наше царское пресветлое величество злое отравное зелие, меж себя стакався, составливали. И с пытки он, Данило жид, в том винился» [128] (с. 97).
То есть отравители весьма многочисленного семейства Алексея Михайловича, исключая Петра — подкидыша — кукушкин выводок масонов, несмотря на все попытки боярской верхушки, как и действующей под их руководством подкупленной части бунтующих стрельцов, сокрыть масонский заговор, все же найдены. Главным среди них назван самый могущественный в стране боярин — масон Артамон Матвеев, а его главным соподельником, что также вполне в соответствии нами раскрываемому заговору, — Данило жид. То есть и этот заговор, сам того не ведая, Сильвестр Медведев именует жидомасонским.
Библиографию см. по:
Слово. Том 23. Серия 8. Книга 4. Реки вспять
Комментарии (0)