В XVIII столетии русские путешественники добыли немало ценных сведений о Сибири, жителях Дальнего Востока и Крайнего Севера. XIX век – время проникновение европейцев в доселе закрытые древние регионы Евразии – Тибет и Центральную Азию. И здесь российские исследователи вновь оказались одними из первых.
Самарканд, Бухара, Коканд, Шемахан, загадочная и прекрасная Персия – сами названия звучат как восточная сказка. Легендарные города с высокими минаретами, фруктовыми садами и прохладными фонтанами среди раскаленного полдня, знаменитые на весь мир медресе, обсерватории, дворцы и восточные базары; верблюды, нагруженные шелками, пряностями и самоцветными камнями. Но к XIX веку практически ничего из этого не осталось. Когда-то великие и блестящие царства потеряли былую значимость. Отмирание торговых путей, некогда соединявших Азию с Европой, обескровило и практически убило регион, по-прежнему живший в глубоком Средневековье. Разумеется, в XIX веке огромные и полузаброшенные территории, граничащие с империями Нового времени, не могли рассчитывать на то, что их оставят в покое. Так и случилось. Средняя Азия стала полем Большой игры между Англией и Россией.
Но для того чтобы вести какие-нибудь действия, сначала нужно было собрать достаточную информацию, а вот её как раз и не хватало. И получить её – порой значило рисковать жизнью. Эмир Бухары, например, казнил европейцев, пытавшихся проникнуть на его территорию, в Джунгарии европеец по умолчанию считался шпионом и должен был быть обезглавлен.
Про учёных, рисковавших заглянуть в Среднюю Азию, можно писать настоящие приключенческие романы. Так, Арминий Вамбери, венгерский лингвист, под видом дервиша совершивший своё легендарное путешествие в Бухару, неоднократно бывал на волосок от смерти и только чудом (и благодаря необыкновенному самообладанию) сумел остаться в живых. А вот немцу Адольфу Шлагинвейту вернуться из экспедиции в Кашгар не удалось: он исчез – и целый год о нём ничего не было известно.
В 1858 году в России была организована разведывательная экспедиция в те края, замаскированная под купеческий караван, её возглавлял двадцатидвухлетний казах Чокан Валиханов, учёный этнограф и кадровый российский офицер. Валиханову удалось узнать о судьбе немецкого исследователя: Шлагинвейту отрубили голову под стенами города. Центральная Азия, в общем, оставалась терра инкогнита.
Русское географическое общество
Тем не менее этот регион привлекал к себе настойчивые взгляды не только учёных, но и государственных мужей. В Средней Азии рос хлопок. В Бухаре производили шёлк. Кроме того, на Востоке открывались сказочные возможности для купцов: огромный рынок сбыта. Сто лет тому назад Россия отчаянно осваивала Крайний Север и Сибирь, сейчас же интересы империи с Дальнего Востока перенеслись на Восток, куда менее дальний, но почти так же недоступный. Требовались серьёзные инвестиции, организация экспедиций, карты, научные описания региона.
Мемориальная табличка РГО
Но государственный бюджет уже не мог полностью взять на себя расходы по обеспечению масштабных исследований, сравнимых с Камчатскими экспедициями. И здесь нельзя не сказать о Русском географическом обществе, появившемся в 1845 году. Главной его задачей значился сбор достоверных географических и статистических сведений – как по вопросам общей географии, так и по вопросам внутренней. Географическое российское общество вело широчайшую деятельность: издавались труды по географии, этнографии, путевые заметки и экспедиционные отчеты, выпускались и заново уточнялись карты, снаряжались экспедиции.
Общество щедро спонсировалось меценатами, так, купец Платон Голубков пожертвовал огромную сумму – 22 000 р. на издание карты Азии и на перевод и издание научных исследований по землеведению в Азии. Покровителями и участниками Общества были члены царской семьи. Благодаря трудам и авторитету Русского географического общества были организованы экспедиции Пржевальского, Козлова, Семенова-Тян-Шанского и многих других.
«Война теней»
В XIX веке сонная и отсталая Средняя Азия внезапно вызвала яростный интерес двух больших империй – России и Британии. Британия ревниво охраняла жемчужину своей короны – Индию – и не могла забыть, как Павел I совместно с Наполеоном Бонапартом всерьёз обдумывали мысль о совместном ударе, имевшем цель отнять у Англии её Индийские владения. Любые действия русских в направлении, могущем привести к Индии, воспринимались Лондоном очень болезненно.
Тем не менее Россия упорно старалась продвигаться на восток, хотя и не торопилась вступать с Британией в открытый конфликт. Между Англией и Россией возникли сложные отношения, которые не без основания называли Большой игрой или «войной теней». И при этом неписаные правила этой «игры» предусматривали строгую сдержанность. Открытых вооружённых русско-английских конфликтов почти не было: в основном оружием пользовались, чтоб приструнить пограничные территории, одёрнуть колеблющихся союзников, силой добиться лояльности от третьих сторон и т. д.
В иных случаях действовали тоньше: дипломатия, анализ действий противника – и на основе тщательного обдумывания – максимально неожиданный для него ход. Не брезговали провокациями, подкупом, дезинформацией. Ключевыми фигурами стали не солдаты, а разведчики, основной ценностью оказалась информация, подтверждённые и актуальные сведения, добытые нужными людьми.
Хотя это не афишировалось, Русское географическое общество поддерживало самые тесные связи с Генеральным штабом, фактически выполняя его заказы. Многие члены общества напрямую относились к Генштабу. Так, например, Н. Пржевальский отправлял один отчёт о своих экспедициях в ИРГО (и там речь шла о географических наблюдениях), а второй – в Генеральный штаб. Картография, съёмка местности, оценка водообеспечения территории, сложности рельефа, поиски прохода в ущельях и горных массивах, отмеченные места возможной концентрации войск противника – все эти сведения были крайне важны как для научных, так и для военных целей. Этнографические же наблюдения могли включать и такие аспекты, как, например, отношение к китайцам и китайской армии, наблюдения за проникновением зарубежных эмиссаров на данную территорию и так далее.
Петр Семёнов-Тян-Шанский. Организатор науки
Если начать перечислять все заслуги этого человека, окажется трудно определить, кто же он на самом деле. Ботаник? Географ? Статистик? Государственный деятель? Ответить нетрудно: гармоничная и могучая личность этого ученого слила воедино и чудесным образом объединила все его дарования.
С детских лет увлекшись ботаникой, он в результате защитил по ней диссертацию. Окончив школу военных прапорщиков, Петр Семёнов поступил в Санкт-Петербургский университет на естественное отделение и через четыре года, выдержав экзамены на степень кандидата, в том же 1849 году стал действительным членом Императорского русского географического общества.
П. П. Семёнов-Тян-Шанский
Семёнов проработал в нём 65 лет, и «семёновский период» – время, когда он руководил ИРГО (с 1873 г. до самой своей кончины), – считается наивысшим расцветом организации. А пока что вчерашнему студенту доверили осуществить перевод и составить комментарии и дополнения к фундаментальному труду немецкого ученого-ираниста К. Риттера «Землеведение Азии» – той самой книги, которую заказал и проспонсировал Голубков.
За 30 лет с тех пор, как Риттер опубликовал её, наука шагнула вперед, были добыты новые сведения – и их предстояло добавить в издание. Молодой учёный блестяще справился с этой задачей, при этом «заразился» Азией и конкретно Тянь-Шанем, куда не ступала нога европейца. Он на три года отправился в Берлинский университет повышать квалификацию – и при этом всесторонне подготовиться к сложнейшей и многоплановой экспедиции в Среднюю Азию.
В 1856 году экспедиция состоялась. Кстати, одним из открытий, имевших огромное научное значение, было, что в Тян-Шане нет действующих вулканов. Был собран богатейший энтомологический, ботанический и геологический материал, проведены уникальные наблюдения, в том числе этнографические. Блестяще проведённая экспедиция поставила Семёнова в один ряд со светилами географии, всемирно известными учёными.
В 1906 году, через 50 лет после этого выдающегося путешествия, император Николай II специальным указом разрешил учёному и всему его нисходящему потомству присоединить к своей родовой фамилии приставку Тян-Шанский в ознаменование заслуг перед Отечеством. Впрочем, количество орденов, медалей и наград (и не только российских), которыми был отмечен учёный, весьма внушительно.
Любовь к Азии Семёнов-Тян-Шанский пронёс через всю жизнь – и хотя сам больше не возвращался в Тянь-Шань, он был вдохновителем массы экспедиций, хлопотал, добивался, согласовывал, – немало путешественников и учёных считали Петра Петровича своим добрым гением.
Россия. Полное географическое описание нашего отечества. Настольная и дорожная книга для русских людей
Как истый русский учёный, он болел сердцем за Отечество, не щадя для него ни сил, ни трудов. Пётр Петрович Семенов-Тян-Шанский принимал участие в Комиссии по освобождению крестьян от крепостной зависимости, занимался строительством железных дорог, участвовал в Комиссии по полицейской реформе; как один из лучших российских специалистов по статистике организовывал Всероссийскую перепись населения и лично вместе с сыновьями разносил опросные листы по Васильевскому острову, где жил. В качестве специалиста он принимал участие и в работе Комиссии для пересмотра Европейского таможенного тарифа, и в обеспечении народного продовольствия и развития местных промыслов на Крайнем Севере, а во время Русско-японской войны был членом Особого совещания по обеспечению судьбы осиротевших детей офицеров и нижних чинов. При этом активно интересовался энтомологией (после его смерти сын учёного передал в Зоологический музей коллекцию жуков, насчитывающую 700 000 экземпляров), искусством – собранная им коллекция голландской живописи XVII века теперь находится в Эрмитаже.
Николай Пржевальский. Военный отшельник
В Санкт-Петербурге, в Александровском саду, что рядом с Адмиралтейством, стоит необычный памятник необычному человеку. С высоты спокойно глядит на Петербург бюст военного в мундире. Гранитный постамент напоминает скалу, а у подножия, на отполированной плите, лежит оседланный верблюд с лохматыми горбами и гордо поднятой головой, любимец петербургской детворы. Каждый петербуржец знает: это памятник Николаю Михайловичу Пржевальскому.
Путешественник и исследователь родился под Смоленском, по окончании гимназии, в 1855 году, поступил в военную службу и довольно быстро стал офицером. Офицером он был нетипичным: при большой личной храбрости оставался нелюдимым, предпочитая шумным компаниям охоту, орнитологию и собирание гербариев. Через пять лет Пржевальский поступил в Николаевскую академию Генерального штаба – высшее учебное заведение для военных. За свой труд «Опыт статистического описания и военного обозрения Приамурского края» в 1864 году он был избран действительным членом ИРГО и, конечно, не мог не привлечь внимания Семёнова.
Н. М. Пржевальский
Он мог бы и дальше оставаться кадровым военным или же преподавателем истории в Варшавском юнкерском училище, но Пржевальскому на роду было написано стать путешественником, разведчиком. Преподавая будущим военным историю и географию, он методично и упорно изучал зоологию, ботанику, читал историю африканских путешествий – словно готовясь к будущему. Сам он о себе говорил так: «Как вольной птице трудно жить в клетке, так и мне не ужиться среди «цивилизации», где каждый человек, прежде всего, раб условий общественной жизни. Но простор пустыни – вот о чем я день и ночь мечтаю. Дайте мне горы золота, я за них не продам своей дикой свободы».
Не удовлетворившись респектабельной и размеренной жизнью уважаемого преподавателя, автора учебника географии, Пржевальский добился перевода в Восточную Сибирь, а там уже П. П. Семёнов выхлопотал для него двухгодичную служебную командировку в Уссурийский край с наказом изучить местную флору и фауну. Пржевальский, человек военный, подошёл к делу основательно. Он собрал более 300 видов растений, изготовил несколько сотен чучел птиц (препарировать животных он предпочитал собственноручно), и при этом совершил ряд открытий, впервые описав несколько видов.
Когда в 1870 году ИРГО подготовило экспедицию в Центральную Азию, возглавил её Пржевальский, к тому времени уже заслуживший доверие и уважение коллег по ИРГО. Это было трудное и ответственное путешествие. С помощником и двумя казаками Пржевальский пересёк пустыню Гоби, направляясь к Пекину, проследил течение реки Хуанхэ и двинулся через пустыню Алашань.
Экспедиция продолжалась три года, путешественники производили съёмку местности, составляли карты, описывали всё, что встречалось им на пути. За три года они преодолели 11 700 км. Дневники свои Пржевальский вёл не столько как учёный, сколько как отличный очеркист, наделённый и юмором, и цепким точным взглядом, так что неудивительно, что книга «Монголия и страна тангутов», которую он написал по возвращении, стала бестселлером.
Среди учёных Пржевальский пользовался заслуженным авторитетом, среди военных – тем более, а для широкой публики он превратился в идеального рыцаря-путешественника. Возвращаясь из дальних странствий, он предпочитал сразу же отправляться в свою усадьбу, по возможности избегая общества, шума, суеты, и в уединении работал над книгами, статьями и отчётами.
За первой экспедицией последовала вторая и третья. Так были изучены Тибет, Монголия и Китай, открыто множество новых видов животных, птиц, пресмыкающихся – в том числе знаменитая лошадь Пржевальского, а также рододендрон Пржевальского и медведь-пищухоед.
Лошадь Пржевальского. Рисунок В. Роборовского
Пржевальский был твёрд в своих правилах: выбирал спутников исключительно среди военных, поэтому в его отряде всегда была железная дисциплина. Кроме естественного корпоративного доверия военного к военному и особенностей организации экспедиций, это было вызвано тем, что научному разведотряду приходилось принимать участие в нешуточных переделках. Места, где пролегал маршрут экспедиций, были опасными – неподготовленный человек имел мало шансов справиться. А военные гарантированно умели обращаться с оружием и имели необходимую закалку. Своеобразным рекордом Пржевальского стало и то, что в своих сложных и опасных походах он старался избегать ЧП – и несмотря на то, что путь его пролегал по местам достаточно экстремальным, он не потерял ни одного спутника, хотя отряду приходилось принимать участие в прямых стычках с местным населением.
Знаменитый путешественник не создал семьи, избегал женщин, считая их трещотками и пустышками. Тем не менее ходят упорные слухи, что именно Пржевальский был настоящим отцом Сталина, поскольку бывал в Гори, где жила Екатерина Геладзе, будущая мать Иосифа Виссарионовича, между вторым и третьим своим путешествием. В качестве доказательства приводится, как правило, особая благосклонность, которую Сталин питал к Пржевальскому: золотая медаль, фильмы о жизни путешественника, но самое главное – необъяснимое сходство, почти родственное. И хотя доводов против больше, чем «за», слухи не утихают.
Умер Пржевальский в 49 лет, во время своего пятого путешествия. Смерть его была до обидного нелепой. Купаясь в реке Кара-Балта, он, вопреки собственным строжайшим запретам, глотнул воды и заразился брюшным тифом. Похоронили великого путешественника на берегу озера Иссык-Куль.
Пётр Козлов. Осуществлённая мечта
История Петра Кузьмича Козлова одна из тех, которые показались бы неправдоподобной выдумкой, если бы не были правдой. Сын небогатого торговца скотом, в жизни он мог рассчитывать только на самое скромное место. Денег на обучение в доме не было, поэтому после третьего класса городского училища мальчика отдали на местную пивоварню в ученики к конторщику.
Подросток зачитывался книгами о путешествиях, и его кумиром, разумеется, был Пржевальский, но мечты должны были остаться мечтами. Через много лет Пётр Козлов вспоминал: «Тот день я никогда не забуду, тот день для меня из знаменательных знаменательный. Ведь так недавно ещё я только мечтал, только грезил, как может мечтать и грезить мальчик под сильным впечатлением чтения газет и журналов о возвращении в Петербург славной экспедиции Пржевальского... мечтал и грезил, будучи страшно далёк от реальной мысли когда-либо встретиться лицом к лицу с Пржевальским... И вдруг мечта и грезы мои осуществились: вдруг, неожиданно, тот великий Пржевальский, к которому было направлено всё мое стремление, появился в Слободе, очаровался её дикой прелестью и поселился в ней...»
П. К. Козлов
Убедившись в том, что юноша всерьёз мечтает стать путешественником, Пржевальский взял его под свою опеку, лично занимался его развитием, отработкой необходимых навыков, заставил закончить среднюю школу, поступить в военное училище ¬– в противном случае шансы Козлова попасть в его следующую экспедицию были бы равны нулю.
Первая экспедиция (1883–1885 гг.) в Северный Тибет и Восточный Туркестан стала для молодого исследователя настоящей школой жизни. Он многому научился, многое пересмотрел. Но без Средней Азии уже себя не представлял. Во второй экспедиции он испытал настоящее горе, похоронив своего покровителя и друга.
После этой экспедиции в ИРГО пересмотрели свои взгляды на Козлова: он проявил себя настоящим географом и закалённым исследователем, а не просто «птенцом Пржевальского». В третью экспедицию – по исследованию района горного хребта Нань-Шань и северо-восточного угла Тибета – Козлов пошёл под руководством бывшего старшего помощника Пржевальского В. Робровского. Молодой учёный получил самые широкие полномочия и большую часть времени выполнял задание отдельно от основного отряда. После серьёзной болезни Робровского командование походом принял на себя Козлов, он же написал отчёт о проделанной работе.
В следующей экспедиции, Монголо-Тибетской, он уже был начальником. За это путешествие П. К. Козлову была присуждена Золотая медаль Русского географического общества. И хотя попасть в Лхасу Козлову не удалось, он установил довольно тёплые отношения с далай-ламой. Стоит ли говорить, что всё, что было связано с Тибетом, было также напрямую связано с разведывательными дуэлями Большой игры?
Но наибольшую славу принесла ему пятая экспедиция, во время которой он исследовал в песках Гоби развалины города Кара-Хота и открыл богатейший археологический материал, а кроме того – бесценное сокровище: библиотеку на неизвестном языке, впоследствии оказавшимся тангутским. Потерянное и забытое государство тангутов Си-Ся было разрушено Чингисханом в XIII веке. Ни в одном музее мира не было литературы на тангутском языке. Расшифровать его оказалось возможным, поскольку среди найденных книг обнаружились тангутско-китайские словари.
В 1886 году Козлов по просьбе Фридриха Фальц-Фейна, энтузиаста-биолога и создателя заповедника Аскания-Нова, добывает в Монголии и привозит в Асканию лошадей Пржевальского. На просторах Аскании впервые в мире эти уникальные животные начали плодиться под присмотром людей. Их популяция была спасена.
Кочевники-тангуты. Из архива экспедиции П. К. Козлова
Шестое путешествие Козлова в Северную Монголию было организовано уже Советским правительством, став последней экспедицией учёного. Но она тоже увенчалась большими открытиями: были обнаружены гуннские погребения 2000-летней давности. А в горах Восточного Хангая была открыта усыпальница 13 поколений потомков Чингисхана. Вернувшись в Россию, Козлов с женой, орнитологом Елизаветой Владимировной Козловой, жили в Старой Руссе, где Пётр Кузьмич занимался с юными натуралистами, обучая их, как когда-то его самого учил Пржевальский, сбору коллекций, точному научному определению животных и растений, препарированию птиц и зверей. До самой своей смерти старый учёный читал лекции по всему Союзу, его перу принадлежит более 60 книг.
Григорий Грум-Гржимайло. Вначале были бабочки
Семейство Грум-Гржимайло подарило Родине многое. Младший брат Григория Ефимовича, Владимир, – инженер-изобретатель, металлург, посвятивший жизнь созданию и разработке пламенных печей. Отец их был специалистом по выращиванию табака и сахарной свёклы. А известность путешественнику Григорию Груму-Гржимайло принесли… бабочки.
В университете упорный и талантливый студент написал работу о бабочках Среднего Поволжья. Энтомологи – это довольно спаянный и не слишком большой мир. Другой любитель и знаток бабочек высоко оценил работу студента и предложил ему экспедицию на Памир и в Среднюю Азию, только с одним условием: всё надо было делать быстро. Щедрым знатоком был великий князь Николай Павлович.
Рисунок Г. Грум-Гржимайло
Экспедиция по Памиру решила дело. Грум-Гжимайло не вернулся к предполагаемой жизни кабинетного учёного, причём не вернулся в буквальном смысле: он остался на зиму в Средней Азии, чтобы с началом весны, не теряя драгоценного времени, продолжить сбор энтомологического материала. Новое путешествие было спланировано из Самарканда в район Бухары. Попечительством Русского географического общества учёному были предоставлены 11 конвойных казаков и 2 препаратора, а также придан военный топограф штабс-капитан Г. Е. Родионов.
Из экспедиции Грум-Гржимайло привёз множество прекрасных рисунков бабочек, этнографических наблюдений – и вскоре уехал опять. Спустя ещё три года он снова вернулся в суровые и загадочные края. Монголия и Тибет приковали к себе сердце исследователя.
До самого конца своих дней исследователь работал не покладая рук. Смерть застала его уже очень больным, не встающим с постели – и в это время Грум-Гржимайло писал статью «Китай» для Большой советской энциклопедии.
Николай Миклухо-Маклай. Человек с Луны
Николая Николаевича Миклуху-Маклая многие в научном мире, да и сам он, считали донкихотом, одиночкой, мятежником, органически восстающим против авторитетов и дисциплины. А вот папуасы, среди которых он жил столько времени, относились к нему как к богу и называли Человеком с Луны, «белым папуасом», своим легендарным предком.
Н. Н. Миклухо-Маклай
День рождения Миклухи-Маклая, 17 июля, – профессиональный праздник этнографов. С детства будущий исследователь выбивался из коллектива, в школе учился неважно – из-за прогулов и болезней несколько раз оставался на второй год. Из университета его отчислили, обвинив в участии в студенческих беспорядках. Образование молодой Миклуха (тогда ещё не Маклай) получал в Германии – то в Гейдельберге, то в Лейпциге, то в Йене, а после возвращается в Россию. Этнограф, антрополог, биолог и географ, он два года в одиночку, если не считать пары слуг, живёт среди папуасов Новой Гвинеи, устанавливает с ними контакт, несмотря на сложности и опасности такой жизни. Он восстал против популярной тогда теории, что темнокожие расы – это «переходный этап» от обезьяны к человеку разумному, отчаянно возмущался и воевал против работорговли и унижения папуасов, которых постепенно стал воспринимать как тех, кого ему нужно защищать и беречь от жадных посягательств европейцев.
Всю жизнь Миклухо-Маклай страдал от безденежья, порой доходящего до прямой бедности, а также от слабого здоровья. Приступы малярии жестоко мучили его, он был подвержен постоянной угрозе невралгии, язвы на его ногах открывались при переутомлении и переохлаждении.
Но проблемы со здоровьем его не останавливали. Его методы работы всегда были на грани экстрима – и иногда чуточку за гранью. Миклухо-Маклай, например, мог устроиться в городскую больницу в Бразилии (медицину он изучал в Йене), чтобы иметь возможность беспрепятственно осматривать чернокожих пациентов, а наиболее интересных фотографировал в трёх видах и пяти позициях. Он приобрел у начальника тюрьма в Талькауно более 200 фотографий заключенных с историями их преступлений, чтобы установить связь между формой черепа и характером правонарушений. Однажды Маклай заинтересовался, что происходит с курильщиком во время опьянения опиумом, и с помощью доктора Клосса провёл жестокий эксперимент на себе, почти критически превысив норму и отмечая все физиологические и прочие изменения, происходившие с ним, по минутам. На полученном материале был написан физиологический очерк «Испытание курения опиума». Не зная языка, не имея практически никаких сведений (потому что их просто не было), он поселился рядом с деревней папуасов – и провёл там два года. Не имея возможности получать от него никаких сведений, на родине его сочли умершим и даже опубликовали соответствующую статью.
Когда Миклухо-Маклай вернулся в Россию, он почти отвык от русского языка, по свидетельству очевидцев, долго подбирал слова, переходя на немецкий или английский, говорил вяло и невыразительно, но на его лекции собирались огромные толпы народа. Кстати, покидая своих папуасов, он собрал старейшин и наказал им прятать женщин и детей при приближении европейцев, заклинал быть осторожными и обещал вернуться к ним.
Н. Миклухо-Маклай с папуасом Ахметом
Николай Николаевич представил правительству развёрнутый план по колонизации берега Новой Гвинеи, строительству морских станций и поселений – при сохранении Заповедника папуасов. Эти планы были отвергнуты, но зато Александр II финансировал продолжение исследований и издание трудов Миклухи-Маклая.
Второе путешествие исследователя было куда короче, потому что здоровье исследователя решительно сдало. Маклай был совершенно вымотан, колоссальное перенапряжение дало о себе знать. Император спонсировал переезд Маклая вместе с женой и детьми из Австралии в Россию, но очень скоро учёный умер. Позднейшие исследования показали, что причиной смерти неутомимого труженика, скорее всего, была раковая опухоль головного мозга. Россия не оставила без помощи жену и детей Маклая, который за всю свою жизнь не скопил ни копейки. Пенсия выплачивалась им через русское консульство (поскольку Маргарет Маклай с детьми пожелала вернуться в Сидней) до 1917 года.
Труды Н. Н. Миклухо-Маклая долго не издавались, сам ученый был практически забыт, превратившись в некий образ чудака-индивидуалиста, но наконец справедливость восторжествовала. Сейчас Человек с Луны (или «человек с кожей цвета Луны», как, пожалуй, правильнее переводить его прозвище) – один из наиболее известных в народе и любимых российских учёных-путешественников.
Марина Богданова
Комментарии (0)