Мы так часто слышим фразу – победа далась слишком дорогой ценой (одна на всех – мы за ценой не постоим), – что даже и не задумываемся над её смыслом. В нашем представлении цена – это 27 миллионов человеческих жизней. Однако у любой войны есть и цена в прямом смысле слова.
2 триллиона 569 миллиардов рублей – ровно столько стоила советской экономике Великая Отечественная Война; число огромное, но точное, выверенное ещё сталинскими финансистами.
Самая масштабная в мировой истории битва требовала столь же гигантского финансирования; но денег брать особо было не откуда. Уже к ноябрю 1941 года были оккупированы территории, где проживало около 40% всего населения СССР. На их долю приходилось 68% производства чугуна, 60% — алюминия, 58% — выплавки стали, 63% — добычи угля.
Правительству опять пришлось включать печатный станок; но – не в полную силу, дабы не провоцировать и без того дикую инфляцию. Количество запущенных в оборот новых денег выросло за годы войны в 3,8 раза. Это, вроде бы, и немало, хотя нелишне будет напомнить, что во время войны другой – Первой мировой – эмиссия была в 5 раз больше: 1800%.
Даже в таких суровых условиях власть старалась жить не только сегодняшним, но и завтрашним днём; война рано или поздно закончится, надо думать о будущем экономики…
Немного отвлечёмся. Переживающая тяжелые времена экономика – всё равно, как мучающийся с перепоя организм. Вброс наличности – тот же утренний опохмел. Он откладывает развязку, но усугубляет её. Понятно, потом будет только хуже; зато на какой-то период мучения отступят.
Далеко не каждый властитель найдёт в себе силы разорвать этот порочный круг. Отказ от опохмела чреват людским недовольством; а вот обратное – вызывает как раз народное умиротворение. Не надолго; до следующего похмельного утра. Так начинается запой…
В этом смысле – Сталину было проще; он не привык заигрывать со своими подданными. Да и война – оправдывала любые тяготы; тем более, что добрую часть экономического бремени власти переложили на плечи народа.
Сразу после нападения Гитлера гражданам запретили снимать со сберкнижек более 200 рублей в месяц. Были введены новые налоги и остановлена выдача ссуд. Повышены цены на алкоголь, табак и парфюмерию. У населения прекратили принимать облигации государственного выигрышного займа, одновременно обязав всех рабочих и служащих покупать облигации займов новых, военных (всего их было выпущено на 72 миллиарда рублей).
Отпуска – также были запрещены; компенсации за неиспользованный отпуск поступали на сберкнижки, но до конца войны получать их было нельзя.
Сурово, ничего не скажешь. Но по-другому поступить, наверное, было нельзя; в результате все 4 года войны госбюджет на одну треть формировался за счёт средств населения.
Но Сталин не был бы самим собой, если б не думал при этом на несколько шагов вперёд.
В 1943-м, когда до победы оставалось два долгих года, он поручил наркому финансов Звереву подготовку будущей послевоенной реформы. Работа эта велась в обстановке строжайшей секретности, полностью знали о ней только два человека: Сталин и Зверев.
У Сталина был удивительный, просто звериный нюх на толковые кадры; очень часто наверх он выдвигал людей, не успевших ещё толком себя проявить. Бывший рабочий «Трехгорки» и командир кавалерийского взвода Зверев – из их числа. В 1937-м он работал всего-навсего секретарем одного из райкомов Москвы. Но у него было высшее финансовое образование и опыт профессионального финансиста. В условиях дикой нехватки кадров (кресла освобождались почти ежедневно) этого оказалось достаточно, чтобы Зверев стал сначала зам.наркома финансов СССР, а спустя 3 месяца уже наркомом.
Как и все хорошие бухгалтера, был он очень упёртым и неуступчивым. Зверев осмеливался перечить даже Сталину. И вот – показатель отношения; Вождь не только спускал это, но и частенько с наркомом своим соглашался.
Имя Арсения Зверева сегодня известно разве что узкому кругу специалистов; в числе творцов победы оно никогда не звучит. Несправедливо это.
Война – это ведь не только выигранные сражения и битвы. Без денег любая, пусть даже самая героическая армия не способна стронуться с места. (Мало кто знает, например, что государство щедро оплачивало своим солдатам совершённые подвиги. За сбитый одномоторный самолёт летчику платили тысячу, за двухмоторный – две. Уничтоженный танк оценивался в 500 рублей.)
Несомненная заслуга сталинского наркома в том, что он сумел молниеносно перевести экономику на военные рельсы и сохранить, удержать на краю пропасти финансовую систему. «Денежная система СССР выдержала испытание войной», – с гордостью писал Зверев Сталину; и это – абсолютная правда. Четыре изнурительных года могли вовлечь страну в кризис, пострашней послереволюционной разрухи.
Даже те, кто не любил Зверева – а таких насчитывалось немало; был он человеком жёстким и властным, полностью оправдывал свою фамилию – вынужден были признавать его исключительный профессионализм.
С первых же дней работы он не стеснялся в открытую говорить о недостатках, резко диссонируя с общим тоном восторженного советского патриотизма. В отличие от других, Зверев предпочитал бороться не с мифическими врагами народами, а с неумелыми директорами и нерасторопными финансистами. Он отстаивал строгий режим экономии, добивался ликвидации потерь продукции, воевал с монополизмом.
Зверев – один из немногих, кто осмеливался спорить с самим Сталиным, и нередко вождь с ним соглашался.
В своих мемуарах нарком-министр торговли СССР Павлов (не путать с ГКЧПистом!) приводит один такой случай. В начале 1950-х Великий кормчий приказал Звереву обложить колхозы дополнительными налогами.
«Сталин полушутя-полусерьезно сказал ему:
– Достаточно колхознику курицу продать, чтобы утешить Министерство финансов.
– К сожалению, товарищ Сталин, это далеко не так, – некоторым колхозникам, чтобы уплатить налог, не хватило бы и коровы, – ответил Зверев.
Сталину ответ не понравился, он оборвал министра и сказал, что он, Зверев, не знает истинного положения дел (…) и повесил трубку… Занятая Зверевым позиция, как и следовало ожидать, вызвала раздражение Сталина.»
Гнев вождя – это было очень и очень серьезно; все знали, что Сталин скор на расправу и боялись его до рези в желудке. Тем не менее Зверев настоял на своём. Была создана целая комиссия в ЦК. Она подробно разбирала все «за» и «против», многие откровенно мандраживали, но Зверев привёл такие неубиваемые аргументы, что Сталин в итоге вынужден был признать его правоту. Более того, он согласился урезать прежний сельхозналог на одну треть…
Уже с середины войны Зверев начал постепенно восстанавливать экономику страны. За счёт режима жесточайшей экономии он добился бездефицитного бюджета на 1944 и 1945 годы и полностью отказался от эмиссии.
И всё равно – к победному маю в руинах лежала не только половина страны, но и вся советская экономика.
Без полноценной реформы – обойтись было никак невозможно; на руках у населения скопилось слишком много денег; почти 74 миллиарда рублей – в 4 раза больше, чем было до войны.
То, что сделал Зверев – ни до него, ни после повторить ещё не удалось никому; в рекордные сроки, за одну лишь неделю, из оборота было изъято три четверти всей денежной массы. И это – без каких-либо серьёзных потрясений и катаклизмов.
Спросите у стариков, какая из реформ – Зверева, Павлова или Гайдара – запомнилась им больше всего; ответ – предрешён заранее.
Обмен старых рублей на новые проводился с 16-го декабря 1947-го в течении недели. Деньги меняли без каких-либо ограничений, из расчёта один к десяти (новый рубль за старую десятку); хотя понятно, что большие суммы моментально привлекали внимание людей в штатском. С этим были связаны многочисленные махинации, когда работники торговли и общепита, спекулянты, чёрные маклеры легализовывали свои капиталы, скупая в огромном количестве товары и продукты.
Несмотря на то, что подготовка к реформе держалась в секрете (сам Зверев, согласно легенде, даже запер в ванной собственную жену, и приказал сделать то же заместителям), полностью избежать утечек не удалось.
Накануне обмена в столичных магазинах было раскуплено большинство товаров. В ресторанах – стоял дым коромыслом; денег никто не считал. Даже в Узбекистане с прилавков смели последние запасы неходовых прежде тюбетеек.
У сберкасс – выстроились очереди; при том, что вклады переоценивались вполне гуманно. До 3 тысяч рублей – один к одному; до 10 тысяч – с уменьшением на одну треть; свыше 10 тысяч – один к двум.
Впрочем, в основной своей массе люди пережили реформу спокойно; у среднестатистического советского гражданина – больших денег отродясь не водилось, да и к любым испытаниям он давно привык.
«При проведении денежной реформы требуются известные жертвы. – писалось в постановлении Совмина и ЦК ВКП (б) от 14 декабря 1947-го, – Большую часть жертв государство берёт на себя. Но надо, чтобы часть жертв приняло на себя и население, тем более, что это будет последняя жертва.»
Одновременно с реформой власти отменили карточную систему и нормирование; хотя в Англии, например, карточки продержались аж до начала 1950-х. По настоянию Зверева цены на основные товары и продукты были сохранены на уровне пайковых. (Другое дело, что прежде – их успели поднять.) В результате – продукты резко стали дешеветь и на колхозных рынках.
Если в конце ноября 1947 года килограмм рыночной картошки в Москве и Горьком стоил 6 рублей, то после реформы он упал до рубля семидесяти и рубля девяносто соответственно. В Свердловске литр молока прежде продавали по 18 рублей, теперь – по 6. Вдвое подешевела говядина.
Между прочим, перемены к лучшему этим не закончились. Ежегодно и почему-то 1 апреля (эта традиция будет нарушена лишь в 1991-м) правительство опускало цены (Павлов же с Горбачевым, наоборот, их подняли). С 1947 по 1953 годы цены на говядину снизились в 2,4 раза, на молоко – в 1,3 раза, на сливочное масло – в 2,3 раза. В общей массе продовольственная корзина подешевела за это время в 1,75 раза; даром, что ни в какое сравнение не шла с той, что уже в наше время установит Ельцин. В смысле – сталинская корзина была гораздо вместительнее.
Зная всё это, очень занятно слушать сегодня либеральных публицистов, рассказывающих ужасы про послевоенную экономику. Нет, жизнь в те времена изобилием и сытостью, конечно, не отличалась. Вопрос только, с чем сравнивать.
И в Англии, и во Франции, и в Германии – да вообще, в Европе – было в финансовом смысле ещё тяжелее. Из всех воевавших стран Россия первой сумела восстановить своё хозяйство и оздоровить денежную систему; и в этом – несомненная заслуга министра Зверева, забытого героя забытой эпохи…
Уже к 1950 году национальный доход СССР вырос практически вдвое, а реальный уровень средней зарплаты – в 2,5 раза, превысив даже довоенные показатели.
Наведя порядок в финансах, Зверев приступил к следующему этапу реформы; к укреплению валюты. В 1950 году рубль был переведён на золотую основу; его приравняли к 0,22 граммам чистого золота. (Грамм, стало быть, стоил 4 рубля 45 копеек.)
В те времена популярнейшая басня Сергея Михалкова «Рубль и доллар» (он написал её в 1952-м) о встрече двух противоборствующих валют звучала на полном серьёзе, безо всякой иронии:
«…И всем врагам назло я крепну год от года.
А ну, посторонись – Советский рубль идёт!»
Зверев не только укрепил рубль, но и снизил его отношение к доллару. Раньше курс был 5 рублей 30 копеек, теперь стал – ровно четыре. Вплоть до следующей денежной реформы 1961 года эта котировка сохранялась в неизменности.
К проведению новой реформы Зверев тоже долго готовился, но осуществить её не успел. В 1960-м, из-за тяжелой болезни он был вынужден выйти в отставку, поставив таким образом своеобразный рекорд политического долголетия: 22 года – в кресле главного финансиста страны.
22 года – это целая эпоха; от Чкалова до Гагарина. Эпоха, которая могла сложиться намного тяжелей и голоднее, если бы не Арсений Зверев…
Комментарии (0)