Социальные мифы создаются в определенные исторические периоды и с вполне определенными целями. Это идеологические продукты для современников. Они плохо, а, порой, и разрушительно сказываются на историческом сознании потомков. Примером такой мифологизации может служить непростая судьба женщины – доброволицы, возглавлявшей в 1917 году «Первую женскую военную команду смерти Марии Бочкарёвой». Перелистаем некоторые страницы ее жизни и, спустя столетие, попробуем отделить правду от вымыслов.
Первоисточник исторических искажений и фактических неточностей
Главным биографическим источником на протяжении многих десятилетий считается книга воспоминаний Марии Бочкарёвой «Яшка. Моя жизнь крестьянки, офицера и изгнанницы» (далее – книга «Яшка»), которая, якобы, основана на подлинных фактах ее жизни. На наш взгляд, это не так. Поясним свою точку зрения по этому вопросу.
Воспоминания М.Л. Бочкарёвой были написаны по причине ее неграмотности не ею самой, хотя иногда и называются ее автобиографией, впервые изданной за рубежом в 1919 году. Правильнее, на наш взгляд, было бы отнести эту книгу к разделу прижизненной литературной записи ее рассказов о своей жизни и судьбе. Выполнил эту работу американский журналист И. Дон Левин. Сама фигура этого корреспондента неоднозначна. Да и их встреча на американской земле летом 1918 года не была случайной. Наверняка, этот бывший подданный Российской империи, не был единственным русскоговорящим журналистом, способным записать и перевести на английский язык устные воспоминания Марии. Но выбор пал именно на этого молодого еврея российского происхождения, уже успевшего выпустить свою книгу о революции в России.
Справедливости ради, не будем критиковать Марию Леонтьевну за допущенные в тексте неточности и искажения. Ведь этот текст не она писала. Не имела она возможности даже просто прочитать и отредактировать запись, сделанную с ее слов. Во-первых, она была неграмотна, чтобы излагать свои мысли письменно на литературном русском языке. Во-вторых, даже если бы она умела читать и писать по-русски, то это тоже бы ей не помогло, поскольку Дон Левин сразу же записывал ее рассказы в своем переводе на английский язык. А английского языка она не знала тем более.
Поэтому говорить о высокой степени достоверности излагаемых в книге событий и фактов воспоминаний не приходится. К тому же книга «Яшка», лишь в 2001 году дошедшая до российского читателя, фактически дважды подверглась переводу: прямому с русского на английский язык и обратному – с английского на русский язык. Уже одно это значительно снижает достоверность изложения воспоминаний поручика Бочкарёвой, поскольку известно, что при переводе с одного языка на другой неизбежно возникают лингвистические неточности, смысловые искажения в результате субъективного понимания текста самим переводчиком. К тому же, многое в жизни и судьбе Марии было связано с военной службой в русской армии. В ее рассказах было немало такого, что совсем не просто было даже понять не служившему в армии Исааку Дон Левину, не говоря уже о том, что и все не понятое им надо было перевести на английский язык. Скорее всего, расчет делался на то, что книга была адресована только западному, притом англоязычному читателю, для которого эти промахи и ошибки в тексте незаметны. Почти 100-часовый рассказ Марии Бочкарёвой в течение нескольких дней бывший подданный Российской империи сразу записывал по-английски. Изданная в 1919 году в Нью-Йорке, а затем в Британии книга «Яшка» на английском языке была позже переведена и на другие языки. Но, когда воспоминания Бочкарёвой стали доступны российскому читателю, допущенные искажения и текстовые неточности начали привлекать внимание.
Сомнительное авторство и неточности в названии
Имя и фамилия Бочкарёвой указаны на обложке, что предполагает ее авторство. Однако И. Дон Левин в предисловии называет себя в качестве автора книги. «Для Бочкарёвой и меня, как автора, - написал он, - главным в повествовании было точное воспроизведение фактов». А вот именно с достоверностью фактов и описанием событий тех лет как раз и возникают вопросы. Причем начиная с названия книги, где указано, что Мария – изгнанница (англ. - exile). В других версиях это слово переводится как ссыльная. В некоторых названиях книги на английском языке вместо слова «офицер» (officer) указано слово «солдат» (soldier). В нескольких изданиях изменен порядок слов в названии книги. В подзаголовке отдельных изданий книг «Яшка» написано, что это автобиография (autobiography), хотя известно, что книгу Бочкарёва сама не писала.
Многое в тексте книги противоречит историческим фактам и даже ее собственным воспоминаниям. Например, точно известно, что Мария Леонтьевна не была ни изгнанницей, ни ссыльной. Изгнание из страны, равно как и ссылка – это разные виды уголовного наказания. В первом случае предполагается насильственное выдворение человека за пределы государства под страхом тюремного заключения или даже смертной казни. Обычно это наказание сопряжено с лишением гражданства и права на возвращение в страну. Это очень серьезная санкция, применяемая по решению суда. Во втором случае опять же по решению суда ограничивается право свободного перемещения по стране. Для места отбывания наказания избирается, как правило, удаленная территория в пределах государства. Как известно, до ее ареста в начале 1920 года в отношении Бочкарёвой никаких судебных действий не применялось. Она добровольно покинула Советскую Россию в апреле 1918 года и позже также свободно вернулась в августе того же года через Северную область России. Осенью 1919 года она перебралась в Томск, где тогда проживали ее родители.
Воспоминания о службе «пестрят» небылицами и неточностями
Очень много неточностей и грубых ошибок в описании того, что связано с военной службой Бочкарёвой. Например, в книге дважды упоминается о ее представлении за боевые отличия к ордену Св. Георгия 4-й степени. Она не могла не знать, что до 1917 года данный орден был высшей военной наградой для офицерских чинов. Нижние чины до наградных реформ Временного правительства к такой награде не представлялись и этого ордена не удостаивались. Очевидно, что речь могла идти только о солдатском знаке отличия «Георгиевский крест».
Ничего, кроме улыбки у служившего в армии читателя, не вызывает описание прощания Бочкарёвой с сослуживцами по 28-му Полоцкому пехотному полку. Представить себе полк, построенный для проводов младшего унтер-офицера в шеренгу, невозможно. Ведь в таком строю стоящие рядом на одной линии около 4 тыс. человек растянутся примерно на 2 километра!
Или чего стоит упоминание о том, как во время застолья командир полка нарисовал ей на погонах карандашом еще одну полоску, тем самым произведя Бочкарёву в старшие унтер-офицеры. Однако она почему-то до 21 июня 1917 года продолжала носить погоны младшего унтер-офицера 28 Полоцкого пехотного полка. И подобных досадных неточностей на страницах книги немало. Где и что приукрасила сама Мария Леонтьевна, где ее не так понял не служивший в русской армии выходец из белорусского Мозыря Дон Левин теперь уже не разобрать. Но следует признать, что книга «Яшка» стала первоисточником исторических искажений, неточностей в приводимых фактах и описываемых событиях.
При этом остается непонятной роль поручика Л. Филиппова, который, как вспоминала Бочкарёва, выполнял во время зарубежной поездки функции ее помощника по военным вопросам, адъютанта и представителя в переговорах с издателями. В силу каких-то причин кадровый офицер или не смог, или не захотел вносить в текст правки относительно особенностей службы в русской армии.
По волнам и бездорожью памяти
Память не раз подводила рассказчицу, несмотря на то, что Дон Левин особо подчеркивал, что «…один из природных талантов Бочкаревой – блестящая память».
По причине неграмотности, она всю информацию воспринимала «на слух», не имея возможности ее прочитать. Это часто подводило Марию Леонтьевну, когда она рассказывала о себе, своей судьбе и круге общения на фронте и в революционном Петрограде. Она путалась в датах, ошибалась в названиях мест прошедших событий и в фамилиях их участников. Поэтому в книге «Яшка» генерала Балуева, с которым она активно и непосредственно общалась, по ее словам, будучи на фронте, она упорно называет Валуевым. А дамы высшего света герцогиня Лейхтенберг (Лейхтенбергская) и княгиня Кекуатова (Кейкуатова) в ее воспоминаниях становятся, сохраняя свои титулы, соответственно Лихтенберг и Кикутова. В числе участников событий называются люди, которые по объективным причинам не могли на них присутствовать.
Например, на вручении формированию доброволиц знамени «Первая женская военная команда смерти Марии Бочкарёвой», вопреки воспоминаниям Марии Леонтьевны и кинофильму «БатальонЪ», военный и морской министр Керенский не присутствовал. Более того, его вообще не было в Петрограде, поскольку с 14 июня и до конца июня месяца он находился в поездках по фронтам. Об этом свидетельствуют журналы заседаний Временного правительства. По этой причине не мог он, как утверждает Бочкарёва в книге «Яшка», лично прикреплять ей офицерские погоны. Вообще производство Бочкарёвой в офицеры – это особая история, которая требует отдельного рассмотрения.
И «маститые» историки ошибаются тоже
Досадные ошибки закрались и в предисловие к русскому изданию книги «Яшка». Но истину, на наш взгляд, восстановить возможно и нужно. Например, в предисловии С. Дрокова неверно указано, что капитан Шагал руководил прикомандированными к женскому батальону инструкторами. При этом историком приводится ссылка на статью «Женский батальон» в журнале «Военная быль» (Париж), в которой сам капитан Шагал пишет, что был командиром 3-й роты совершенно другого женского формирования – Первого Петроградского женского батальона. Этот женский батальон был сформирован уже после того, как команда смерти Бочкаревой отправилась на фронт. Более того, Павел Васильевич Шагал был помощником командира женского батальона штабс-капитана лейб-гвардии Кексгольмского полка А.В. Лоскова и участвовал в военном параде на Дворцовой площади вместе со своим батальоном 24 октября 1917 года.
Вся эта путаница усугубляется тем, что среди приведенных в книге «Яшка» фотоиллюстраций более десятка фотографий отражают жизнь, военный быт и боевую подготовку именно Первого петроградского женского батальона во главе со штабс-капитаном Лосковым, а не команды смерти Бочкарёвой. При этом еще две фотографии вообще относятся к Московскому женскому батальону смерти.
Так что читать воспоминания Марии Бочкарёвой надо внимательно, с карандашом в руке и уточняя достоверность приводимых в книге дат, имен и событий.
Последние рассказы о жизни «под протокол»
Есть и еще один источник, дающий представление о жизни и судьбе Марии Бочкарёвой. Речь идет о ее уголовном деле №796, которое расследовалось ВЧК в период с января по май 1920 года. Протоколы 4-х допросов поручика Бочкарёвой были опубликованы в журнале «Отечественные архивы» в 1994 году. Однако и там немало фактических ошибок и неточностей, поскольку и в этом случае информация записывалась с ее слов. Разница лишь в том, что Дон Левин записывал ее рассказ о себе в американском отеле, а следователи ВЧК вносили в протоколы допросов ее ответы на поставленные ими вопросы в тюремных условиях.
По странному стечению обстоятельств каждый допрос проводился новым следователем. При этом следователи были из разных, хотя и родственных, ведомств: из особого отделения Реввоенсовета 5-й армии, из Томской ВЧК и из особого отдела ВЧК 5-й армии. Естественно, что тактика допроса тоже постоянно менялась, как и интересующие следователей сведения.
Кстати, со слов Бочкарёвой, в протоколе №4 указано, что она была награждена за бои с германцами всеми четырьмя степенями Георгиевского креста и тремя медалями. На самом деле, что установлено документально, в ноябре 1916 года она получила Георгиевский крест 4-й степени. До этого была награждена Георгиевскими медалями 3-й и 4-й степеней и медалью «За усердие». Наград от Временного правительства она не имела, поэтому остается загадкой откуда в период поездки в Америку и Британию в апреле – августе 1918 года на ее мундире появился второй Георгиевский крест.
В заключении по ее уголовному делу следователь сформулировал окончательное обвинение против нее на основании службы офицером в армии Колчака и формирования женского батальона, который «принимал участие в борьбе с советской властью в Петрограде». У Колчака она прослужила считанные дни, успев лишь организовать военно-санитарный отряд своего имени. В событиях в Петрограде ни она сама, ни доброволицы из ее команды смерти участия не принимали. Они в это время были на германском фронте. Никаких вещественных доказательств в деле указано не было.
Тем не менее, М. Бочкарёва с обвинениями согласилась и заявила: «Виновной перед советской республикой себя признаю». Но даже не смотря на ее признание, следственная комиссия особого отдела ВЧК 5-й армии 21 апреля 1920 года постановила отправить ее следственное дело «вместе с личностью обвиняемой» в московскую ВЧК. Однако в это время из столицы прибыл высокопоставленный чекист И. Павлуновский, наделенный особыми полномочиями. Он 15 мая своим росчерком пера – «расстрелять» - завершил земной путь этой женщины со сложной и изломанной судьбой. В январе 1992 года она была реабилитирована. Никаких свидетельств о приведении приговора в исполнение обнаружено не было. Это породило несколько неподтвержденных версий о ее счастливом избавлении от смерти.
Автор: Михаил Сухоруков
Комментарии (0)