Эпопея с ядами и отравлениями, ставшая внезапно популярной на российском политическом небосклоне, казалось бы, из далекого прошлого. Все эти Борджиа и Мориарти в нынешнем мире выглядят немного устаревшими. Да и наш Иван Грозный, потравивший немало бояр, только в воображении больших оригиналов выглядит примером для современности.
Между тем, между средневековым обычаем отравления и нынешним днем есть и более крепкая связующая нить. Совсем не очевидная для многих, но тем не менее живая и поныне. Связь эта – в российских поварах. Людям этой профессии у нас вообще как-то не повезло с пиаром. Вот, к примеру, возьмем самого первого из известных отечественных поваров.
Еще в Лаврентьевской летописи (1074 г.) говорится о том, что в Киево-Печерском монастыре была целая поварня с большим штатом монахов-поваров. У князя Глеба был «старейшина поваром» по имени Торчин. Который-то, похоже, и оказался первым из известных нам русских поваров.
Невеселый рассказ о Торчине содержится изначально в «Сказании о Борисе и Глебе» — памятнике древнерусской литературы, посвящённом истории убийства сыновей князя Владимира Крестителя, Бориса и Глеба, позднее канонизированных в лике страстотерпцев.
«Сказание о Борисе и Глебе» (лицевые миниатюры из Сильвестровского сборника XIV века)
Сказание написано в середине XI века в последние годы княжения Ярослава Мудрого. Позднее оно дополнилось описанием чудес святых («Сказание о чудесах»), созданным в 1089—1115 годы последовательно тремя авторами. В таком виде текст содержится в древнейшем из известных списков в составе Успенского сборника конца XII — начала XIII веков. Всего «Сказание о Борисе и Глебе» сохранилось более чем в 170 списках. Автором его на основании изысканий митрополита Макария и М.П.Погодина считают Иакова Черноризца.
Существует, как водится, и иная версия происхождения Сказания. В 1080-е годы Нестором Летописцем было составлено «Чтение о Борисе и Глебе». На основе Чтения и летописи был написан после 1115 года текст Сказания, изначально включавший в себя рассказы о чудесах.
Впрочем, нас (как кулинаров) интересует небольшой фрагмент летописи. Так, посланец от Ярослава передаёт Глебу весть о кончине отца и убийстве брата Бориса. Когда Глеб, опечаленный скорбью, плыл по реке в ладье, его настигли посланные Святополком убийцы. Глеб, осознав предательство брата Святополка, промолвил смиренным голосом: «Раз уже начали, приступивши, свершите то, на что посланы». Главарь разбойников Горясер отдал приказ Торчину, повару Глеба, который зарезал своего господина ножом. Ну, так вышло…
Может быть с тех пор и пошла за нашими кулинарами дурная слава. Вон и Карамзин рассказывает, как во времена Ивана Грозного не обходились злодеяния без поваров. Весной 1569 года царь казнил князя Владимира Старицкого с семьей. А предлогом для этого был, якобы, донос царского повара о том, что Владимир приказал ему отравить царя. Независимо от правдивости этих показаний, сама способность поваров к такому деянию вообще не ставилась под сомнение.
Так что отравление – вещь, в Средние века вполне привычная для российской гастрономической практики. С этим связана, кстати, и одна особенность русской кухни. Понятно, что кулинария как искусство на Руси в XVI веке оставалась еще в неразвитом состоянии. Продукты использовались в их естественной вкусовой гамме, речь не шла о каком-либо сочетании вкусов, смешивании и совместной обработке различных исходных элементов. Практически не применялись мелкорубленые, протертые продукты – фарши и котлеты еще не вошли в обиход русских поваров. И происходило это совсем не случайно. Действительно, за малым исключением почти вся раннесредневековая русская использует цельные куски мяса, рыбы, птицы – жареных поросят, лебедей. Все эти «зайцы верченые, почки, крученые».
Иллюстрация из книги П.Симоненко «Образцовая кухня» (1900)
Есть два объяснения этому. Первое – боязнь отравления. Якобы в рубленую пищу легче подмешать яд, чем в цельный кусок. Уверенность в этом была общепринятой. Хотя практика отечественного поварского искусства порой и опровергала ее. Яд подмешивали и в молоко, и в вино, подсыпали в специи и т. п. Было бы желание, а способ найдется. Так, летопись XV века сообщает о борьбе за великокняжеский престол между князем Дмитрием Шемякой и Василием Темным. Потерпев поражение, Шемяка бежал в Новгород, где надеялся найти убежище, но Василий не постеснялся отделаться от опасного врага с помощью отравы.
Документ рассказывает о дьяке Стефане Бородатом, который привез яд из Москвы и передал посаднику Исааку, а тот подкупил княжеского повара, прозванного Поганком, видимо, за свои «высокие» душевные качества. Повар подал отраву в курице, и Шемяка умер внезапной смертью.
Так что гораздо правдоподобнее выглядит другое объяснение. Собственно, оно и сегодня весьма актуально. Не знаем, как у вас, а у нас, например, всегда вызывает некоторое подозрение магазинный фарш или лежащий на прилавке готовый, замаринованный шашлык. Знание советской и российской торговли дает однозначный совет – не берите, черт знает, чего туда намешали. И похоже, эта привычка имеет очень древние корни…
Комментарии (1)