28 апреля (15 старого стиля) 2017 исполняется 315 лет ныне почти позабытому, но очень важному Манифесту Петра Великого «О приглашении иностранцев на поселение в Россию». Это был первый законодательный акт в истории нашего государства, регулирующий трудовую миграцию.
Вплоть до конца XVII и начала XVIII века Россия была закрытой страной со своеобразным «железным занавесом» – политическая, религиозная и культурная исключительность превратили Российское царство в замкнувшуюся на самое себя и вполне самодостаточную систему, а внешние границы были закрыты для свободного въезда иноземцев еще со времен Иоанна Грозного. Зарубежные контакты ограничивались военной, торговой и политической сферами, но просто приехать в Москву, Суздаль или Владимир в качестве «туриста» было практически невозможно.
Однако такое положение вовсе не означало тотальную изоляцию России – с воцарением Михаила Феодоровича Романова в 1613 году потребность в иностранных специалистах, особенно в военной области, начала возрастать, но о прибытии выписанного из Европы профессионала обычно договаривался лично царь, причем это еще и зависело от симпатий или антипатий монарха к той или иной державе. В свою очередь, благонадежность заморского гостя гарантировалась правителем государства, откуда он прибывал.
Иногда на границах появлялись искатели счастья без соответствующих рекомендаций, и тут включалась бюрократическая машина Посольского приказа, в ведении которого находились все иностранные подданные, оказавшиеся на территории России или желающие въехать, – следовало установить личность, выяснить квалификацию, а если человек мог пригодиться на государственной службе, то подать прошение лично царю, который и решит судьбу новоприбывшего.
На этом «исключительный статус» иностранцев не заканчивался. Селиться дозволялось строго в определенных местах, так возникли «немецкие слободы».
wikimedia.org
Для просмотра в полный размер кликните мышкой
В 1628 году Михаил Феодорович запрещает иноземцам пользоваться православной прислугой, а потом и вовсе выселяет их из Москвы на участок между Яузой и ручьем Кукуй – так появилась Кукуйская, а позже Лефортовская слобода, в которой, по переписи 1665 года, насчитывалось больше двухсот дворов, а населяли ее не только немцы, но и шведы, англичане, шотландцы, французы и итальянцы. Вторая близкая по численности Немецкая слобода находилась в торговом Архангельске, в то время единственной гавани России, связывавшей ее с Западной Европой.
Имелся еще один немаловажный вопрос: религиозный. И вот тут возникали действительно глобальные проблемы. Миссионерство и проповеди католиков или любых протестантских деноминаций наказывались мгновенной высылкой без права возвращения в Россию, а аналогичные действия со стороны мусульман или иудеев и вовсе карались сожжением на костре или в срубе – эта практика пережила Петра Великого и была отменена только при Анне Иоанновне.
Однако так сложилось, что допетровская Россия имела куда более тесные связи с северными протестантскими государствами – Скандинавией, Германскими княжествами и Англией. Лютеране и кальвинисты, противники «латинства и папизма», воспринимались в России куда более терпимо, чем католики и католические державы, а потому в слободах было дозволено строить кирхи и приглашать протестантских пасторов. Католические же священники, а равно представители Армянской церкви в страну не допускались.
Отношение молодого Петра и тогдашнего правительства России к протестантам достаточно ясно выражено в документе Посольского приказа от 1695 года:
«...А люторы и кальвины, хотя и отстоят еретичеством своим от восточного благочестия дальше католиков, однако же противности от них греко-российскому благочестию нет, и ни в какие духовные дела они не вступаются».
Петр I, посетивший Европу с «Великим посольством» в 1697 – 1698 годах, начал осознавать, что традиции традициями, а донельзя архаичную систему допуска иностранцев на русскую службу надо менять, особенно ввиду намечавшейся кардинальной реформы армии. В Азовских походах «новые» полки (Бутырский, Лефортовский, Преображенский и Семеновский) показали себя не в пример лучше стрельцов, но для создания регулярной армии европейского образца требовались знающие специалисты, особенно в преддверии Северной войны с Швецией, за выход России к Балтийскому морю. Больше того, армия нуждалась в новых, прежде невиданных отраслях промышленности, и здесь тоже были необходимы профессионалы из-за границы.
Великое посольство по гравюре современника. Портрет Петра I в одежде голландского матроса.
wikimedia.org
Для просмотра в полный размер кликните мышкой
Манифест «О приглашении иностранцев на поселение» от 15 (28) апреля 1702 года был поистине революционным. Одним махом Петр отменил все замшелые уложения прежних времен. Граница открывалась для всех желающих.
Вот цитата из манифеста, ясно дающая понять, что подход к вопросу «трудовой миграции» – теперь дело государственное:
«...Небезызвестно каким образом Мы давно уже в Царствование Наше отменили и уничтожили древний обычай, посредством коего совершенно воспрещался иноземцам свободный въезд в Россию; почему Мы сие не токмо что подтверждаем, но и распространяем так, чтобы всяк и каждый, имеющий намерение сюда ехать для поступления на службу в Наше войско <…> до Нашей столицы безденежно подводами снабжен был, и вместе всякую безопасность на пути своем имел. <...> Чтобы впредь приезжающим офицерам, никаким образом препятствия или беспокойства причинено не было, но чтобы напротив того им оказана была всякая добровольная готовность к услугам, равным образом купцы и художники намеревающиеся въехать в Россию, имеют быть приняты со всякою милостию».
Особо оговаривается: не только военные, но и купцы с художниками должны быть встречены наилучшим образом! Больше того, радикально решается наболевшая религиозная проблема, причем Петр Великий в вопросе веротерпимости оказывается впереди планеты всей в самом буквальном смысле этих слов.
Если в Западной Европе гонения католиков на протестантов и наоборот или же конфликты между протестантами различных конфессий, с частыми запретами на отправление другого культа, были привычной нормой, то русский царь на этом неприглядном фоне выглядит образцом толерантности.
«...Совести человеческой приневоливать не желаем и охотно предоставляем каждому Христианину на его ответственность печись о блаженстве души своей. <...> Буде же случится, что в каком-либо месте Нашего Государства или при Наших армиях и гарнизонах не будет настоящего духовного чину проповедника или церкви то каждому позволено будет не токмо в доме своем, самому и с домашними своими, службу Господу Богу совершать, но и принимать к себе тех, которые пожелают у него собираться для того, чтобы по предписанию всеобщего постановления Христианских церквей, единогласно восхвалять Бога и таким образом отправлять богослужение».
Католики, лютеране, кальвинисты, англикане и прочие христиане полностью уравниваются в правах. Разрешается строить свои церкви и приглашать священнослужителей. Отменяется вековой запрет на брак русских с инославными – по древнему уложению, оба брачующихся обязаны состоять в православной вере без каких-либо исключений.
Наконец, в манифесте оглашаются меры по юридической защите иностранцев, опасающихся, что у «этих варварских московитов» их могут отдать под суд или подвергнуть наказаниям «несообразным с их земскими законами и обычаями». Создается Тайная военного совета коллегия, состоящая также из иноземцев, которая и будет разбирать дела, вершить суд и подвергать наказаниям проштрафившихся, причем специально оговаривается применение Римского гражданского права, обычного для Европы.
Что и говорить, вольности и милости исключительные, небывалые – только приезжайте! Весь старый уклад в отношениях с подданными других государств был разрушен в одночасье. Открылись границы. Объявлялась свобода вероисповедания – уточним, исключительно для христиан. Давались официальные гарантии справедливого суда, свободного отъезда на родину в случае отставки и принятого в других странах пенсиона.
А поскольку в Европе с переизбытком хватало изгнанников, безземельных дворян, ищущих службы, рутьеров, у которых была одна профессия – война, образованных людей, которым не досталось мест в университетах и школах, да и просто непосед, ищущих новых ощущений и приключений, с 1702 года в Россию потек сперва тоненький ручеек, а затем уже и внушительный поток «немцев», как именовали всех, не говоривших на русском языке. Через двадцать лет, еще при жизни Петра, один из иностранцев восхищался Невской першпективой – нет, вовсе не архитектурой или самим фактом строительства нового города. Ему особо импонировала дивная гармония Санктъ-Питербурха, где на одном проспекте можно увидеть церкви чуть не всех известных христианских конфессий...
Споров нет, совершенно некорректно сравнивать «миграционную политику» эпохи Петра Великого и основания Петербурга с нынешними временами, но следует обратить внимание, что основатель Северной столицы делал ставку на качество и интеллектуальный потенциал приезжих – чего нам так недостает сегодня. На службе государству тогда не могло быть иного отбора, чем по профессиональным навыкам.
Понаехали тут!
Именно «понаехавшие» после Манифеста 1702 года в значительной степени создали наш город таким, каким мы его знаем. Ну а если вспоминать «птенцов гнезда Петрова» и, к примеру, Христофора Антоновича Миниха, прослывшего «самым русским из всех немцев», то поймем, что не в происхождении дело, а в умной голове, трудолюбивых руках и вере в то, что новая отчизна, – как это и произошло в случае с Минихом, сыном безвестного инженера из захолустного Ольденбурга, – способна дать тебе всё: славу, почести, чин фельдмаршала. Только трудись.
Остается лишь сожалеть, что за 315 лет, минувших с выхода Манифеста Петра I, подход к «трудовой миграции» изменился в радикально худшую сторону.
Андрей Мартьянов, специально для "Фонтанки.ру"
А. Мартьянов.
Комментарии (0)