Вот что свидетельствует «раскулаченный» русский крестьянин, расчистивший для своего участка бросовые земли, в чем и оказался повинен перед властью комиссаров:
«В Усвятской тюрьме держали на воде и хлебе… по двести грамм в день» [11] (с. 15).
Такова норма узаконенного геноцида при выделении средств жизнеобезпечения наследниками петровских реформ на душу русского человека, подлежащего уничтожению! Это точная копия Освенцима. Точнее — Освенцим точная копия «общежития» при кровавом ленино-сталинском режиме. И именно они у большевиков брали в данном вопросе пример, а уж никак не наоборот:
«Концлагеря в СССР созданы на основе постановления Совнаркома РСФСР от 05.09.1918. В 1921 строится первый лагерь смерти в Холмогорах вблизи Архангельска. К 1922 г. официальный список включал уже 65 концлагерей» [12] (с. 188).
А к описываемому нами периоду, то есть к 1937-му г., в советских лагерях смерти в нечеловеческих условиях содержалось до 6 млн. человек!
Сравним:
«…в царской России самое большое число сосланных составляло 32 000 человек (1912 год)…» [12] (с. 188).
То есть количество заключенных при так называемой «народной власти» увеличилось в 200 раз!!!
Вот что сообщает «раскулаченный» за расчистку пустыря крестьянин о своем пребывании в советском лагере смерти:
«В Ухте железную дорогу строил. Там люди мерли как мухи, а на их место новых привозили [13] (с. 135. Запись произведена в Усвятском районе Псковской области в 1976 году) …» [11] (с. 15).
«Вот письмо, адресованное Калинину, 1930 год:
“Многоуважаемый Всероссийский староста Михаил Иванович Калинин. Мы украинцы-переселенцы живем в Вологде. Жизнь наша очень тяжелая — мы живем врозь от своих мужей. Наши мужья отделены от нас, находятся где-то на лесных работах, а мы, женщины, старики и малые ребята, томимся в церквах. Нас было помещено в каждую церковь по 2 000 человек, где были устроены нары до трех этажей, так что получилось сильное воспарение. Мы все остались больные от такого воздуха и сквозняка, а дети до 14 лет падали как мухи, и медицинской помощи не было для такого количества больных. За полтора месяца на вологодском кладбище схоронили до 3 000 детей.
Михаил Иванович! Спасите нас от такого бедствия и от голодной смерти. Нас сюда выслали на погибель, а какие мы кулаки, если мы имели по одной лошадке, по одной коровке? Мы бедняки. Мы для государства безвредны, а работали, и народ кормили, а теперь сами гибнем… Просим разобраться в нашем несчастье и спасти нашу жизнь. Ждем ответа” (ЦГАОР СССР. Ф. 3316. Оп. 1. Д. 448. Л. 68–69). — Ответом на вопль отчаяния уничтожаемого народа было усиление репрессий» [12] (с. 505–506).
А вот и еще письмо подобного же содержания:
«“Письмо Высшему органу власти М.И. Калинину:
Пишем Вашей милости и просим Вас убедиться на наше письмо, которое оплакивалось у северной тундры не горькими слезами, а черной кровью, когда мы, пролетарии Могилевского округа, собрались и решились поехать отыскивать своих родных. Приехавши на место среди Няндомского района, мы увидели высланных невинных душ, увидели их страдания. Они выгнаны не на жительство, а на живую муку, которую мы еще не видели от сотворения мира, какие сделаны в настоящее время при Советской власти… Мы были очевидцами того, как по 90 душ умирают в сутки, нам пришлось хоронить детей, и все время идут похороны.
Это письмо составлено только вкратце, а если побывать там, как мы были, то лучше бы провалилась земля до морской воды и с нею вся вселенная, и чтобы больше не был свет и все живущие на ней…
Просим принять это письмо и убедиться над кровавыми крестьянскими слезами” (ЦГАОР СССР. Ф. 3316. Оп. 1. Д. 448. Л. 72–73)» [14] (с. 519).
А вот и еще очередное письмо все на тот же адрес и такого же содержания:
«”Михаил Иванович! Мы, рабочие, члены партии, с 17-го года боролись за свободу. Мы, старые революционеры, клали головы и бросались, как львы с голодной пастью, за буржуазией, и, как говорилось с 1905 года, что если завоюем, то если будет плохо, то всем.
Еще сотни лет пройдут и еще надо будет делать революцию. До чего наш социализм, Михаил Иванович, идет?.. Мы бьем тревогу, как члены партии. Надо что-то делать… Мы действительные коммунисты: не имели ничего, кроме семьи. Вы сами подумайте, что это такое? Все отобрали и выслали. И никто не побогател, только Россию в упадок привели.
Просим ЦИК, чтобы вы проверили, в каком состоянии находимся: бараки наши ломаются, живем в большой опасности, бараки все обвалены дерьмом, народ мрет, оттаскиваем по 30 гробов в день. Нет ничего: ни дров, ни кипятку, ни бани… По 250 человек в бараке, даже от одного духу народ начинает заболевать, особенно грудные дети, и так мучаете безвинных людей.
Наш адрес: г. Котлас, Северо-Двинского окр., лагеря переселенцев. Макариха, барак 45-й”.
Подпись сообщала, что это письмо было составлено неким Крыленко (ЦГАОР СССР. Ф. 3316. Оп. 1. Д. 448. Л. 71–72)» [14] (с. 520).
Но ведь в те времена не только казенное жилье обваливалось: достаточно рискованным являлся ремонт и своего собственного — частного жилища. Ведь даже Андрей Белый, обласканный большевиками и одно время зарабатывающий на жизнь лекциями в Пролеткульте, где пользовался большим успехом, проживая затем в подмосковном Кучино, жалуется:
«…керосин идет на отопление вечно мокрого угла; если его не сушишь, через 3 часа покроется слезой; и загниют переплеты книг; керосин идет на осушку: кучинский домик сгнивает. Спросите, — почему нет ремонта? У моих стариков денег нет; и — боятся, что отберут дачу, если отремонтируют. Во всем Кучине панический ужас ремонта» [15] (с. 141).
Так что даже отставные высшие большевистские лидеры доживали. Благами же пользовались лишь находящиеся в тот момент «у руля». Всем же остальным жителям России наследниками «дел» Петра уготавливалась лютая смерть в холоде, голоде и нищете.
Но Андрею Белому из подмосковного Кучино не было видно куда как много более завуалированных пропагандой трагедий, в те времена повседневно разыгрывающихся в русской глубинке.
Вот что сообщает на тему «раскулачивания» еще очередной свидетель советского геноцида русского народа В.М. Острецов, после института попавший в Сибирь по распределению:
«…осенью 1966 года прибыл на берега Оби. Здесь советскую историю увидел, минуя все книжки и комментарии. Таежный поселок октябрьский (б. Кондинский) среди своих пяти тысяч жителей имел в себе: русских крестьян из Тамбовской области, Воронежской, Архангельской и, конечно, с южных районов Тюменской области и из-под Тобольска. Это были остатки оставшихся в живых “раскулаченных” русских мужиков, кого под конвоем сгоняли на пустынные берега северной Оби…» [22] (с. 12).
Были они:
«Грамотные и подтянутые, совершенно не скрывающие своей неприязни к бесовской власти… Погибло их тьма. Всех умерших зарывали в ров. И этих рвов по всей средней Оби от Ханты-Мансийска до Салехарда, вероятно, тысячи. Здесь был зарыт цвет русской нации. Ее главная надежда и источник всех ее сил и свершений на историческом поприще. С историями о том, как все это происходило, я сталкивался каждый день, заполняя “историю болезни”…
Основная масса попала сюда в 30-е. Их гнали до Оби или везли в теплушках до Тюмени. Затем загоняли на пароход, окруженный конвоем с натасканными на людей собаками. Среди этого лая, плача детей, криков несчастных женщин, мата-перемата конвоиров, их грузили на пароход. Затем везли и высаживали на совершенно пустом берегу Оби. Без пищи, без теплой одежды, обдуваемые всеми ветрами, они поголовно умирали, но успевали поставить первые избы. Затем, на следующий год, шла новая партия с русскими крестьянами, с детьми и женщинами. И эта партия погибала поголовно, но успевала подвести избы под крышу. И только на третий или четвертый год уже следующая партия могла обосновываться в избах. Но оставались конвоиры, голод и расстрелы. Напротив нашего поселка, вдалеке в хорошую погоду можно было видеть избы заброшенной деревни. Там были арестованы и расстреляны все жители. Кажется, только последняя оставшаяся женщина бежала оттуда в поселок и потому осталась жива» [22] (с. 12—13).
Конечно же, какой-либо с особо зашоренными большевицкой пропагандой мозгами совковец попытается и здесь возразить, мол, и Сибирь матушку надо же было кому-то осваивать. Вот-де и освоили. Пусть несколько и не совсем удачно. Но ведь, думается, хотели-то по-хорошему. Однако ж просто вышло, как всегда (добавим, исключительно у большевиков).
Но вот как выглядело это переселение в Сибирь, когда не угроблять людей требовалось миллионами, но и действительно переселять на новое место жительства:
«…в 1590 году велено было выбрать в Сольвычегодске, для отправления в Сибирь на житье, тридцать человек пашенных людей с женами и детьми и со всем имением “а у всякого человека было бы по три мерина добрых, да по три коровы, да по две козы, да по три свиньи, да по пяти овец, да по двое гусей, да по пяти кур, да по двое утят, да на год хлеба, да соха со всем для пашни, да телега, да сани, и всякая рухлядь, а на подмогу Сольвычегодские посадские и уездные люди должны были им дать по 25 рублей на человека”, деньги громадные по тому времени» [23] (с. 308).
Это что-то порядка миллиона долларов на каждый десяток переселенцев!!!
Но когда все то же самое потребовалось сделать большевикам, то кроме вооруженного автоматами конвоя, да собак, натасканных на людей, да ледяных теплушек для перевозки скота, с закрытыми колючей проволокой окнами, переселенцам не было предоставлено ничего. И все потому, что в стране победившего интернационала такое отношение было исключительно к человеку русскому — ни к какому другому.
Но места, куда отправлялись получающие по 100 000 $ на душу русские переселенцы, в корне отличались от тех, куда русских людей большевики сгоняли под охраной собак, колючей проволоки и автоматов. У Нечволодова четко сказано, что царское правительство посылало в Сибирь пашенных людей.
А вот какова была именно та местность, куда под дулами автоматов они миллионами сбрасывали в глухой тайге завозимых туда в теплушках для перевозки скота русских людей:
«Берега Оби… не обработаны от моря и до реки Томь из-за сильных холодов, так что здесь не найти ни зерна, ни плодов, ни меда…» [24] (с. 106).
То есть людей на верную гибель свозили туда захватившие в России власть инородцы совершенно сознательно — никакой здесь ошибки никто не сделал. Земля здесь была и есть для землепользования так же непригодна, а потому и необитаема, как Якутия или Колыма. Большевики это распрекрасно знали, а потому и везли именно сюда русских людей. И не переселять, здесь и трава необходимая для сбора меда не растет, но уничтожать.
Конечно же, тут же многие иные, да и сами виновники геноцида русского народа, попытаются возразить, что-де, мол, от сталинской политики не одни русские, но и иные народы СССР пострадали.
Вот вам ответ:
«Несмотря на то, что многие чеченцы и их семьи накопили приличный капитал за счет спекуляций, а нередко и воровства, было принято решение — деньги и ценности не отбирать: предстояло обустройство на новых местах. По агентурным данным, у некоторых чеченцев и ингушей имелось по два-три миллиона рублей (стоимость самолета или танка Т-34). В этих же условиях секретным постановлением ГКО для обезпечения переселенцев продуктами выделялось 6 тыс. тонн муки, 3 тыс. тонн крупы. В качестве ссуд спецпереселенцы должны были получить (и получили) 5 тыс. рублей на семью с рассрочкой до 7 лет. Кроме того, каждая семья получала по одной голове крупного рогатого скота… В местах предполагаемого расселения было подготовлено более 75 тыс. помещений, пригодных для жилья, в том числе 60 тыс. — за счет уплотнения местного населения [какое население уплотняли — читаемо — А.М.). 60 процентов наделяли земельными участками. Для них было оборудовано 11 тыс. бань, мобилизовано 2 100 медиков. На 37 станциях работали пункты питания. В день на каждого переселенца полагалось по 6 рублей…» [25] (с. 18–19).
А ведь на 10 миллионов русских переселенцев, что нами цитировано несколько ранее, большевиками не было выделено вообще никакого жилья, вообще никакого медицинского персонала, никаких не то что бань, но и малого намека на какую-либо хоть относительную сносность существования. Земля же и та выделялась лишь во рвах, куда трупы скидывались один на другой. А рвы тянулись на многие километры этой ледяной пустыни, отданной русскому человеку для его там скорейшего массового погребения.
Но и тем, кто избежал страшной участи быть записанными в «кулаки», не всем посчастливилось стать полноправным с инородцами гражданином СССР. Вот как начинался геноцид русского населения Северного Кавказа, продолженный коммунистами уже в Хрущевско-Брежневскую эпоху.
Из документа — жалобы русских колхозников Новосельского района ЧИАССР Советскому правительству:
«Мы сумели построить гидроэлектростанцию, мы сумели построить дом культуры в районе, а также много общественных построек, и в частности товарных ферм разных отраслей. На сегодня зацвели наши вновь посаженные сады и виноградники. В 1000 га совхозы и колхозы стали собирать богатые урожаи на этих землях, а также развели богатое животноводство всех отраслей сельского хозяйства. За эти 12 лет колхозники не получали за свой труд ни одной копейки денег… С прибытием чечен и ингушей из Казахстана, они надругаются над нашими достижениями, они смеются над нами и нашей культурой, они хотят превратить нас в своих рабов… Они применяют выживание русских из домов под разными предлогами и запугиваниями. Они объясняют тем, что приедет хозяин этого дома (не прежний владелец, а новый “хозяин” по праву “хазаки” — прим.), у него 5 сыновей, он бандит и тебя убьет, зарежет. Эти же русские семьи или продают дом и свое хозяйство за 300 или 500 рублей и удирают, другие бросают свой дом и уезжают, куда смотрят глаза до прибытия чечено-ингушей» [26] (с. 151–152).
Так что еще в те самые многими теперь лелеемые времена, именуемые сегодня «застоем», геноцид русского народа продолжился в полном соответствии ранее задуманным планам. Ведь те, кто в ту пору из чеченских в прошлом сел, после войны восстановленных и обустроенных русским человеком, так и не выехал, поплатились за это жизнью. Они стали жертвами еще в ту самую пору, когда о национальных конфликтах не принято было и говорить.
Но конфликты, не встречая от советских властей по адресу нацменьшинств никакого противодействия, но лишь поощрения, росли и ширились. Понятно дело, в чисто одностороннем порядке — чеченам позволялось все, русским — ничего. И только бросив все нажитое и бежать, сломя голову, куда только ноги унесут, оставалось единственным средством уцелеть от бандитов, стаями накидывающихся по очереди на одного за другим русских поселенцев. И конфликт этот рос и ширился, пока не были вырезаны все те русские поселяне, кто оказался вписан росчерком большевистского пера в состав так называемой Чечено-ингушской ССР. Причем, в том числе и те, кто проживал на исконно русских землях по левую сторону не только Сунжы, но и Терека. И все по тому же сценарию: чечены приходили и вырезали русские семьи, захватывая дома. И им за это ничего не было — власти молчали. Если же русские оказывали посильное сопротивление, то их тут же сажали в тюрьму. Последствия зловеще тлеющего этого противостояния сегодня известны. И чеченская война в этом столько лет длящемся конфликте не явилась исключением — нам и на ней все также продолжали стрелять в спину со стороны собственных властей.
Потому зона действия этого так и не разрешенного противостояния, похоже, специально заранее спланированного, перенесена на сегодня уже в саму Москву, где под защитой властей становится и чеченская мафия, которой оказались открыты все пути для успешного продолжения когда-то начатого завоевания России.
Но все это, к сожалению, не новость. Русский народ вовсе не сегодня начали убивать, подорвав генофонд его еще во времена раскулачивания.
Однако ж и высылкой в Сибирь с последующим уничтожением голодом и холодом миллионов русских людей программа геноцида большевиками была еще не выполнена. В тридцатые годы в целях ужесточения программы по убийству русского населения России большевиками был введен и еще очередной людоедский закон:
«Главной заботой лета 1933 года была охрана урожая. Партия поставила задачу: сохранить каждое зернышко… не от грызунов, — от людей. На полях сооружались дозорные вышки. Конные разъезды устраивали засады. Страшный закон от 7 августа, грозивший расстрелом, не зря был прозван в народе “законом о колосках”. Даже с собственного поля колхозник не имел права унести ни одного зернышка» [14] (с. 525).
И автором этого людоедского проекта, что для нас осталось за кадром, является на сегодняшний день расписанный всеми цветами радуги главный конкурент Сталина в борьбе за власть:
«6 августа 1932 года в “Правде” была напечатана речь Кирова на совещании руководителей Ленинградской области. Киров писал: “Наша карательная политика очень либеральна… Мне кажется, что в этом отношении колхозные и кооперативные организации пора приравнять к государственным, и если человек уличен в воровстве колхозного или кооперативного добра, так его надо судить вплоть до высшей меры наказания”. Мнение было учтено: приняли Закон от 7 августа 1932 года “Об охране общественной собственности”, по которому крестьянин, поднявший несколько колосков, приговаривался к смертной казни. Под этот закон подводили многодетных матерей, не знавших, как и чем накормить своих голодных детей» [27] (с. 161).
«Только на Украине на пике голода (весна и лето 1933 года) погибало от голода более 25 000 человек ежедневно» [12] (с. 187).
Всесоюзный староста
Вскрываем архивные документы, запротоколировавшие весь звериный умысел устроенной большевиками той страшной трагедии, унесшей миллионы жизней русских людей. Вот послание крестьян всесоюзному старосте Калинину:
«“Михаил Иванович, вы, может быть, до сих пор ничего не знаете, как сосланные кулаки из Украины, Курска и других мест на Севере мучаются и переживают неслыханные издевательства над ними и над их детьми. Страдают совершенно невинно, но если есть и виновные, то дети тут не при чем.
Отправляли их в ужасные морозы — грудных детей и беременных женщин, которые ехали в телячьих вагонах друг на друге и тут же женщины рожали своих детей (это ли не издевательство). Потом выкидывали их из вагонов, как собак, а затем разместили в церквах и грязных, холодных сараях, где негде пошевелиться. Держат полуголодными, в грязи, во вшах, холоде и голоде, и здесь находятся тысячи детей, брошенные на произвол судьбы, как собаки, на которых никто не хочет обращать внимания. Не удивительно, что ежедневно умирает по 50 человек и больше, и скоро цифра этих невинных детей будет пугать людей — она теперь уже превысила три тысячи.
Мы боремся за здоровое поколение, за будущих строителей социализма и в то же время детей бросаем заживо в могилу. Разве мы мало знаем революционеров, которые происходили не только из крупных крестьян, но из помещиков и дворян. Почему вы не можете предположить, что эти милые дети будут здоровыми, крепкими и стойкими борцами за советскую власть и за строительство социализма? А мы этих детей, нашу здоровую смену уничтожаем безпощадным образом, не оглядываясь назад и не особенно всматриваясь вперед.
А если призадуматься серьезно: будет от этого какая-нибудь польза? Если бы прошедши через эти трупы детей мы смогли продвинуться ближе к социализму или к мировой революции, то тогда другое дело, ясно, что без жертв к социализму мы не придем: то в данном случае ни к какой цели не придти.
В настоящее время в Вологде помещается 35 тысяч человек. Они находятся в ужасных условиях; дети безпощадно болеют разными болезнями: оспой, скарлатиной, корью — и умирают. На них никто не обращает внимания, не лечат, и продолжают здоровых детей держать с больными. Поэтому ничего не будет удивительного, если вы в скором времени услышите, что померли не только дети сосланных, но и все дети г. Вологды. Сейчас никаких мер к предотвращению заразных болезней не принимается и зараза распространяется быстрым темпом, а когда хватятся, будет слишком поздно, и тогда медицинскому персоналу не справиться. Вот как мы заботимся о нашей смене.
Михаил Иванович! Ведь все люди и зачем же с нами обращаются хуже, чем со щенятами? Чем обрекать на такие страдания, если они провинились, лучше пристрелить.
Это же настоящий террор. Что же будет дальше? Все это делается в свободной Советской стране” [ЦГАОР СССР. Ф. 3316. Оп. 1. Д. 448] (л. 66–68).
Но “всесоюзный староста”, он же “кремлевский сатир” (под этим прозвищем обладатель знакомой всем жителям СССР козлиной бородки был гораздо более известен советской номенклатуре, вполне осведомленной о неизбывной любви “старосты” к балеринам Большого театра), молчал. Впрочем, откуда все это было знать несчастным обитателям российской глубинки — жертвам ненасытного революционного Молоха? Откуда было им знать, что этот добрый “всесоюзный староста”, выглядевший таким незлобивым простодушным старичком, близоруко щуривший глазки за толстыми стеклами неизменных очков, без тени колебания поставил свою подпись под распоряжением Советского правительства, предписывавшим очень просто решать проблему детей-безпризорников: их расстреливали — как бродячих собак…» [14] (с. 520–523).
«В июле 1930 года Пришвин записал в дневнике: “Читаю Робинзона и чувствую себя в СССР, как Робинзон… Думаю, что очень много людей в СССР живут Робинзонами. Только тому приходилось спасаться на необитаемом острове, а нам — среди людоедов.
Сталин человек действительно стальной. Весь ужас этой зимы, реки крови и слез он представил на съезде (XVI съезд ВКП(б)) как появление некоего таракана. Таракан был раздавлен. «И ничего — живем!» (Оглушительные несмолкаемые аплодисменты)”» [14] (с. 523–524).
А этим сталинским «тараканом» и стали миллионы совершенно не подозревавших своей полной обреченности русских людей, проживающих в тот момент на свою беду в деревне, которых уничтожили в несколько лет большевистские палачи — наследники «славных дел» захватившего власть в стране диктатора — В.И. Ленина.
«Третий этап коллективизации был не менее тяжек, чем предыдущие годы… цена на сельхозпродукты сохраняется постоянной — в десятки раз ниже их рыночной стоимости, и самое главное: в случае неурожаев деревня вынуждена отдавать государству фактически все, не оставляя себе даже минимального количества зерна для пропитания. Эти страшные порядки социалистического устройства жизни закономерно обернулись трагедией запланированного массового голода.
В наиболее плодородных землях — всероссийских житницах — на Украине и в Краснодарском крае Советская власть практиковала так называемый “бойкот”. В колхозах, не выполнивших план, закрывали магазины, школы, медицинские учреждения вплоть до медпунктов, сельсоветы и прочие учреждения. На дорогах устанавливали предупредительные знаки: проезжавшим запрещалось “вступать в какие бы то ни было отношения с преступными элементами” — таковыми объявлялись все местные жители. Таким образом жителей неурожайных земель обрекали на верный голод и смерть. Повсеместно проводились обыски, изымали последнее: горшок каши, миску картошки, каравай хлеба.
Чтобы скрыть происходившее, была задействована вся государственная машина пропаганды и информации. ТАСС выпустил специальное опровержение, категорически отметая появившиеся за границей сообщения о голоде в СССР. Чтобы утаить от населения чудовищные подробности организованного голода, все дела о людоедстве были изъяты из компетенции обычных судов и переданы ОГПУ. 22 мая 1933 года за № 17 (198) судебные инстанции СССР получили директиву:
“Совершенно секретно.
Всем нач. отделов ОГПУ и облпрокурорам.
Копия: в райотделы ОГПУ и райпрокурорам.
Все дела о людоедстве должны быть немедленно переданы местным органам ОГПУ. Если людоедству предшествовало убийство, эти дела так же должны быть изъяты из судов и следственных органов системы Наркомюста и переданы на рассмотрение коллегии ОГПУ в Москве. Распоряжение примите к неуклонному исполнению.
Заместитель Наркома ОГПУ СССР Карлсон” (Карлсон К.М. сделал служебную карьеру в ответственный период — когда в должности начальника Харьковского управления НКВД обезпечивал организацию массового голода).
Голод 1933-го нанес деревне страшный урон. Но и последующие годы вплоть до 1936-го едва ли были лучше. Тяжелейшее положение сельского населения было вызвано планомерным осуществлением тщательно продуманной и безжалостно проводившейся сельскохозяйственной политики. Законы социализма жестоко карали всякого, кто осмеливался нарушить установленные порядки. 7 августа 1932 года был принят “Закон об охране социалистической собственности”. Главной заботой лета 1933 года была охрана урожая. Партия поставила задачу: сохранить каждое зернышко… не от грызунов, — от людей. На полях сооружались дозорные вышки. Конные разъезды устраивали засады. Страшный закон от 7 августа, грозивший расстрелом, не зря был прозван в народе “законом о колосках”. Даже с собственного поля колхозник не имел права унести ни одного зернышка. Специальное распоряжение запрещало жатву раньше определенного властями времени. В то страшное время 500 тысяч пионеров сторожили поля от своих родителей…
Архивы сохранили документы, скупо и по-советски косноязычно сообщающие, как вдова — мать шестерых пухнущих от голода детишек, срезавшая у себя на огороде несколько колосков, была арестована и осуждена на три с половиной года. Через две недели обезумевшая от горя о своих детях женщина умерла в заключении… Поломка в моторе трактора, павшая лошадь, подобранный в поле колосок или морковка — все это влекло за собой суровое наказание — вплоть до расстрела. В 1932 году по этой “статье о колосках” было осуждено 54 645 человек — кормильцев своих семей. В это время и появился миф про героя эпохи социализма — Павлика Морозова, предавшего собственного отца.
“Я вас любила и люблю, Иосиф Виссарионович. Я не верю, что Вы допустите, чтобы я погибла в расцвете моей молодости так трагично и безсмысленно — от голодной смерти”, — писала Сталину комсомолка, учащаяся 8-го класса, дочь красного партизана из села Стовбина Долина Харьковской области. Свидетельством того, каким был ответ “любимого Иосифа Виссарионовича” — и десятков тысяч маленьких “Иосифов Виссарионовичей”, поставленных Революцией надсмотрщиками над плененной Россией — на этот вопль осужденного на смерть народа, служат безстрастные цифры: каждый пятый человек, умерший в стране с 1927-го по 1938 год, погиб от голода.
Высокий урожай 1937 года снизил массовую смертность среди сельского населения. Но следующая волна террора неотвратимо приближалась, неотвратимо — потому что в бывшей России, СССР, строили Социализм…» [14] (с. 524–527).
«…в ноябре 1936 года, через два года после отмены хлебных карточек, было издано по Ивановской области (и другим) тайное распоряжение о запрете мучной торговли… Запрет мучной торговли означал: хлеба не есть!.. в феврале 1937 запрещено было выпекать в райцентрах черный хлеб… мука на складах райпо была — но двумя запретами перегорожены были все пути дать ее людям!!. дух постановления — экономить муку, а народ — морить…» [28] (с. 302).
Мой отец, Мартыненко Алексей Васильевич, свидетельствует, что в деревне в те времена стоял страшный голод. То есть голод стоял в России, завоеванной интернацистами, не только в начале 20-х, не только в начале 30-х, не только в конце 40-х, но, что теперь удивляет и еще более обескураживает, в конце 30-х — перед самой войной…
Вот в чем заключается причина, по которой 5 млн. поставленных большевиками под ружье комсомольцев вдруг, для нас сегодня столь неожиданным образом, — сдались в плен: никто из них, что более чем очевидно, не желал защищать своих мучителей! И лишь когда поняли, после оккупации немцами половины европейской России, что немец пришел их не освобождать от большевиков, но помогать им убивать, только тогда война и началась по-настоящему…
Библиография
- Лопатин Л.Н., Лопатина Н.Л. Коллективизация и раскулачивание в воспоминаниях очевидцев. М., 2006.
- (201) Зеньковский В.В. Воспоминания 500 русских детей. Прага, 1924
- (202) Любителям совка. ГУЛАГ и дети
- (207) По страницам истории: ГУЛАГ... детский
- (207) Воспоминания детей ГУЛАГА
- (207) Дети в сталинских лагерях
- (207) 1937 г. — Дети террора — Исторические хроники с Николаем Сванидзе
- (207) Дарья Виолина и Сергей Павловский — документальный фильм «Дольше жизни». О детях репрессированных родителей, которые выросли за колючей проволокой (лагерь АЛЖИР). С 38-го по 52-й годы там содержали жен и детей тех, кого советская власть причисляла к изменникам родины
- (207) 2-й Храм-на Скале «Aml Pages»
- (203) Колчин М., Шарафиев И. 70 лет назад в России случился последний массовый голод. «Медуза» записала рассказы тех, кто его пережил
- Ставров Н. Вторая мировая. Великая Отечественная. Том I. «Август-Принт». М., 2006.
- Иванов А.А. Что необходимо знать русским. Справочник русского человека. «Самотека». М., 2008.
- Звенья. Исторический альманах. Вып. 1-й. М., 1991.
- Ставров Н. Вторая мировая. Великая Отечественная. Том III. «Август-Принт». М., 2006.
- Голощапова З. И. Кучинский остров Андрея Белого. Серебряные нити. М., 2005.
- Гуменюк Ю.Н. Сталину Европа поклонилась. ООО «ФУАинформ». Минск, 2006.
- Мартыненко А.А. Противостояние. Слово — оружие Русы. М., 2008.
- Мартыненко А.А. Запретные темы истории. Киров, 2011.
- Мартыненко А.А. Жертвоприношение. М. 2018.
- Жеребцов А. Тайны алхимиков и секретных обществ. «Вече». М., 1999.
- Климов Г. Божий народ. Советская Кубань. Краснодар, 1999.
- Острецов В.М. Масонство, культура и русская история. Издательство «Крафт+». М., 2004.
- Нечволодов А. Сказания о Русской Земле. Книга 4. Государственная типография С.-Пб., 1913. Репринтное издание: Уральское отделение Всесоюзного культурного центра «Русская энциклопедия», «Православная книга». 1992.
- Избрант Идес и Адам Бранд. Записки о русском посольстве в Китай (1692–1695). Цит. по: Избрант Идес и Адам Бранд. Записки о посольстве в Китай. Глав. Ред. Вост. Лит. М., 1967.
- Михайлов А. Чеченское колесо. Генерал ФСБ свидетельствует. М., 2002.
- Степаков В. Битва за «Норд-Ост». М., 2003.
- Мирек А. М. Красный мираж. ООО «Можайск-Терра». 2006.
- Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛаг. ИНКОМ НВ. М., 1991.
- Труханов М.В. протоиерей. Воспоминания: первые сорок лет моей жизни. «Лучи Софии». Минск, 2010.
- Папков В.А. Сталинский террор в Сибири. 1928–1941 гг. Новосибирск, 1997.
- (199) Восемь занятных фактов про учебу в советской школе 20-х годов
- Красильников С.А., Кузнецова В.Л., Осташко Т.Н., Павлова Т.Ф., Пащенко Л.С., Суханова Р.К. Спецпереселенцы в Западной Сибири. 1933–1938 гг. Новосибирск, 1994.
Комментарии (2)