Осенью 1942 года на партийной комиссии во главе с товарищем Сталиным разбирался расстрельный приговор капитана Петра Бобрицкого. Обвинение было серьезным - прямое неисполнение приказа в боевой обстановке. Впрочем, чтобы избежать наказания капитану было довольно просто вовремя промолчать. Он молчать не стал, тем спас свою часть от разгрома, а себя подвел под высшую меру.
История была в следующем. Летом 1942 года наши войска со скрипом, цепляясь за каждую балку, за каждую речушку, отступали под ударами немцев. Вражеские армады рвались к Воронежу и в южном направлении к Ростову, к кавказским нефтяным промыслам.
Бобрицкий командовал сокращенной танковой ротой в составе одиннадцати новеньких тридцатьчетверок. Машины только-только поступили на фронт и на них даже посмотреть было любо-дорого. Увы, поучаствовать в боях им почти не пришлось.
Несколько крупных соединений наших войск были прижаты немцами к Дону, линии снабжения перерезаны. Быстро кончалось топливо, боеприпасы, от непрерывных авиа-налетов и обстрелов артиллерии сильно проредился личный состав. Командир батальона приказывает частям держаться до последнего, после чего уничтожить технику и отступать за реку.
К моменту, когда держаться было уже невозможно, в живых не было уже ни комбата, ни командиров соседних частей. Взорвать, как предписывалось, двигатели новеньких Т-34 у Бобрицкого не поднялась рука. Тем более, все бойцы были убеждены - свою землю мы оставляем ненадолго. Наша армия выгонит германцев восвояси и очень скоро.
Бобрицкий принимает необычное решение - затопить танки в Дону. Машины подгоняют к обрыву и сбрасывают все одиннадцать танков в глубокое место реки. Немногие уцелевшие бойцы неделю после этого выходили из окружения. Часть была расформирована и Бобрицкого приписали к другому батальону.
И вот, меньше, чем через полгода часть Бобрицкого уже гонит врага в районе Урыво-Покровского, где-то неподалеку от села Давыдовки. На совете командиров ставится задача на масштабный прорыв, в том числе и танковыми соединениями. Только вот беда - машин в распоряжении маловато, нечем воевать.
Бобрицкому тут бы промолчать - историю с нарушенным приказом и затопленными танками рассказать кроме него уже некому. Но он честно говорит - есть, товарищи, танки, есть. Одиннадцать новеньких машин. И совсем недалеко.
К Дону направлены водолазы, подготовлены спуски к реке. Тремя сцепленными тягачами каждый танк вытащен на берег. Всего три дня понадобилось техникам, чтобы очистить машинерию от ила и ввести танки в строй. Через три дня машины были уже полностью укомплектованы экипажами и торжественно отправлены на плацдарм.
А после наступления полковые особисты сверили доклад полугодовой давности убитого комбата об успешном уничтожении одиннадцати машин и приказ подполковника о введении в строй речных "найденышей". И капитан Бобрицкий отправился под арест.
На партийной комиссии, разбиравшей дело Бобрицкого, особенно рьяно выступал молодой представитель военной прокуратуры. Видимо, пытался таким образом "выслужиться", заявить об успехах своей службы на ниве борьбы с внутренними врагами. Прокурор призывал наказать капитана, нарушившего приказ, по всей строгости - высшей мерой.
Товарищ Сталин ознакомился с документами и задал прокурору всего два вопроса. Первый был такой:
- Товарищ военный прокурор, как Вы думаете, в чем главная задача наших войск?
- Нещадно бить врага, товарищ Сталин! Бить всеми имеющимися силами и средствами! - политически правильно отрапортовал прокурор.
Тогда товарищ Сталин со значением приподнял в руке папку с документами по делу капитана Бобрицкого и задал военному прокурору второй вопрос:
- Ну и?!
За успешную операцию по освобождению Донского плацдарма капитан Бобрицкий был представлен к Ордену Боевого Красного Знамени.
Комментарии (0)