Более всего бургундский рыцарь Гильбер де Ланноа (1386-1462), живший идеалами своего времени и сословия, стремился хранить верность своим господам — как небесному, так и земным.
Выходец из знатного дворянского рода графств Фландрии и Геннегау (Эно), сеньор де Валлерваль и де Тронкен, один из первых кавалеров ордена Золотого руна (1430), Гильбер де Ланноа служил мечом графу Эно при подавлении мятежа жителей Льежа, участвовал на стороне своих сюзеренов герцогов Бургундских Иоанна Бесстрашного, а затем Филиппа Доброго в битвах с англичанами. В знаменитом сражении при Азенкуре в 1415 году он попал в плен и едва не лишился жизни. Сражался с арманьяками и по поручению своих государей правил многочисленные посольства. В 1421-1423 годах рыцарь посетил Пруссию, Литву, Польшу, Молдавию, Крым, Константинополь, Египет, Сирию, Палестину, оповещая о новом мирном договоре между Францией и Англией и пытаясь побудить эти государства начать необходимые приготовления для крестового похода против мусульман.
В 1429 и 1442 годах он вновь в Германии, в 1430 году выполнял миссию в Шотландии, в 1446-м — в странах Средиземного моря, в 1431-1433 годах находился на соборе римско-католической церкви в Базеле. При этом де Ланноа занимал административные должности (с 1416 года губернатор Эклюза, с 1426-го — Роттердама), выполнял придворные обязанности чашника, а затем камергера и советника.
Желанием угодить Богу — господину небесному — объясняются многочисленные паломничества рыцаря к святым местам (в 1403-1404, 1421 и 1446 годах в Св. землю, в 1414 и 1430 годах — к св. Патрикию в Шотландию, дважды к св. Якову Компостельскому, в 1450-м в Рим для празднования юбилейного года). Этим же мотивом проникнуто участие рыцаря в борьбе с “неверными”, к коим относились мусульмане, язычники-прибалты, “схизматики”, то есть православные, “еретики”-гуситы, виклефиты, а также в дипломатической подготовке крестовых походов. Движимый благочестивыми помыслами, де Ланноа в 1407-1410 годах воевал вместе с испанскими христианами против мусульман Гранадского эмирата; в 1413 году он выступил на стороне Тевтонского ордена, напавшего на единоверного короля Польского и герцога Померанского, которые были союзниками тоже единоверной Литвы.
Кроме двух сочинений на темы морали и политики — “Воспитание юного государя” и “Отцовские наставления”, в коих представлены образы правителя и рыцаря, соответствующие идеалам аристократических кругов позднего Средневековья, от де Ланноа остались также мемуары “Путешествия и посольства”.
“Путешествия и посольства” представляют собой дневниковые записи на старофранцузском языке, по-видимому, отредактированные самим автором незадолго до смерти. До нас дошло лишь несколько экземпляров: автор не намеревался предавать их памяти потомства “из опасения, чтобы они не обернулись для него суетной славой” (vaine gloire), как свидетельствует его капеллан, который уже после смерти патрона свел все его заметки в единый трактат. Таким образом, много странствовавший рыцарь, обуреваемый, по его собственному признанию, желанием “изведать мир” (voir le monde), стремился не нарушать строгие нормы средневековой христианской морали, запрещавшей человеку без достаточной на то причины вести о себе речь (а значит, и публиковать свои мемуары).
В записках де Ланноа обнаруживают себя и другие присущие средневековому человеку черты сознания, непонятные современному читателю. Укажем на одну из них.
Во время путешествий рыцарь встречался с разными людьми, часто удостаивался приемов государей и высшей знати, однако в редких случаях он называл их по имени и почти никогда не описывал внешность, поведение и свойства характера. Дело здесь не в забывчивости повествователя, а в том, что для него, типичного представителя своей эпохи и культуры, человек важен и интересен только в качестве представителя определенного социального звания и достоинства. Индивидуальные черты, личные особенности людей для него как бы не существовали. Из-за этого, в частности, мы можем только предполагать имена тысяцкого, посадника и владыки (епископа), которые его приняли в Новгороде, и как звали князя (в тексте сказано “короля”), изгнанного псковичами, а известие о русских князе и княгине (“русских герцоге и герцогине”), подданных Витовта, устроивших для путешественника пир, было бы гораздо ценнее, если бы он уточнил, кого именно он имел в виду.
На Русь де Ланноа наведывался дважды: первый раз зимой 1413 года, когда из-за того, что не состоялся поход ливонских рыцарей на литовцев, решил использовать время для поездки во владения Новгорода и Пскова. Второй — в 1421 году, когда он в качестве посла герцога Бургундского, а также французской и английской корон проезжал через западнорусские земли Галиции и Подолии. На фоне других описание Новгорода и Пскова выделяется объемом и обстоятельностью. Помимо бескорыстной любознательности де Ланноа, скорее всего, преследовал и вполне практическую цель — разведать положение дел у тех, с кем ливонские рыцари вели частые и, как правило, неудачные войны. Неясно, в каком качестве он посетил Новгород (в мемуарах сказано, что содействие ему оказал магистр Ливонского ордена), но встречен был и содержался с большим почетом: высшие городские магистраты задали в его честь пир, “самый необычный и самый удивительный из когда-либо виденных” им, припасы ему доставлялись с владычного двора — так принимали обычно послов; в Псков же он проник инкогнито, “под видом купца” (en guise de marchant).
He стоит преувеличивать “объективность” и “непредвзятость” рыцаря. Он воспринимал Русь как представитель чужой культуры и цивилизации, не раз и не случайно противопоставляя “истинных христиан” (francqs cristiens), к которым относил и себя, “схизматикам”-русским. В первую очередь его интересовали военная мощь и политический строй увиденных русских городов. Он подчеркивал необыкновенные размеры Новгорода, огромную численность его войска и вместе с тем плохие укрепления, в сравнении с которыми каменные стены, башни и замок Пскова произвели на бургундского рыцаря гораздо более сильное впечатление.
Он отметил также независимость Новгорода, коммунальный строй как принцип его государственной организации, указал высших магистратов — тысяцкого и посадника — и политическую роль епископа; наконец, он ясно обозначил тех, кому принадлежала власть в городе, — это “великие господа”, по-русски именуемые “бояре” (Bayares). Де Ланноа одним из первых употребил геополитическую деноминацию “великая Русь” (la grant Russie), правда применительно к Новгороду и его владениям. Интересные сведения он сообщил о денежном обращении (о серебряных слитках без клейма в качестве крупной монеты и мордочках пушных зверей в качестве мелкой), зимней торговле замороженными съестными припасами (рыбой, мясом, птицей), продаже или обмене женщин на городском рынке, что, впрочем, нуждается в проверке русскими источниками. Наконец, де Ланноа рассказал целый ряд “экзотических” подробностей, которые должны были позабавить или удивить европейского читателя, — о венце за головой у псковских женщин, похожем на нимб святых, в котором легко угадывается кокошник, о сезонной линьке зайцев и необычных физических явлениях, вызванных сильным морозом.
Итак, в мемуарах бургундского рыцаря мы находим первые известные нам зарисовки Руси, выполненные западным европейцем и важные не только тем, что он в них запечатлел, но и тем, как передал увиденную им русскую действительность.
(1413 год)
38. Тоже. В Риге я нашел магистра Ливонского (1), государя Курляндии, который подчиняется магистру Прусскому, но не обнаружил там сборов в поход. При содействии указанного магистра я предпринял поездку в Новгород Великий на Руси. Я отправился к ландмаршалу, находившемуся в одном городе в семи милях [отсюда], возле города, называемого Зегевальд. От него я поехал дальше по Ливонии, от одного города к другому, через замки, усадьбы и коммандорства упомянутого магистра Ордена, миновал большой укрепленный город по названию Венден, являющийся коммандорством и замком, расположенный на границе Руси и именуемый Нарвой, лежит он на реке Нарве, которая велика; от нее город получил свое название. И разделяет эта река здесь земли Ливонии и земли Руси, принадлежащие господам Новгорода Великого. И от Риги до Нарвы расстояние в восемьдесят миль. И на этом пути можно встретить людей, говорящих на четырех разных языках, — ливов, земгола, летов и эстиев. И едут по левую руку между Вейсенштейном и Нарвой вдоль Ливонского и Русского моря. Эти земли видно все вместе, когда плывешь по морю к упомянутому городу Нарве.
39. Тоже. Оттуда я переправился через реку Нарву и вступил в страну Русскую. Там я сел на сани (sledes) по причине великого снега и холода. И был там в шести милях от Нарвы русский замок по названию Низлот (2). И от Нишлота я продвигался все время по Руси, минуя села и замки, расположенные в пустынных местностях, изобилующих лесами, озерами, реками, Вольдемарию, укрепленный город, Феллин, укрепленный город и коммандорство, Вейсенштейн, коммандорство и селение. А оттуда проехал через укрепленный город, коммандорство и замок, покуда не достиг города Новгорода Великого. А от упомянутого замка Низлот до Новгорода Великого расстояние двадцать четыре мили.
40. Тоже. Новгород Великий — на диво большой город, расположенный на громадной равнине в окружении огромных лесов, в низине, среди вод и болот; и по середине этого города течет очень большая река, называемая Волхов. Город обнесен плохими стенами из плетня и земли, тогда как башни из камня. Это — вольный город, он имеет общинное управление. Есть здесь епископ, который является как бы их владыкой. И держатся они, а равно все другие русские на Руси, которая весьма велика, христианского закона по их вере, такой же, как у греков. И внутри указанного города находится триста пятьдесят церквей. И есть у них замок, расположенный на упомянутой реке, в нем возведена главная церковь Св. Софии, которую они почитают; и там резиденция упомянутого их епископа.
41. Тоже. В этом городе проживает много великих господ, именуемых ими боярами. И там есть такой горожанин, на диво богатый и могущественный, который обладает земельными владениями в двести миль длиной. И русские Великой Руси не имеют других господ, кроме этих, [выбираемых] в свой черед по воле общины (3). Деньги их представляют собой слитки серебра около шести унций весом, не имеющие клейма, ибо они вовсе не чеканят золотой монеты. В качестве мелкой монеты они используют головы белок и куниц. В их городе есть рынок, где они продают и покупают своих женщин, поступая по их закону, мы же, истинные христиане, не посмели бы этого делать никогда в жизни. И обменивают своих женщин одну на другую за слиток или два серебра, как договорятся, чтобы один возместил разницу в цене другому. Они имеют двух магистратов: тысяцкого (ung duc) и посадника (ung bourchgrave), которые являются правителями указанного города. Они сменяются ежегодно. И я посетил там епископа и указанных господ.
42. Тоже. У женщин волосы заплетены в две косы, спускающиеся сзади на спину, у мужчин — в одну косу. В этом городе я пробыл девять дней, и упомянутый епископ присылал мне каждый день добрых тридцать человек с хлебом, мясом, рыбой, сеном, овсом, пивом и медом. Вышеупомянутые тысяцкий и посадник дали мне обед, самый необычный и самый удивительный из когда-либо виденных мной. В ту зиму было так холодно, что было бы занимательно рассказать о тамошних морозах, поскольку мне пришлось ехать по морозу.
43. Тоже. Одно из чудес, производимых там морозом, состояло в том, что, когда едешь лесом, слышно, как замерзшие деревья трескаются и раскалываются сверху донизу. Там можно видеть, как комья конского помета, лежащие оледенелыми на земле, от мороза разлетаются вверх. И если ночью случалось спать в безлюдном месте, то утром мы находили бороду, брови и веки заиндевелыми от человеческого дыхания и все в льдинках, так что, проснувшись, с трудом удавалось открыть свои глаза.
44. Тоже. Я видел другое чудо, производимое холодом: как в глиняном горшке с водой и мясом, поставленном на огонь однажды утром на пустынном озере, вода кипела на одной стороне и превращалась в лед — на другой.
45. Тоже. Я видел другое чудо, произведенное холодом: две серебряные чаши весом в три труасские марки, которыми я набирал воду для питья ночью в озере подо льдом, примерзли к моим пальцам в то время, когда я держал их моими теплыми руками; когда же я их опорожнил и вложил одну в другую, они так смерзлись, что при поднятии одной приподнималась в силу того, что примерзла, и вторая.
46. Тоже. На рынке Новгорода Великого не продают ничего живого, ни рыбы, ни мяса свиней, ни овец, ни птицы никакой — все это забито и заморожено. И во всей этой стране водятся зайцы, совершенно белые зимой и совершенно серые летом.
47. Тоже. Вооруженные силы всех господ Новгорода Великого составляют сорок тысяч конницы и без числа пехоты; они часто воюют с соседями, особенно с рыцарями Ливонии, и одерживали в прошлом победы во многих больших сражениях.
48. Тоже. Покинув Новгород Великий, я отправился на санях — с целью посмотреть мир — под видом купца в другой большой город королевства и государства Русского, именуемый Псков. От упомянутого Новгорода до Пскова нужно проехать через огромные леса тридцать немецких миль.
49. Тоже. Псков очень хорошо укреплен каменными стенами и башнями; и есть в нем огромный замок, в который никакой истинный христианин не может проникнуть под страхом смерти. И расположен этот город в месте соединения двух больших рек — Молде (4) и Псковы; он управляется самостоятельно, находясь в подчинении королю Московскому. И в то время, когда я там находился, их король находился в ссылке и изгнании в Новгороде Великом, где я его и видел (5). И русские этого города носят длинные волосы, ниспадающие на плечи, а женщины круглый венец за головой, как у святых.
50. Тоже. Покинув Псков, я, чтобы вернуться в Ливонию, поехал со всеми моими санями по реке Молде. По ней я достиг льда очень большого озера, именуемого Пейпус (6), длиной в тридцать миль и шириной в двадцать восемь миль; на этом озере находится несколько островов, одни из них обитаемы, другие — нет. Я ехал по этому озеру, не встретив ни селения, ни жилища, четыре дня и четыре ночи и прибыл в Ливонию, в один очень красивый городок, именуемый Дерпт, который находится в двадцати четырех милях от Пскова.
(1421 год)
83. Тоже. Из Пруссии я направился к королю Польши (7) через город Сандомир на Руси и нашел его в глубине польских пустынь (8), в бедном местечке, именуемом Озимины, и исполнил к нему посольство мира от двух королей, названных выше (9), и преподнес ему драгоценности короля Англии. Он (король Польши. — О. К.) оказал мне превеликую честь, выслав ко мне навстречу за тридцать миль (людей. — О. К.), чтобы проводить меня на его (королевский. — О. К.) счет. И он повелел устроить для меня в указанном пустынном месте жилье из зеленых листьев и ветвей, чтобы держать меня при себе. И водил меня с собой на охоту, когда брали медведей живьем, и задал в мою честь два богатейших пира, один из них — на нем подали более пятидесяти пар блюд — был особенный, король посадил меня за свой стол и посылал мне все время кушанья. И он вручил мне письма, которые я у него просил, адресованные турецкому императору, его союзнику против короля Венгрии (10); они должны были служить охранным свидетельством в стране турок; но он мне сказал, что означенный император умер, из-за чего вся Турция охвачена войной и ехать по ней сухим путем нельзя.
У него я пробыл шесть дней; при отъезде он пожаловал мне два коня, двух кобылиц, две шелковые материи, сто собольих шкур, русские перчатки, три кубка, покрытых золоченым серебром, сто флоринов венгерских, сто флоринов богемскими грошами. Каждому из четырех дворян, бывших при мне, он пожаловал по шелковой материи, а упомянутому герольду — шелковую материю и десять рейнских флоринов, повару, кучеру и моему слуге — по флорину. И некоторые из его людей одарили меня многочисленными мелкими подарками — ястребами, перчатками, борзыми собаками, ножами и русскими постелями. И, сам находясь в пустынном месте, король, когда я уезжал, меня отправил в один свой город на Руси, называемый Лемберг (11), чтобы устроить мне хороший прием. Здесь господа и горожане задали в мою честь великий пир и подарили мне шелковую материю. А армяне, бывшие там, подарили мне шелковую материю и устроили в мою честь танцы и хороший прием с дамами. И упомянутый король распорядился меня провожать и вести в течение нескольких дней за свой счет до пределов своего королевства.
84. Тоже. Оттуда я отправился в один город на Руси по названию Бельск (12) к герцогине Мазовецкой, которая оказала мне честь и прислала мне разного рода жизненные припасы; и была она сестрой польского короля (13). Я пересек Нижнюю Русь и прибыл к герцогу Витовту, великому князю и королю Литвы, коего я нашел в Каменце на Руси вместе с женой, в сопровождении татарского герцога и многих других герцогов, герцогинь и большого числа рыцарей. Я исполнил свое мирное посольство к герцогу Витовту, возложенное на меня двумя королями, и преподнес ему драгоценности от короля Англии; сей же государь [Витовт] также оказал мне великие почести и отлично меня угостил.
Он дал мне три пира, и я сидел за его столом, за которым находилась также герцогиня, его жена, сарацинский герцог из Татарии, почему я видел, что за его столом ели мясо и рыбу в пятницу. И был там один татарин с бородой, спускавшейся до колен и завернутой в чехол. И на один торжественный им [Витовтом] устроенный пир прибыли два посольства, одно из Новгорода Великого, другое из королевства Пскова, которые, целуя землю (14), выложили перед его столом много чудесных подарков, как-то: невыделанные куньи шкуры, одежды из шелка, шубы (soubes), меховые шапки, шерстяные сукна, зубы рыб-кураков (15), золото, серебро — всего шестьдесят видов даров. И он принял подношения Новгорода Великого, Пскова же — нет, во гневе приказав убрать их с глаз долой (16). Этот герцог вручил мне при моем отъезде письма, нужные мне, чтобы при его содействии проехать по Турции, написаны они были по-татарски, по-русски и по-латински. И дал мне для сопровождения двух татар и шестнадцать человек русских и валахов.
Он мне сказал, однако, чтобы я не переправлялся через Дунай, поскольку в Турции после смерти императора идет везде война. И был он в союзе с королем Польши и с татарами против короля Венгрии. И при отъезде дал он мне две одежды из шелка на собольем меху, именуемые шубами, четыре шелковые материи, четыре лошади, четыре островерхие шапки своего двора, десять вышитых шапок, четыре пары русских кубков, лук, стрелы и колчан татарские, три сумки, сто золотых дукатов и двадцать пять серебряных слитков стоимостью сто дукатов. От золота и серебра я отказался и вернул их, потому что как раз в это время он [Витовт] был в союзе с гуситами против нашей веры. А герцогиня, его жена, прислала мне золотую ленту и большой татарский флорин, чтобы носить на шее как знак ее двора. А указанный герцог даровал моему герольду лошадь и шубу на куньем меху, шапку своего двора, два серебряных слитка и шесть с половиной золотых дукатов. Моему секретарю по имени Ламбен, коего я отправил к королю Англии, он пожаловал шубу, то есть шелковое одеяние, подбитое куньим мехом, и шапку своего двора. Пяти дворянам, бывшим со мной, — каждому дал по шелковой материи.
85. Тоже. Один русский герцог и герцогиня из его [Витовта] подданных дали мне пир и пару вышитых русских перчаток и… (17). И мне были преподнесены его [Витовта] рыцарями другие дары, как-то: шапки и рукавицы на меху и татарские ножи, особенно же Гедигольдом, капитаном Плюи в Подолии. И был я у Витовта девять дней и затем уехал оттуда.
86. Тоже. Из Каменца я вернулся в Лемберг, до которого пятьдесят миль, — такой крут я сделал, чтобы найти означенного герцога Витовта. А из Лемберга, проехав Верхнюю Русь, я приехал в Подолию в другой Каменец (18), дивно расположенный, принадлежащий упомянутому герцогу, где я встретил одного рыцаря, капитана Подолии по имени Гедигольд, который принял меня с великими почестями и преподнес мне прекрасные дары, жизненные припасы и устроил добрые пиры. Оттуда я отправился через Малую Валахию по громадным пустыням и встретил воеводу Александра, господаря указанной Валахии и Молдавии, в одном его селении, называемом Козял.
Он мне определенно подтвердил сведения о смерти турецкого императора (19) и о большой войне, которая шла по всей стране, как в Греции, так и по другую сторону рукава Св. Георгия (20), в Турции, и в которой участвовали три повелителя, и каждый из них желал, опираясь на силу, сделаться императором (21). И что никак нельзя переправиться через Дунай, потому что никто из его [Александра] людей не был настолько смел, чтобы отважиться меня перевезти [через Дунай]. И, таким образом, мне следовало переменить решение ехать через Турцию. И с намерением испробовать обогнуть Великое море (22) я отправился сухим путем в Каффу (23).
При отъезде сей господарь Валахии дал мне лошадь, эскорт, толмачей и вожатых; и я поехал через большие пустыни, тянувшиеся более, чем четыре мили (24), в упомянутой Валахии. И я приехал в укрепленный портовый город, расположенный на упомянутом Великом море, называемый Монкастро, или Белгород (25), который населяют генуэзцы, валахи и армяне. И как раз в то время, когда я там находился, на один из берегов реки прибыл ранее упомянутый Гедигольд, правитель Подолии, чтобы силой построить и основать совершенно новый замок, который и был воздвигнут менее чем в месяц упомянутым герцогом Витовтом в пустынном месте, лишенном дерева и камня; но упомянутый правитель привел [с собой] двенадцать тысяч человек и четыре тысячи повозок, груженных камнем и деревом.
Олег Кудрявцев, доктор исторических наук
Комментарии (0)