"С утра 4.04.1942 после митинга и завтрака подразделения по команде развернулись в боевой порядок, и перешли в наступление'. Наш полк получил задачу: атаковать опорный пункт противника, и овладеть деревней Глинцево, 173-й противотанковый дивизион 2-й и 3-й батареями совместно с 396 сп и 497-м полком должен был овладеть рубежом в 600 метров восточнее Воробьево.
Вести наступление было сложно, глубокий снег, бескрайние лесные массивы, болотистые топи, холодные ночи, плохое питание. Передвигались по-пластунски под звуки трассирующих пуль, авиационной бомбежки. Немцы не любили воевать ночью.
Весь средний начсостав нашего полка был одет в офицерское обмундирование. В первом же бою за Глинцево был ранен командир нашей 5-й роты, к сожалению, забыл его фамилию и убит политрук И.П. Артамошкин, а среди остального личного состава роты к середине дня выбыло около тридцати человек. Пополнения к нам приходило мало - помню, что лишь однажды прибыли выпускники Белоцерковского пехотного училища.
А вскоре я сам надел солдатскую шинель, так как мою форму повредило взрывом ручной гранаты. Поэтому вначале мне пришлось ходить в шинели нашего убитого под Глинцево политрука Артамошкина, но от нее шел такой нестерпимый трупный запах, что я сказал об этом своему бойцу - Десятникову, и он предложил отдать шинель ему. А я с этого момента надел солдатское обмундирование.
Памятники в Бельском районе. Это здесь рядом.
Был у меня во взводе еще один красноармеец - Зайцев. Перед одной из атак он обратился ко мне - мол, не могу я больше передвигаться, устал! Я его оставил в Залексоновском лесу. А когда вернулись - обнаружил бойца умершим. Наиболее вероятно, что скончался он от истощения.
Был еще один случай, как ко мне обратился мой красноармеец со словами, что ему нельзя вечером идти в атаку, так как будет убит. На это я ему ответил: Ничего, пойдешь за мной!. И боец, двигавшийся за мной в ходе атаки, как нитка за иголкой, как ни странно, остался в живых. Во всяком случае - в этом бою.
В дальнейшем все боевые действия полка свелись к овладению большаком Смоленск - Белый с целью блокирования частей 246-й пд противника, находящихся в городе Белый. Бои шли с переменным успехом, подразделения ожесточенно дрались за каждый населенный пункт - Глинцово, Воробьево, Поляново, Бор, Лосьмино, Цыгуны и другие, а также за высоту 216,8 (1-я).
Всего высот с таким названием было две - одна в полосе 396-го полка (1-я) - севернее Бора, а другая (2-я) - юго-восточнее этой деревни, в полосе 497-го полка майора Т.Г. Логинова.
Наступать было очень тяжело: обилие болот, резко пересеченная лесная местность - почва буквально ходила под ногами. Мы не вылезали из болот ни днем, ни ночью. Не случайно нашу дивизию именовали "болотным" соединением...
Определенной цели мы в начале апреля достигли, активные действия дивизии вынудили противника перебросить часть сил, предназначенных для действий на главном, московском направлении.
Боевые действия, проходили в сложных климатических условиях весенней распутицы, что отражалось на темпах наступления. А использование противником танковых подразделений и авиации создавало на отдельных направлениях в его пользу превосходство в силах и средствах.
Из-за того, что местность для техники была непроходима, нам иногда приходилось наступать без танков, артиллерийской подготовки, ходить в атаки лишь за счет ружейно-пулеметного огня!
За первые 10 дней боев только раненых через медсанбат прошло 1245 человек, не считая убитых, попавших в плен и пропавших без вести. О случаях дезертирства, сдачи в плен, членовредительства мы и понятия не имели. Немцы разбрасывали много листовок, в которых они касались Москвы, Сталина, которого изображали кормчим за штурвалом тонущего корабля. Местные жители их использовали вместо обоев.
Командир 173-го отдельного противотанкового дивизиона капитан Георгий Григорьевич Мисюра, по оценке сослуживцев, командовал хорошо, и со своими задачами справлялся успешно. В этом заслуга как его самого, так и командиров огневых батарей.
Дивизион для нас, пехотинцев, всегда был первой опорой, постоянно находился в боевых порядках стрелковых подразделений - где помочь, где вытащить, куда дать огонь - у нас с ним было постоянное взаимодействие. Всегда помогали друг другу и совместно прогрызали оборону противника....
В бою за Воробьево я командовал ротой, которая в ходе ночного марша после преодоления по пояс в воде разлившегося ручья, в ночном бою атаковала вражеский опорный пункт, уничтожив два ДЗОТа, и заняла окопы и блиндажи противника. Не выдержав стремительного удара, немцы в панике бежали. Выполнили мы ту задачу без потерь. В этом бою я был ранен, но не покинул своего подразделения, санитар забинтовал правую, окровавленную ногу.
С рассветом противник перешел в танковую атаку. Некоторые бойцы дрогнули, бросились бежать, и были расстреляны и раздавлены танками, но артиллеристы противотанкового дивизиона не растерялись, дав врагу достойный отпор. Два немецких танка были подбиты, а остальные отошли.
У них, противотанкистов было разбито одно орудие, расчет погиб. Я лично обязан им своею жизнью - до моего окопа танк противника не дошел буквально пяти метров и был ими подбит, а второй повернул обратно.
В моем наградном листе написано следующее: "...19 апреля 1942 во время боя с немецкими захватчиками в районе северо-восточнее д. Воробьево... Крупейников, личным примером увлекая бойцов вперед на засевших в блиндажах... захватчиков, первым ворвался на передний край обороны... Огнем своего подразделения подавил блиндаж противника, где находились две огневые точки,... и лично истребил не менее 15 немецких солдат и офицеров".
Не ограничившись представлением к награждению орденом, командир полка подполковник Найдышев Павел Николаевич направил моим родителям благодарственное письмо, в котором, в частности, сообщил: "...Руководя в бою ротой, он шел впереди бойцов и увлекал их за собой. Первым ворвался в оборону противника.... За проявленное мужество и отвагу т. Крупейников нами представлен к правительственной награде - ордену Красной Звезды".
К немцам у нас была большая ненависть, слишком много горя они принесли нашему народу. Но боевого умения еще не хватало, науку побеждать мы осваивали в бою. Бои были тяжелыми, сложными, за первый месяц из командиров взводов остался в строю я и лейтенант Бармин, а потом и он погиб.
Из моей роты в памяти остались: лейтенант Градобоев, парторг роты Маслов, рядовые Зайцев, Десятников. Запомнился еще командир 1-го батальона 497 сп Николай Коптяев - в его батальон я попал после излечения в Чичатах и командовал 1-й ротой. Текучесть личного состава была большая, не успевали часто даже знакомиться с прибывающим пополнением.... То же самое и с командным составом.
Хочу отметить большую роль политруков - не прав писатель Астафьев, утверждавший, что политработники только и делали, что митинговали. Они тогда воевали так же, как и командиры - в первых рядах, во всяком случае - ротное звено. Я, как командир, всегда согласовывал с политическим руководителем роты наши действия перед боем.
Первый наш политрук, Артамошкин, был убит во втором же бою - под деревней Глинцево, там он и был похоронен в воронке от разрыва снаряда. Второй политрук был ранен под деревней Воробьево, но остался в живых, я его лично эвакуировал в тыл.
Старший политрук (Пономарев или Раздобудько?) тоже был ранен, и вынесен с поля боя санитарами.... По Боевому Уставу пехоты командир должен был быть всегда впереди, исходя из этого требования у нас были большие потери в командном составе.
Напрасно некоторые лица распространяются о "ста наркомовских граммах, выдаваемых якобы для храбрости. В нашем 2-м стрелковом батальоне выдали после первого боя по 100 граммов водки - для снятия эмоционального напряжения. И больше не выдавали. Наш командир батальона этим делом стал злоупотреблять, его еще в середине апреля 1942 отстранили от занимаемой должности.
На войне все гладко не бывает. Весною было плохо с питанием, из-за распутицы не было подвоза продовольствия. Бывало на день лишь по два сухаря доставалось.... Иногда бойцы варили и ели даже лошадиную кожу. Люди изнашивались, уставали, болели. Но моральный фактор нашего солдата трудно переоценить.
Солдаты, офицеры были выносливы, непритязательны, в трудных условиях приспосабливались - им помогала русская находчивость, а также желание воевать, победить и выжить.
Безусловно, те, кто довел войска до такого состояния, были наказаны и сняты с занимаемых постов - пример халатного обеспечения войск вошел в учебники по тыловому обеспечению на Калининском фронте. Мне пришлось услышать об этом однажды на лекции, будучи слушателем военной академии имени Фрунзе.
Следующий кровопролитный бой начался 21-го апреля невдалеке от деревни Демяхи. Моя рота занимала рубеж на безымянных высотах западнее Демяхи, когда была атакована гитлеровцами. Впереди шло пять танков с пехотой....
Я приказал открыть огонь из стрелкового оружия по вражеской пехоте и отсечь ее от танков. А по бронированным машинам - полученными недавно ротой ружейными противотанковыми гранатами Сердюка (ВПГС-41) , выстреливаемыми из винтовок на дальность 60-70 м при помощи холостого патрона.
Но винтовочные гранаты оказались крайне неэффективным оружием при борьбе с бронированными целями - из них весьма редко бойцам удавалось попасть в цель, но даже в случае попадания они были почти бесполезны.
Тогда я помог выкатить на прямую наводку два 45-мм орудия, подбивших вскоре несколько вражеских танков. В этом бою я был вновь ранен пулей, на этот раз в нижнюю треть живота, и на военной двуколке отправлен в 138-й отдельный медико-санитарный батальон.
В последующем мне пришлось участвовать в бою на высоте 216,8 (2-я) возле деревни Бор - туда я прибыл 26-го апреля. В госпиталь 138-го омсб пришло распоряжение комдива выписать тех, кто мог держать в руках оружие.
Меня направили в 497-й полк, и вскоре я уже доложил о прибытии командиру 1-го батальона Кольке Коптяеву - именно так представился мой новый непосредственный начальник, а в руках у него при этом был немецкий пистолет-пулемет МП-40, комбат был всего лишь лейтенантом... приказал принять 1-ю стрелковую роту, и я сразу лег за станковый пулемет "Максим" - отражать очередную атаку, так как пулеметчики были все выбиты.
Продергиваю ленту через приемник, подпускаю фрицев поближе и нажимаю на гашетки.... Немцы сразу залегли, затем начали отходить. В роте личного состава оставалось человек пятнадцать, остальных уже всех покосило....
Два дня дрался наш батальон на высоте с отметкой 216,8 у деревни Бор. Немцы потеряли в этих боях немало живой силы и техники и были вынуждены отойти на исходные позиции.
С потерей выгодного рубежа они не смирились, и систематически продолжали наносить удары авиации, проводили налеты артиллерийским и минометным огнем....
30-го апреля дивизия была вынуждена перейти к жесткой обороне на рубеже: Горюны - юго-восточная опушка залексоновского леса, где мы отражали атаки врага в течение 15-ти суток. Особенно сильный оборонительный бой разгорелся 1-го мая.
На рассвете услышали нарастающий гул двигателей немецких танков, сопровождаемых пехотой, на бомбежку заходили самолеты. Казалось - никто не устоит. Но выдержали, даже раненые не покидали поле боя.
А 3-го мая во время очередной вражеской я был тяжело ранен. После тяжелого множественного ранения левого бедра, предплечья и кисти левой руки мне промыли раны, наложили повязки. Когда снимали шинель, осколки сыпались как горох и стучали о пол.
Один угодил в комсомольский билет. В дальнейшем я был эвакуирован в тыл через Ильино, Старую Торопу, Торопец, Ржев, где проходил лечение в полевом подвижном госпитале (ППГ) 2235, ЭГ (эвакуационном госпитале) 2392. Затем в ЭГ 1812 Калинина, позже доставлен для лечения в город Горький, в ЭГ 2800.
Ржевскую битву часто называют "малым Сталинградом" - ведь потери в личном составе в ходе нее были значительно больше, и по времени она продолжалась дольше, чем оборона города на Волге. Заслуга Ржевской битвы огромна, и не случайно этот населенный пункт назван недавно городом русской воинской Славы. Под Сталинград боеприпасы возили вагонами, а под Белым их давали на орудие по одному снаряду в день...
В мае 42-го наша дивизия была переброшена на рубеж реки Обша, севернее Белого, где она продолжала вести тяжелые бои. После окружения, в которое 135-я попала в июле, дивизия была выведена в резерв фронта.
За проявленное мужество и героизм в боях с немецко-фашистскими оккупантами командующий Калининским фронтом генерал-полковник Конев командиру дивизии и всему личному составу объявил благодарность. Вновь вернулась 135-я на Бельскую землю в марте 1943, и участвовала в полном освобождении Бельской земли от оккупантов." - из воспоминаний мл.лейтенанта 135-й стрелковой дивизии Д.А.Крупейникова.
Младший лейтенант Крупейников.
Комментарии (0)