Древняя еще былинная Русь, как выясняется, находилась где-то далеко на юге. Вот лишь один из аргументов, вскрывающий место нашего нахождения в глубокой древности:
«Имеются… подробности, говорящие о том, что “Русская Правда” создалась на юге, а не на севере, так, например, мы находим указание на пахоту волами, а не лошадьми; никогда волы для пахоты в северных странах не употреблялись» [1] (с. 59).
То есть мы жили раньше в Африке и на Ближнем Востоке. И лишь затем, ввиду высыхания внутренних морей сначала Африки, а затем и территории Междуречья, перемещаемся в северное Причерноморье. А именовали нас скифами. То есть теми самыми людьми, которые после Всемирного Потопа сошли с Кивы — по-нашему с камня. То есть те самые люди, которые не потеряли свой язык и внешность после Вавилонского столпотворения. И вот как выглядели скифы:
«Признаками скифского происхождения Ахиллеса, по словам Арриана, были его русые волосы, голубые глаза и необычайная ярость в бою, а также и скифский покрой его одежды с застежкой. Таким образом, величайший из греческих героев был по происхождению Скиф-Славянин, уроженец берегов Азовского моря, родины и нашего доблестного Донского казачества» [2] (с. 14).
«Скифия = страна на С. от Черного моря, между Дунаем и Доном… Правили ею сперва парфяне…» [3] (с. 607).
Откуда же объявились эти самые парфяне на таком, казалось бы, дальнем от их метрополии севере? И что это у них за имечко заморское?
А оно никакое не заморское:
«Портъ — …ленъ [Ос. ев. Мф 12, 20]» [3] (с. 458).
«Порфира [портира — А.М.]… — …пурпуровая, дорогая одежда [Лук 16, 19]…
Порфироносный = носящий порфиру; это название присвояется только владетельным особам и их детям. Прол. мая 23» [3] (с. 459).
А таковых, носящих портиру (то есть порт, от чего производное: портянки, портной, портки) по тем еще временам, была целая страна, которая, за свою незапятнанную кровосмешением с примитивными народами родословную и называлась: Парфия. Славяне же, что общеизвестно, отличались от иных народов мира именно тем, что одевались в льняные ткани. То есть в порт.
Но этой стране в данном регионе несколько ранее предшествовала Персия. Согласуется ли и ее название с принадлежностью к пассажирам ковчега, на котором на Киву (то есть на Камень — так у нас Урал всегда называли) прибыл когда-то Ной?
Человек, как известно из Библии, был создан именно из персти земной. Однако же:
«Бог берет не просто землю, но “персть”, тончайшую, так сказать, часть земли, и эту самую “персть от земли” Своим повелением превращает в тело…» [3] (с. 419).
Тело, заметим, именно того человека, который благополучно все же избежал Вавилонского столпотворения. А потому не лишился бороды, не поменял цвет белой кожи на смуглый, не прищурился, оставшись таким на веки вечные. То есть, как ни единожды сообщают греки и арабы, русский человек имел цвет своей кожи, доставшийся ему еще от Адама. Вот что собою означают люди, составившие костяк Первого Рима — Царства Персидского.
Причем, и наименование русских городов переходит на новую местность из стран Азии (Асии=РАсии). Киев, например:
«…летопись помнит его совсем лесным городом: “И бяше около града лес и бор велик”» [4] (с. 72).
Мало того:
«…Кий с братьями, основавшие город Киев среди “леса и бора великого”, были звероловы, “бяху ловяща зверь”» [4] (с. 80).
Сейчас, что и понятно, в чисто степных районах Киевщины никакими лесами и не попахивает. Не было их здесь, что более чем надежно подтверждает исследование почв данного региона, и тысячу лет назад.
И вот что за зверей те древние славянорусы, в окрестностях того самого ими упоминаемого города Киева, ловяща:
«В древних русских памятниках встречаются названия… пардуса…» [5] (с. 3).
Например:
«В слове о Полку Игореве упомянуто “пардуже гнездо”, с. 128. В 1159 г. Святослав Ольгович сделал Ростиславу… подарок, дал ему пардус; в 1147 году Олег в Москве подарил тестю своему, Юрию Долгорукому, пардуса: “Еха наперед к Гюргеви и да ему пардус”» (там же).
И вот что это за зверь за такой:
«В переводных памятниках словом пард, пардус означается барс или пантера, леопард» [5] (с. 4).
На Русской же равнине зверь добывается много иной:
«…арабские писатели постоянно упоминали, что главная торговля русских состояла из бобров, соболей, лисиц, куниц и горностаев, которых они привозили к своим соседям» [5] (с. 15).
У них у всех до единого и малого намека нет на каких-то зверей из семейства кошачьих. И все потому, что даже рысь, судя по всему, водилась только далеко за Уральским хребтом. Потому среди продаваемых арабам мехов ни о каком пардусе (барсе, пантере или леопарде) нет и намека.
Сочинения средневековых немцев, чьи записи дошли до нас также в мало искаженном виде, аналогично греческим, римским и арабским ни о каких пардусах, якобы добываемых на Руси, известий также не несут.
Зато уже в наших летописях тут и там встречается обратное — полное несоответствие описываемой местности нашему нынешнему обитанию. О Русской равнине, более чем это необходимо богатой сенокосами, например, сообщается как о местности, где не возможно было завести достаточного количества лошадей:
«Под 1240 г. отмечено, что немцы и чудь “поймаше по Луге вси кони и скот и нельзя быша орати по селам и нечим”. Владимир Василькович в 1288 г. раздавал лошадей и скот убогим и тем, у кого их не было» [5] (с. 47).
А через некоторое время, о чем будут писать средневековые немцы, наша страна станет самой на домашний скот богатой в мире. Причем вплоть до большевицкой революции, когда скот просто отберут, а коза будет именоваться «Сталинской коровой». Странно?
Лишь в том случае, если Древнюю Русь поместить на Русскую равнину. Если же поместить ее в страну виноградников и колючих кустарников (что-то типа южного побережья Крыма), где для поддержания достаточного количества лошадей придется специально для них сеять овес, то вопросов вновь не возникнет. Здесь легче разводить верблюдов, чем лошадей.
А именно овсом, о чем и упоминают древние источники, у нас и было принято кормить коней:
«Люди богатые кормили своих коней овсом…» (там же).
Чем кормили бедные — не упомянуто. Потому-то бедным их и было иметь здесь, на нашей Древней то есть былинной еще Руси, что на самом деле находилась сначала в Африке, а затем на Ближнем Востоке, достаточно сложновато.
На нашей же нынешней территории никакого овса лошади не требуется. Ей вполне достаточно как свежей травки, так и скошенного в сезон сена.
Все то же касается и крупного рогатого скота:
«Промысел скотоводством не был развит в Древней Руси; хороший скот добывали от степных народов; вообще у народа его было мало…» [5] (с. 48).
То есть мало на Ближнем Востоке, но уже много — на Русской равнине.
Вот пример:
«…в 1913 году, по сведениям министерства сельского хозяйства, живность в России по сравнению с 1904 годом увеличилась почти в два раза» [6] (c. 24).
И вот с какой цифры она удвоилась:
«Статистика за 1904 год показывает, что Россия в то время имела: коней — 26 миллионов, рогатого скота — 36 миллионов, овец — 52 миллиона и свиней — 22 миллиона» (там же).
То есть к этой пресловутой «революционной ситуации» в России стало: 52 млн. коней, 72 млн. голов рогатого скота и 104 млн. овец!
И если учесть, что подавляющее число этой живности разводили в деревнях, а:
«…в русских деревнях сплошь и рядом имелись семьи с 10–15 детьми…» [7] (c. 167–168),
то в таком случае следует констатировать, что в среднем на крестьянскую семью в те дореволюционные времена, столь руганные захватившими власть в стране большевиками, приходилось что-то порядка 6 коней, 8 коров и 12 овец.
Такого обилия скота на душу населения не было нигде в мире. Потому утверждение, что «промысел скотоводством не был развит в Древней Руси» следует отнести лишь к той самой Руси, чьи особенности мы так скрупулезно и разбираем.
Потому, чтобы и землю-то пахать, заводить лошадь здесь было делом уж очень невыгодным. И пахали в данной местности исключительно на редких здесь быках лишь потому, что данные животные использовались здесь двояко: быки для пахоты, а коровы для молока. Потому и Русская Правда содержит в себе исключительно южный вариант обработки земли — на быках. Кстати, потому-то и привычки питаться телятиной, что отмечают приезжавшие к нам в средние века иностранцы, у нас не было: мы бычков не для еды выращивать привыкли, а для пахоты. Но иностранцы, искони живущие там, где на быках не пашут, привыкли питаться именно телятиной, которую мы, не привыкшие пока к новым условиям обитания, им столь задешево и продавали. Так что и здесь, лишь расставив все по своим местам, становится ясным — по какой причине у нас питание столь казалось бы естественным продуктом было столь долгий срок в полном пренебрежении.
Вот еще свидетельство о былинной Древней Руси, находящейся в ту пору в южных странах. На этот раз доказательства ее местонахождению касаются области растениеводства:
«…до XV столетия русские сеяли рожь, овес, пшеницу, просо, полбу, ячмень, лен, коноплю, горох, чечевицу; о грече нет помину» [5] (с. 62).
А ведь самой продуктивной культурой в Московской и соседствующих с ней областях всегда являлась именно гречка. Почему же она вообще не использовалась земледельцами Древней Руси?
Так все потому же: Русь эта Древняя находилась вовсе не здесь — не на Русской равнине.
Вот еще нескладушка. На этот раз по части рыбы:
«В письменных памятниках феодальной Руси XI–XIII вв. встречаются следующие названия рыб: осетр, карп и карась» [8] (с. 329).
На сегодняшний день осетр водится только в низовьях Волги. А эта местность в состав той Древней Руси, которую расписали нам историки, не входила. Потому и здесь совершенно непонятно наименование местности, которая имеется в виду.
Вот еще очень характерная деталь изменения природных условий, поменявшихся, похоже, именно с переездом Руси на новое место жительства:
«В X–XIII вв. рыбу солили редко. В документах XIV–XVI вв. соленая рыба упоминается постоянно» [8] (с. 329).
С чего бы такое вдруг? Ведь навыки по сохранению рыбы обычно уходят в тысячелетия. Здесь же, по совершенно непонятной причине, одна культура ее сохранения вдруг меняется совершенно другой. А ответ, между прочим, на поверхности. Ведь почему в наших северных широтах, чтобы питаться рыбой круглый год, ее требуется заготавливать впрок? Да только потому, что у нас на долгие 4 месяца реки сковываются льдом. В странах же южных, о которых и идет речь в нашей литературе якобы X–XIII вв., этих заготовок вовсе не требуется. И потому ловящие рыбу люди едят ее в свежем виде круглый год. Так что предложенная нам исторической наукой загадка разгадывается очень легко.
Причем, даже само ценообразование говорит о желательности рыбу принимать в пищу все же в свежем виде:
«В XVII в., например, свежая Семга в Москве продавалась по полтине, а иногда доходила и до 70–80 коп. Соленая стоила дешевле — 12 коп.» [8] (с. 425).
То есть разница в цене, между соленой и свежей, колебалась от 4-х до 7 раз за одну и ту же рыбу. То есть засолка, что замечаем, это все же вынужденная форма приготовления рыбы. А если здесь же еще и прибавить цену на соль, в древности очень немалую, то разница в цене улетит разков эдак до 10-ти–15-ти.
Что еще раз и подтверждает выдвигаемую нами версию о местоположении Древней Руси где-то далеко на юге.
А вот еще с нами просто один в один совпадающие особенности народа Наблусской республики набатеев (Наблус — нав улус — Новгород):
«Братья у них в бóльшем почете, чем дети» [9] (гл. 4, аб. 25).
Такого не было нигде в древнем мире. Везде и всегда, кроме Руси летописной, наследовали исключительно дети.
А вот еще параллель:
«За прелюбодеяние полагается смертная казнь» (там же).
Это для развратных времен эллинизма также является наипервейшим нас от всех от них наиглавнейшим отличием. Ведь камнями, кроме нами рассматриваемой Набатеи (Новгорода), за разврат побивали только в родственном нам, что выясняется, Древнем библейском Израиле. То есть практически все в той же стране.
«Набатеи — разумный и хозяйственный народ. Поэтому они подвергают расточителя имущества публичному наказанию, а тому, кто увеличил его, дают награды. Так как рабы у них — редкость, то большей частью они пользуются услугами родственников или же служат друг другу; этот обычай распространяется даже на царей... Царь держится настолько близко к народу, что не только обходится без слуг, но даже сам иногда в свою очередь оказывает ответную услугу. Нередко он отдает отчет в народном собрании, а иногда там подвергают рассмотрению и самый образ его жизни. Жилища набатеев стоят дорого, так как построены из камня. Города у них, оттого что они живут в мире, не обнесены стенами» [9] (гл. 4, аб. 26).
Вот в чем самое главное отличие городов Древней Руси от городов в первую очередь выполняющих функции крепостей всего окружающего ее иноверного мира.
Необычайная их набожность также отмечена Страбоном. Причем само устройство храма очень напоминает древнеиудейское сонмище, чей алтарь ориентирован на восход солнца — Ие го(ло)вы:
«Они почитают солнце, воздвигая жертвенник наверху дома; ежедневно совершают возлияние и воскуряют ладан» [9] (гл. 4, аб. 28).
Далее:
«Москва соотносится с названием Дамаска…» [10] (с. 391).
Здесь заложено производство и распродажа москательных товаров. То есть сегодня столь всеми высоко ценимой парфюмерии. Дамаск означает дае моски, то есть предоставляющий или продающий москательные товары город, а Москва — моски вае, то есть эти товары ваяющий — производящий.
Причем, Москва, находящаяся сегодня на Русской равнине, сильно не соответствует тому своему еще летописному прототипу в очень главном — во времени построения Московского Кремля из камня. То есть фактического появления Белокаменной.
Вот как описывает в конце XV века вид Москвы Амброджо Контарини:
«Город Московия расположен на небольшом холме; он весь деревянный, как замок, так и остальной город» [11] (с. 228).
Кремль города, что для нас удивительно, поименован деревянным.
А вот еще намек из иностранного источника все на ту же тему. На этот раз свидетельствует австрийский посол Даниил Бухов. Сын Василия Темного, что следует из его повествования «Начало и возвышение Московии», в 1480 г.:
«…покорил Псков, который один только во всей Московии окружен стеною» [12] (с. 9).
То есть так же, как и Контарини, Даниил Бухов свидетельствует о том, что наши повествования о некой Белокаменной, как столице нашей страны на Русской равнине, являются вымыслом. Во всей Московии в ту пору была лишь одна каменная крепость — Псков.
А вот лишь когда появляется такая вторая. Барон Майерберг свидетельствует о Москве следующее:
«…в ней нет такого множества народа, как полагали некоторые… В ней крепость, называемая Кремль, местопребывание Великих Князей, не меньше средней величины города, впервые обнесенная каменною стеной Иваном, сыном Василия Темного» [13] (с. 123).
И вот когда могла быть построена им каменная Москва:
«Иван III (22.1.1440–27.10.1505, Москва)… с 1462 Великий Князь Московский» [14] (т. 3, с. 482).
То есть в период от 1480, когда лишь Псков имел каменную крепость, по 1505 год.
Спрашивается — почему, ведь еще до Куликовской битвы, о чем свидетельствуют наши летописи, наша Москва была уже белокаменной?
А все дело в том, что летописи как раз и свидетельствуют не о нынешней, но еще о той Москве, которая находилась где-то в южных странах. Причем, время его белокаменного строительства, а, следовательно, и Куликовской битвы, относится ко времени, когда Русь еще находилась на той южной теперь оставленной нами территории.
Вот еще очередное несовпадение размеров Москвы Древней с Москвой нынешней — на Боровицком холме.
Вот что о Москве сообщает побывавший в ней в 1678 г. чех Бернгард Таннер:
«Окружность всей этой громадины, говорят, заключала когда-то в себе 55 верст, т. е. 9 немецких миль, ныне же… она уменьшилась и, как москвитяне полагают, заключает 5 миль» [15] (с. 68).
С чего бы это она уменьшилась и не на сколько-нибудь там еще, а аж вдвое?
А с того, что древняя Москва, о которой велась речь, ничего общего с Москвой на Боровицком холме не имеет.
Но так было не только с Москвой, но и со всеми иными упомянутыми в летописях городами. Например:
«…летописная история древнего Новгорода — это явно история, отстоящая от нынешней территории России на тысячи километров и на тысячелетия по времени от тех лет, к которым эти события традиционно относятся. Ее большая часть — это вариант истории Израильского царства…» [10] (с. 124).
И здесь многое требуется еще уточнять. Но несомненно лишь одно:
«Этнос, который мы сегодня называем русским, проживал на территории современных Сирии и Ирака, а также в районе Месопотамских болот… Озерный край Месопотамии когда-то был колыбелью цивилизации, к которой мы принадлежим изначально» [10] (с. 162).
А еще ранее — это была Африка.
Но и не только там проживал некогда русский человек, но и на территории Святой Руси, где теперь принято селиться некой такой национальности «евреев»:
«…на территории Палестины сейчас проживает немало, буквально миллионы русских, даже если они думают, что они израильтяне. Наши летописи позволяют доказать, что Древняя Русь — это территории, которые сейчас более известны как историческое Израильское царство» [10] (с. 386).
Приведем здесь лишь пару примеров именно летописями указывающими на наше некогда проживание именно здесь.
Пример первый. Князь Владимир не крестил киевлян в Днепре. В летописи названа палестинская речка Почайна:
«Пучай река = нынешняя Почайна. См. это слово. В некоторых вариантах вместо Пучая, встречается: «Израй-река», от библейского Израиля (Был)» [3] (с. 527).
Так что означает этот вроде бы как израильский гидроним?
«початок, начало» [3] (с. 1091).
То есть воды именно этой реки, что переводится исключительно с нашего наречия, и стали началом крещения нашего народа — народа Русы. Почему же мы должны обязательно перекраивать ее в Днепр?
Вот еще пример. В претендующем на куда как большую древность, чем общепринято, рассказе о псковском князе Довмонте, сильно перекроенном позднейшими «редакторами», сообщается вовсе не о событиях, некогда произошедших на Русской равнине. В частности вовсе не о всеизвестном здесь и по сию пору находящемся городе Пскове. Когда князь Довмонт крестился:
«“бысть радость велика в Плескове” (Полн. собр. рус. лет., т. IV, с. 180, 1 стлб.)» [16] (с. 146).
И такими несоответствиями наши летописи просто переполнены. Причем преобладает в наших летописях топонимика именно палестинского региона. Почему же мы должны в чем-то не доверять авторам, судя по содержанию отдельных дошедших до нас в неизменности фрагментов наших древних летописей, куда как более древними, нежели официально считается?
«По-видимому, годы “от сотворения мира” вставлены в русские исторические документы относительно поздно и основаны на поздней византийской традиции. А последняя в свою очередь вызывает серьезные сомнения» [17] (с. 207).
А вот обратный пример. Европейцы, писавшие о Московии XV–XVI вв. очень часто описывают какие-либо события, которые датами происходящих в пересказах сражений слишком серьезно не совпадают с изобретенными для нас немцами датами, якобы отображающими события наших древних летописей. И в особенности такое бросается в глаза, когда какой-нибудь германофил производит, на свой страх и риск, перевод на наш язык какого-либо трактата неизвестного средневекового автора. То есть такого, по страницам которого немецкая цензура «Российской истории» в XVIII веке, во времена Петра и Екатерины II, пройтись, почему-либо, не удосужилась, оставив старый текст в безызменности. Именно такие трактаты и плодят множество несовпадений, вполне естественных, если допустить, что история наша Российская в XVIII веке «учеными» немцами изобреталась заново.
Вот что сообщает некий Якоб Ульфельдт в своем мало известном опусе «Путешествие в Россию»:
«Мы прибыли также к тому месту, где 40 лет назад произошло сражение между русскими и ливонцами… [там] была воздвигнута часовня на вечную память об этом сражении» [18] (с. 297).
Русский переводчик, знающий нашу историю лишь в варианте немецких фальсификаторов, в своих комментариях, сильно недоумевает названной автором цифры:
«Возможно, У[льфельдт] сообщает о битве на р. Серице 27 августа 1501 г.» [прим. 95].
Однако же иной историк:
«Дж. Линд считает, что речь шла о битве у оз. Смолино 13 сентября 1502 г. (с. 69 наст. изд.). И в том и в другом случае следует допустить что У[льфельдт] неточно определяет время этого события, делая ошибку в несколько десятилетий)» (там же).
Ох, какие умные дяди — все-то они знают! Но прежде чем соринку из чужого глаза вытаскивать, вынули бы, для начала, из глаз своих собственных бревно. На самом же деле все описываемое в наших летописях, по которым создавалась канва знаменитейшей о нас «истории», легко говоря, не совпадает с происходящими на нашей нынешней территории событиями. И с происходящими, что выясняется, не только не у нас, но и в сильно иное время — со скосом на пятьсот лет или даже тысячелетие.
Чуть выше Амброджо Контарини, посол Венеции в Персию, сообщил нам, что в конце XV века, то есть веком ранее прибытия к нам упомянутого Ульфельдтом посольства из Дании, Москва была деревянной. То есть разговор о нашей Белокаменной, что на самом деле, должен вестись как не о нашей нынешней столице, но о городе Москве, который некогда находился где-то на Ближнем Востоке или в Африке.
Все тоже следует сказать и о Пскове. Вот что сообщает о нем Якоб Ульфельдт:
«…город украшен 300 храмами и 150 монастырями, как утверждают те, которые знают их точное число. Почти все они построены из камня…» [18] (с. 298).
И это на конец царствования Ивана Грозного?!
Да, стояли в ту пору белокаменные храмы и в Пскове нынешнем. Но не сотни и даже не десятки, а лишь единицы.
На что такое несовпадение похоже?
Лишь на то, что «знатоки» псковской древности сообщали Ульфельдту о том городе, который является прототипом нынешнего Пскова и который ранее находился на Ближнем Востоке. Просто он, вероятно, из-за сложности нашей находки перевода, не понял, о каком Пскове идет речь.
Псковские же летописи говорят всего о 80-ти храмах, многие из которых, что и понятно, в ту еще пору были деревянными. Но Ульфельдт видел, судя по всему, лишь часть города. И, скорее всего, саму его центральную часть. А там, что и понятно, все было из камня. Потому он и решил, что названное число относится именно к этому городу, а не к его ближневосточному прототипу.
Так что многое из ранее непонятого, лишь при первом ознакомлении положения дел в действительности, нам становится ясным как день. И если мы не будем зацикливаться на усвоенных еще со школьных скамей цифирях, но перенесем содержание наших летописей в надлежащий период времени и географическое место на карте, соответствующее содержанию тех древних записей, или пересказов о тех древних землях, то выяснится, что наша династия Рюриковичей:
«…одна из древнейших династий Древнего мира, которая действовала на территории Древнего Востока (=Древней Европы) от Месопотамии до Египта. Именно Месопотамию, а не территории между современным Доном и Волгой, как думают историки, называли русским островом» [10] (с. 388).
Смотрим очередной всему уже вышеизложенному пример. Вот что сообщает о начале своего путешествия в Монголию Марко Поло:
«переправились через реку Тигри (Здесь разумеется Волга — прим. переводчика) и семнадцать дней шли пустынею» [19] (с. 194).
Где они в низовьях Волги могли найти пустыню?
А вот в низовьях Тигра, который здесь совершенно четко и указан, пустыни простираются аккурат на указываемые Марко Поло расстояния. Это знаменитые Каракумы. И оросительные каналы в этом районе, о чем сообщают археологи, строились еще задолго до Р.Х.
А вот еще совершенно четко указывающая место отправной точки фраза:
«Целый год шли на север и на северо-восток и только тогда пришли» [19] (с. 195).
Идти же в данном направлении целый год из района средней Волги — окажешься вовсе не в Монголии, но аккурат на южном побережье. Причем, не курортов Крыма. Но Северного Ледовитого океана.
Так что и само «монгольское иго», на которое и указывается во времени путешествия, судя по всему, именно «редакторами» этого произведения какого-то древнего автора (может быть VI–VIII века по Р.Х.) происходило вовсе не на территории нынешней России, но еще в Междуречье (а больше походит, что в Африке). Где по тем временам и проживала русская нация. Там же находился и город монгольских завоевателей Древней Руси, откуда и начинает путешествие Марко Поло, что содержится в повествовании его сына под наименованием «Книга о разнообразии мира».
Библиография
1. Лесной С. Откуда ты, Русь? «Алгоритм». «Эксмо». М., 2006.
2. Нечволодов А. Сказания о русской земле. Книга 1. Государственная типография СПб., 1913. Репринтное издательство: Уральское отделение Всесоюзного культурного центра «Русская энциклопедия», «Православная книга». 1992.
3. Протоиерей Дьяченко Г. Полный церковнославянский словарь. «Отчий дом». М., 2000.
4. Ключевский В.О. Курс русской истории. Сочинения в девяти томах. Том I. «Мысль». М., 1987.
5. Аристов Н. Я. Промышленность Древней Руси. С-Пб., 1866.
6. Грачева Т. В. Святая Русь против Хазарии. «Зёрна». Рязань, 2009.
7. Священник Рожнов В. О тайне воскресения России. Курск, 2001.
8.Рогатко С.А. История продовольствия России с древних времен до 1917 г. Русская панорама. Творческая мастерская «БАБУР-СТМ». М., 2014.
9. Страбон. География. Книга 16. Париж, 1587.
10. Макаренко В.В. Ключи к дешифровке истории древней Европы и Азии. ООО Издательский дом «Вече», М., 2005.
11. Амброджо Контарини. Путешествие в Персию. Цит. по: Барбаро и Контарини о России. Наука. М., 1971, Библиотека иностранных писателей о России. Т. 1. СПб., 1836.
12. Даниил Принц из Бухова. Начало и возвышение Московии. Императорское общество истории и древностей Российских. М., 1877.
13. Путешествие в Московию барона Августина Майерберга, члена императорского придворного совета и Горация Вильгельма Кальвуччи, кавалера и члена правительственного совета Нижней Австрии, послов августейшего римского императора Леопольда к царю и великому князю Алексею Михайловичу, в 1661 году, описанное самим бароном Майербергом. Императорское общество истории и древностей Российских. М., 1874.
14. Советская Военная энциклопедия. Тт. 1-8. Военное издательство МО. М., 1976.
15. Таннер Б. Польско-Литовское посольство в Московию. Цит. по: Бернгард Таннер. Описание путешествия польского посольства в Москву в 1678 г. Императорское общество истории и древностей Российских. М., 1891.
16. Серебрянский Н. Древнерусские княжеские жития. Кострома, 1914.
17. Табов Й. Когда крестилась Киевская Русь. Издательский дом “Нева”. С.-Пб., 2004.
18. Якоб Ульфельдт. Путешествие в Россию. Языки славянской культуры. М., 2002.
19. Марко Поло. Книга о разнообразии мира. Книга I. Цит. по книге: Джованни дель Плано Карпини. История монгалов., Гильом де Рубрук. Путешествие в восточные страны., Книга Марко Поло. «Мысль». М., 1997.
Комментарии (0)