"...Как я попал на финскую? Финны обстреляли Ленинград из артиллерийских орудий, и мы с друзьями решили уйти добровольцами защищать северо-западные рубежи нашей Родины, как тогда говорили. Да, город обстреливали. Я своими глазами видел фонтаны воды и льда от разрывов на Неве.
Вооружили нас: винтовка Мосина, несколько гранат, саперная лопатка. Одели - теплое белье, гимнастерки, шаровары х/б, шинель, сапоги (естественно, на размер больше), пара теплых байковых портянок. Опытный старшина на складе посоветовал не брать буденновку, а взять сразу теплый подшлемник и носить его как лыжную шапочку. На буденновке каска не держалась, съезжала, а на подшлемнике - милое дело.
Старшина, видно, успел повоевать и знал что к чему. А то на фронте, в строевых частях, прибывших на Карельский в буденновках и получивших каски, уже на передовой случалось: помучаются - и каску долой, а финским снайперам по незащищенным головам бить - верное дело. Кровью подобная глупость оплачивалась.
Прибыли мы, группа студентов-добровольцев и мобилизованных молодых рабочих с ленинградских заводов, в свою дивизию дня за два перед первым наступлением на линию Маннергейма.
Опытные ребята, воевавшие с первого дня, нас сразу предупредили - деритесь до последнего, что бы ни случилось, в плен не сдавайтесь. Попавших в плен русских солдат финны убивали самым зверским образом. Отрезали половые органы, головы, сажали на кол, разрубали на куски и развешивали эти куски на деревьях вдоль дорог и троп. Для устрашения. Я сам позднее видел такое своими глазами...
Перед наступлением была очень мощная артподготовка. Мы в это время находились на опушке леса, в снежных траншеях, ждали наступления. Перед нами широкая, метров 500-700, поляна, на другом ее конце уже начинались финские укрепления. Сначала колючая проволока в несколько рядов.
Там еще надолбы были, но не в рост человека, а низкие, всего сантиметров 50 от земли. Очень опасные для наших танков, потому что их в снегу не видно. Танк на них днищем налетает, гусеницы в воздух, проворачиваются - а машина ни с места. Здесь ее и расстреливали, неподвижную, из пушек. На нашем участке на этих надолбах много танков сгорело.
Уже почти прорвется к финским позициям, а тут вдруг словно великан какой-то машину вздергивает в воздух и заваливает на бок. Минута, другая - и загорелись ребята.
Даже если и выбрался из танка, так до своих еще доползти надо, а танкисты в черных комбинезонах, их на снегу видно далеко. Как правило, мало кто доползал... А уж за колючкой, в лесу, финские окопы, дзоты и доты. Правда, лес у них недолго простоял, наша артиллерия его снесла в щепки на несколько сот метров вглубь. Среди того бурелома мне потом и довелось воевать почти всю кампанию...
...Ну вот, отгрохотала артиллерия, нам, пехоте, - ракета. Выскочили из окопов и ям, вытянулись в цепь - и вперед. Все как по уставу положено. А на поляне - снегу навалом, где по колено, а где по пояс, и попробуй по нему пройти!
Не наступаем, а барахтаемся в целине. А все - с полной выкладкой! Уже метров через двести вымотались страшно, шинель - хоть выжимай. Тут обратили внимание, что в воронках и вокруг них снег разметан до земли - и давай от одной к другой перебираться. Цепь сломалась, наступать стали маленькими кучками, но продвигаемся уже бойчее.
Здесь танки подоспели, развернутой лавиной проехали через наши порядки и устремились на укрепления. Враг вроде того и ждал, по нам открыли шквальный огонь. Финны в дотах сидят и нас свинцом поливают. Взводные и ротные орут: "Вперед! Не лежать под огнем, всех перебьют!"
Понятно, да только снег, зараза, держит почище колючей проволоки. Валятся убитые, раненые кричат, на помощь зовут. Но все же бросками от воронки к воронке наступаем.
Тут я наткнулся на след нашего танка. Прелесть, бежать легко, только пригибайся. Добежал до танка, начал друзей подзывать. Через некоторое время нас под прикрытием брони шло и ползло уже человек двенадцать. В основном студенты и рабочие. Они посообразительнее были.
А крестьяне - дисциплинированные. Кричишь им, машешь: "Давай сюда, за броню!" А они: "Лейтенант приказал наступать здесь!" В нашем взводе солдат из деревни в том наступлении выбило почти полностью...
Они еще, наверное, просто боялись танков. Мол, большой, по нему финны в первую очередь бить будут, а я в снегу, как тетерка, попробуй, попади в меня. Напрасно. Снег финские пулеметы прошивали до земли. На пристрелянных рубежах на каждый квадратный метр в одну минуту попадало в среднем 5 пуль, это я уже после войны узнал.
Вот так и наступали. Танки, за ними кучки пехотинцев. А остальные позади в чистом поле лежат и голов поднять не могут. Положили нашу пехоту финны, отсекли от танков.
Вдруг наш танк останавливается, орудие по финнам работает. Из люка выглядывает офицер, это был командир танковой роты. Сначала удивился, увидев нас, а потом ужом соскользнул по броне под корму к нам и кричит (там грохот был страшенный, все общались криком):
"Мы сейчас сдадим назад, будем поднимать залегшую пехоту! Вы помогайте. Командуйте, кричите своим, чтобы вставали и шли вперед. Иначе всем хана, видите, какой огонь, всех побьют! Только не отрывайтесь от моего танка! Иначе потом, на финских позициях, меня отдельно сожгут, а вас отдельно убьют. Поняли?!". Мы отвечаем: "Так точно!".
Попятились мы назад. Отступать перед танком сложнее, нужно глядеть в оба, чтобы под гусеницу не попасть. Все танки отошли до залегшей пехоты, командиры машин с наганами выпрыгивают в снег и давай поднимать бойцов, все это под огнем. Снова двинулись вперед, а финны опять огневой шквал дали и снова нас положили.
Вот так и елозили по той поляне вперед-назад весь день. К вечеру отошли на исходные. Кто остался в живых, собирались в своих старых окопах, вновь сплачиваясь в подразделения...
На следующий день - артподготовка и вновь атака. Опять елозим то вперед, то назад, прорваться к финским окопам не можем. А тут танк, за которым я укрывался, был подбит противотанковой артиллерией финнов. Машина горит, кто из экипажа живой остался, выбрались к нам под корму и кричат: "Давай отсюда! Сейчас снаряды и баки взорвутся, всех накроет!"
До ближайшей машины - метров 70, поперек финского огня. А делать нечего, рванули. Добежали до танка не все... А за ним тоже пехота укрывается, места нам нет! Но мы нашлись. Попадали цепочкой в траншеи, прорытые гусеницами - и вперед, ползком за танком.
Смекалка. Без нее на войне сразу конец. В последний день наступления, во второй половине дня мы почти до финской колючей проволоки прорвались - уже наловчились за танками бегать.
Вдруг - удар, машина встает. Подбили! Раненые в тыл поползли, а мы - вперед, перекатами и перебежками от воронки к воронке. Добрались наконец до колючки, а там ее в несколько десятков рядов наверчено!
Кое-где она нашими снарядами порвана, но все равно пройти нельзя. И саперных ножниц у нас нет. А танки - одни на поле боя горят, другие отошли вместе с пехотой на исходные. Лежит нас у колючки человек двадцать. Мокрые от пота, замерзать начали. Что делать, непонятно. А уже вечереет. Видим - наступление опять захлебнулось. Оставалось ждать темноты.
...Выползли к своим, наверное, уже к середине ночи. Наш лейтенант обрадовался, увидев нас живыми: "А я уже думал, - говорит, - что у меня во взводе совсем обстрелянных "стариков" не осталось. Наступления завтра не будет.
Зарываемся в снег, принимаем пополнение и готовимся к штурму укрепполосы... " - из воспоминаний красноармейца добровольца-студента четвертого курса Ленинградского института инженеров железнодорожного транспорта Б.Певзнера.
Комментарии (0)