Поляком можешь ты не быть
Когда только что возглавивший 3-ю дивизию генерал В. Ивашкевич признался командиру 1-го корпуса Войска Польского И. Довбор-Мусницкому, что не очень-то любит поляков, он, к своему удивлению, не услышал никаких возражений. Руководители будущей польской армии были очень слабо связаны с Польшей вообще, тем более что сама страна, формально получившая из рук России независимость, оставалась под австро-германской оккупацией.
Многие генералы и офицеры просто сбегали в польские части от революции и даже не обязаны были знать польский язык. Формирование в составе русской армии самостоятельных национальных частей, которое до Февральской революции шло довольно вяло, получило одобрение Временного правительства отнюдь не сразу.
Генерал И. Довбор-Мусницкий со штабом 1-го корпуса.
Многие польские офицеры считали выделение отдельной армии в разгар решающих сражений «опасной политической вознёй», выгодной только немцам. Солдатам же куда больше хотелось так или иначе вернуться на родину, чем продолжать сражаться за Россию или же «делать мировую революцию».
Генерала Довбор-Мусницкого, которому выпало возглавить 1-й польский корпус, у нас помнят в основном по Советско-польской войне 1920 года. Будущий первый красный главковерх И. Вацетис, который в 1917 году был командиром латышских стрелков, считал, что военные таланты у Довбора весьма средние, а характер амбициозный и деспотичный. Тем не менее, во многом благодаря отличным характеристикам от таких сослуживцев, как А. Деникин, именно его предпочли другим генералам-полякам.
Генерал Довбор-Мусницкий на параде
У Довбор-Мусницкого были все шансы стать польским диктатором или ещё раньше оказаться по другую сторону фронта, но отношения с большевиками не сложились. Скорее всего потому, что ему куда симпатичнее был Пилсудский, чем Дзержинский, но об этом чуть ниже.
Впрочем, с «белыми» ведь тоже не сложилось, причём у всех польских командиров, и Врангель в 1920 году так и не дождался от поляков настоящей поддержки. И не потому, что у «начальника» нового государства Ю. Пилсудского было очень богатое революционное прошлое. Куда важнее то, что и его, и соратников ничуть не радовала перспектива сотрудничества с теми русскими, которые готовы были всерьёз взяться за воссоздание «единой и неделимой Российской империи». Пусть в виде республики, а не монархии Романовых или любой иной династии.
Первая попытка перетянуть поляков на сторону контрреволюции была предпринята ещё в дни Корниловского мятежа, но никаких документальных свидетельств о переговорах генерала Довбор-Мусницкого с верховным главнокомандующим не найдено.
Дело же ограничилось передвижением к Могилёву, где находилась русская Ставка, двух ослабленных до 700 человек полков пехоты и передислокацией полка улан на станции Коростень и Рогачёв. И это было всё, чего удалось добиться дежурному офицеру из штаба Корнилова от представителя так называемого Начполя в 1-м корпусе подполковника Ясинского.
Обратитесь в Начполь
Начполь, как сокращённо называли созданный в первые дни революции Верховный польский военный комитет, – это неформальная структура, весьма характерная для той эпохи. Его создали после 1-го Всероссийского съезда польских военнослужащих под председательством минского адвоката Владислава Рачкевича, который в годы Второй мировой войны станет польским президентом в эмиграции.
Адвокат Рачкевич из председателей Начполя «дорос» до президента Польши в эмиграции
Однако эффектное название не подкреплялось реальными полномочиями. Начполь занялся формированием польских частей, но оказался не более чем представительным органом польских военнослужащих. Русская ставка быстро пресекла все претензии функционеров Начполя на роль штаба будущего Войска Польского.
К концу августа корпус Довбора был не только «сырым», но и малочисленным, и это несмотря на то, что после довольно жёсткой «зачистки» основой корпуса стали кадры из 1-й польской стрелковой дивизии. Некоторые польские историки готовы связать кадровую чистку в рядах стрелков чуть ли не с расстрелами каждого десятого, но реально такая практика получила распространение уже позже – причём не только у Троцкого, но и у белых.
К лету 1917 года стрелки представляли собой фактически единственное боеспособное польское соединение, хотя едва не «заразились» революцией от русских полков. В ходе июньского наступления 1-я стрелковая показала себя настолько плохо, что главнокомандующий А. Брусилов отдал приказ о её расформировании, отмечая, что
«дивизия состоит из шкурников, прикрывающихся громкими фразами о необходимости беречь польские формирования как кадр будущей польской армии».
Однако немецкое контрнаступление быстро излечило поляков, и они геройски бились под Креховцами. Уланский полк даже переименовали в Ударный кавалерийский Креховецкий. Тем не менее, в августе из 7-тысячной дивизии удалили почти четыре тысячи офицеров и солдат, либо ненадёжных, либо просто не знающих польского языка.
В составе царской армии у польских легионов не было своей особой формы. На фото — Пулавский легион
Оставшийся контингент вливался в корпус Довбор-Мусницкого, который к моменту выступления Корнилова вряд ли насчитывал намного больше 10 тысяч человек. И это при трёхдивизионном составе (в отличие от русских армейских корпусов, состоявших из двух дивизий) и полном штате в 68 тысяч человек. И, похоже, как раз в силу малочисленности корпуса главной причиной пассивности поляков в те дни было всё то же стремление «беречь кадры».
Но свою роль сыграла и невнятная позиция Начполя по отношению к мятежу и мятежникам. Леворадикальная часть участников съезда военнослужащих, объединившаяся в Польский революционный военный клуб, инициировала обыск в помещениях Начполя в столице. Были найдены 300 карабинов и списки солдат и офицеров, симпатизирующих «левым», но Начполь повсеместно осуждали только как возможного союзника Корнилова.
Характерно, что против Начполя выступили даже однопартийцы сидевшего в Магдебургской тюрьме Пилсудского из ППС, причём как из «левицы», так и из «фракции». Однако волна гнева сошла на нет, как только 13 сентября Довбор-Мусницкий сделал публичное заявление о нейтралитете 1-го корпуса. Тогда же 700 польских солдат покинули окрестности Могилёва.
Развод с большевиками
К тому времени, когда Ленин и соратники запланировали взятие власти и создание нового, советского, хотя тоже «временного» правительства, корпус Довбор-Мусницкого успел окрепнуть до такого состояния, когда соединение может реально сражаться. Впрочем, до полного штата ему было ещё очень далеко, причём преобладание офицеров и старых солдат было явно чрезмерным.
Несмотря на то, что большевики в первые дни после переворота направили именно польские патрули для охраны иностранных посольств, настоящего революционного альянса так и не сложилось. 1-й корпус был слишком далеко от Петрограда, но и в события вокруг Ставки в Могилёве, где был убит главнокомандующий генерал Н. Духонин, а его место совершенно неожиданно занял «всего лишь» прапорщик Н. Крыленко, поляки не вмешивались.
Генерал Духонин – последний главком «старой» русской армии
А в революционном Петросовете Довбор-Мусницкому не забыли достаточно странного «нейтралитета» в дни Корниловского мятежа, и любые действия и приказы генерала сразу проверялись на предмет «контрреволюционности». Впрочем, и в отношении Начполя позиция большевиков и их союзников была схожей, в чём немалую роль сыграли Ю. Уншлихт и Ф. Дзержинский, которых за время с февраля до октября так и не записали в состав хотя бы какого-нибудь значимого национального органа.
И это при том, что тому же Пилсудскому, который два года сражался на стороне общего врага, было достаточно оказаться в Магдебургской тюрьме, чтобы стать самым авторитетным политиком и по эту сторону фронта. Его даже избрали почётным председателем 1-го Всероссийского съезда польских военнослужащих в Петрограде. С обязательными приветствиями «товарищу Пилсудскому» регулярно выступали и лояльная к Польше пресса, и любое мероприятие, так или иначе связанное с национальными вопросами.
Ю.Пилсудский с легионерами, фото 1915 года
Развод, похоже, окончательный, случился уже в октябрьские дни. Началось всё с приказа Довбор-Мусницкого по корпусу №81, которым генерал пытался взять на себя охрану Ставки в Могилёве. Заявляя о невмешательстве поляков «в дела внутренней политики России», генерал приказывал войскам «принять энергичные меры, не останавливаясь перед употреблением ».
А поскольку заодно комкор потребовал освободить арестованного большевиками командующего Западным фронтом генерала Балуева, его тут же зачислили в контрреволюционеры. Прямое противостояние пока откладывалось, но после этого красные уже вряд ли могли рассчитывать на сколько-нибудь серьёзный польский контингент в создаваемой рабоче-крестьянской армии.
Среди польских частей активное участие в перевороте на стороне «левых» принял только Белгородский полк, сумевший отбить попытки корниловцев обосноваться в Харькове, Белгороде и на нескольких железнодорожных станций в тех губерниях. В полку, однако, по-прежнему царили анархия и беспорядок, он отказался войти в состав украинских войск во главе с В. Антоновым-Овсеенко.
Автономное плавание
После того как большевики сначала заключили перемирие с немцами, приведшее потом и к подписанию Брестского мира, корпус Довбор-Мусницкого стал для них очень опасным. Вместо развала он стремительно набирал силу, достигнув уже почти 30 тысяч солдат и офицеров. К тому же многие стали рассматривать поляков как единственную защиту от комиссаров, уже приступивших к первым репрессиям.
Даже без подсказки из Петрограда новые командующие фронтами, которые потом превратились в так называемую «Западную завесу», стали судорожно формировать польские революционные части. Одна из Минских газет правого толка язвила по этому поводу: «Ничего нового — поляки против поляков». По приказу Н. Крыленко была предпринята попытка арестовать 19 членов Начполя, которые оказались в Минске, но отправить в тюрьму удалось только шестерых, да и те вскоре сбежали.
Прапорщик Крыленко занял пост главнокомандующего чуть ли не по собственной инициативе
Польский комкор Довбор-Мусницкий даже не подумал выполнять приказ большевистского главкома прапорщика Н. Крыленко, который потребовал подчиниться решениям ленинского Совнаркома о демократизации армии. Генерал понимал, что это приведёт к развалу корпуса, и решил дождаться созыва в Минске 2-го Всероссийского съезда польских военнослужащих. Съезд собрался и не только поддержал командование корпуса, но и признал Начполь «высшим органом польской военной общественности». Общественности, но не армии.
Новое командование Западным фронтом выступило с приказом корпусу занять позиции на русско-германском фронте, однако в итоге с помощью Ставки поляков удалось лишь рассредоточить подальше от Могилёва. Уже 20 (7) января 1918 года из Ставки пришёл ещё один приказ — о разоружении и расформировании корпуса, но он так и остался лишь на бумаге.
Ответом на приказ о разоружении стало фактическое объявление войны 25 (12) января и наступление двумя полками на Могилёв. Поляки уже утром того же дня с боем взяли Жлобин, но уже к вечеру были выбиты красногвардейцами. Зато Рогачёв на следующий день 1-я стрелковая дивизия взяла надолго, там даже ввели осадное положение и объявили мобилизацию поляков.
Началось также наступление на Минск, которое сопровождалось разгоном Советов, арестом большевиков, анархистов и левых эсеров. В штабе 1-й польской дивизии в Рогачеве набрались такой храбрости, что даже объявили о возрождении Польского государства в границах 1772 года. Первые попытки остановить поляков наскоро собранными революционными частями не удались, хотя в Молодечно после серии переговоров и перестрелок поляков, причём целый эшелон в итоге вынудили сдаться.
О полномасштабной войне всё-таки не было и речи, переговоры шли не прерываясь в самых разных формах. Тем временем советская власть в расчёте на поддержку населения дала отмашку на массовые экспроприации земли и имущества. Большевики пошли и на прямой террор, расстреляв князя Святополк-Мирского как главного пособника мятежников, на что поляки не замедлили ответить репрессиями в отношении представителей новой власти.
Новый «союзник»
Всё это время не прекращалась активная агитация «польских братьев», многих из которых вовсе не прельщала перспектива войны с русскими. Дезертирство из корпуса, который задумывался как добровольческий, стало чуть ли не повальным, причём немало солдат просто переходили к красным. В феврале 1918 года в Могилёве и Минске была объявлена добровольная демобилизация солдат Польского корпуса, которую проводила Комиссия по польским делам, созданная ещё при первом Временном правительстве.
В считанные дни корпус Довбор-Мусницкого потерял почти половину состава, а большевики уже подтягивали новые силы, и в том числе латышских стрелков во главе с уже упомянутым И. Вацетисом. Серия столкновений без реального результата завершилась с подписанием Брестского мира, когда Белоруссия попыталась сыграть в независимость, но настоящими хозяевами положения в районе бывшей русской Ставки стали немцы.
Генерал Довбор-Мусницкий, который ещё недавно называл германцев «главной угрозой польскому делу», тут же подписал с ними соглашение. Немцам даже не пришло в голову интернировать польских военных, а корпус просто объявили нейтральным в русско-германской войне. При этом под польский контроль передали почти все территории севернее Полесья на юго-востоке Белоруссии. Только железную дорогу Брест — Гомель немцы оставили за собой, а земли от Бреста до Гомеля по договору от 9 февраля «уступили» самостийной Украине.
Уже 14 марта 1918 года генерал И. Довбор-Мусницкий подчинился Регентскому совету Польского Королевства. Это королевство было торопливо создано в 1916 году Австрией и Германией на оккупированных польских землях, входивших в состав Российской империи. На демобилизацию корпуса потребовалось всего 10 дней. А сам генерал, когда-то не затруднявший себя изучением польского языка, после завершения мировой войны и провозглашения независимости Польши вернулся на командные посты. Но уже в польской армии Ю. Пилсудского.
Автор:
Комментарии (0)