Русский народ не увидел в них освободителей
Отчасти они сами ответили на этот вопрос. Генерал Антон Деникин отмечал за границей в мемуарах, что власть «народных комиссаров» «ломала решительно и беспощадно» русскую жизнь и этим выигрывала в глазах у населения по сравнению с , которое не предрешало будущее политическое и социальное устройство России.
Но понимал ли Деникин уже тогда, в 1918-1920 гг., что такое «непредрешение» губит Белое дело? Или же это прозрение наступило у него только в эмиграции?
Губительное «непредрешение»
В антибольшевистском движении временно соединились столь разнородные политические силы – от монархистов до эсеров – что было невозможно выставить какие-то общие для них лозунги. Разобщённость, склоки и отсутствие единой направляющей воли погубили Белое движение.
Спустя двадцать лет эмигрант уже советской волны Иван Солоневич сравнивал русских белогвардейцев с испанским генералом Франко, подавившим мятеж коммунистов и левых социалистов в 1936-1939 гг. Сравнение было в пользу «каудильо»: вместо «непредрешения» – чёткая программа государственного строительства. Определённость лозунгов – социальное государство, основанное на солидарности всех классов – помогло, по его мнению, Франко победить.
Белые постоянно взывали к русскому народу, что идут освобождать его от большевизма. Но народ не увидел в них освободителей. Постои, реквизиции и вдобавок возвращение земли обратно помещикам – не так русские представляли себе волю. Большевики говорили, что тяготы нужно перетерпеть, что они нужны для того, чтобы разбить белых, а дальше наступит рай земной. Белые с ходу восстанавливали то, против чего крестьяне и рабочие в 1917 году поддержали революцию.
Только мужицкий Царь мог оказаться сильнее большевиков
Никакое новое Учредительное или Национальное собрание, к которому призывали белогвардейцы, не могло удовлетворить народ в политическом плане. Та же власть Советов была крестьянам и рабочим намного ближе. Недаром самым опасным для большевиков в годы гражданской войны оказалось, в конечном счёте, не Белое движение, а движение тех же рабочих, крестьян, солдат и матросов в 1920-1921 гг. под лозунгом: «За Советы, но без коммунистов!»
Секрет, чего больше всего боялись комиссары в Смольном и Кремле, раскрыл , когда написал в одной из статей эмиграционного периода: «Если бы белые выбросили лозунг кулацкого царя, то мы бы не продержались и двух недель».
«Кулацкий» – читай: крестьянский, мужицкий. Спасительным для белых мог стать только лозунг возвращения к монархии – привычной по форме, но новой по содержанию: народной, крестьянской монархии. Царь, но признающий совершившуюся аграрную революцию и опирающийся на сеть низового местного самоуправления – те же Советы, но беспартийные. Такую модель с середины XIX века разрабатывали славянофилы, Лев Тихомиров, другие .
Для белогвардейцев такая монархия была слишком «реакционной», «черносотенной». Считая себя «русскими европейцами», вожди Белого движения не мыслили себе будущей России иначе, как в европейски-парламентских формах. Они не услышали русского народа.
Комментарии (0)