Из воспоминаний о выдающемся физике и мыслителе
«Зачем мы жили в ХХ веке? Политический дневник русского интеллигента» – под таким заголовком советник директора Российского института стратегических исследований, профессор В.Д. Кузнечевский готовит к публикации свои дневниковые записи 1958-2016 гг. «Столетие» 21 октября 2013 г. печатало одну из глав этой книги «Он освободил Белград. Почему не хотят вспоминать генерала Владимира Жданова?» Кстати, 8 ноября того же года белградское издание «Нови стандарт» (Республика Сербия) опубликовала этот материал в переводе на сербский язык под названием «Русский взгляд или генерал Жданов в освобождении Белграда. Настоящими освободителями Белграда были Красная армия и генерал Жданов, в то время как роль титовских партизан с годами постоянно преувеличивалась». Сегодня мы с некоторыми сокращениями публикуем отрывок из записей В.Д. Кузнечевского, относящихся к периоду его работы в советском посольстве в Югославии в мае 1977 года.
5 мая 1977 года, четверг. Белград. Югославия.
Не могу хотя бы наспех не зафиксировать заметное событие в жизни советской колонии в Югославии. В СФРЮ на две недели по личному приглашению президента страны приехал из России выдающийся ученый, академик Петр Леонидович Капица.
Посол – Владимир Ильич Степаков – назначил меня сопровождать академика в его поездках по стране. Надо признаться, поначалу я сильно обрадовался этому поручению по чисто профессиональным соображениям: появилась возможность, воспользовавшись оказией, завязать новые непосредственные контакты с высокими представителями страны пребывания, что для дипломата, собственно, и составляет важную часть его работы. А в программе рабочих контактов московского гостя таких встреч значилось много. Но как раз в этом плане у меня мало что получилось. Когда я первый раз приехал с академиком в резиденцию президента, то начальник канцелярии генерал Бадурина хитро просмотрел на меня:
– Куда это ты, первый секретарь, навострился? Тебя президент не приглашал. Он приглашал академика.
– Как то есть куда?.. Беседу переводить. Кто переводить-то будет?
– А не надо никакого перевода. Шеф сам хорошо знает русский язык.
Пришлось, что называется, на этом и умыться…
Но, как выяснилось позже, главное для меня оказалось совсем не в этом, а в личных разговорах с выдающимся человеком.
Петр Леонидович не просто приехал по личному приглашению президента. Оказалось, что Капица и президент Тито знакомы лично ещё с 1945 года. Осенью того года Сталин принял решение наградить маршала Югославии орденом Победы, а Тито, по прибытию в Москву, выразил желание познакомиться с директором Института физических проблем. Встреча этих двух выдающихся личностей неожиданно закончилась жарким спором, едва не ссорой, по поводу творчества упертого хорватского националиста, знаменитого скульптора и архитектора Ивана Мештровича. Как рассказал Петр Леонидович, Тито не мог простить Мештровичу поддержку другого хорватского националиста кардинала Алоизия Степинаца, которого президент ФНРЮ считал ярым приверженцем усташского фашистского государства в годы войны. Академик Капица убеждал своего югославского гостя, что надо уметь отделять зерна от плевел, что главное у Мештровича, ученика Родена и одного из крупнейших скульпторов современности, не его поддержка Степинаца, а талант художника.
В результате этой жаркой дискуссии Тито поменял свое отношение к Мештровичу, а Капицу в 1966 году наградил высшим орденом Югославии «Югославское знамя с бантом».
Надо сказать, что встречали Капицу везде – и в Академии наук и искусств страны, и в простых научных коллективах так тепло, что временами трудно было вырвать его, в буквальном смысле, из дружеских объятий хозяев. Хозяева видели в московском госте не только великого ученого, но и представителя великой России. Петр Леонидович это понимал и в буквальном смысле купался в человеческом тепле. Несмотря на его 80 с лишним лет, он, казалось, совсем не уставал от этих встреч. Это я уставал сопровождать его в свои 36, а он – нет.
А сегодняшний напряженный день завершился в актовом зале Югославской академии наук и искусств. Петр Леонидович прочитал для югославской общественности лекцию «Глобальные проблемы и энергия».
Академик сразу же предупредил аудиторию, что в основу его выступления положен его прошлогодний доклад в Стокгольмском университете (Швеция) и что основная проблема, которая вот уже длительное время его беспокоит – это иссякание извлекаемых из земных недр невозобновляемых источников энергии – уголь, нефть, газ – и вопросы безопасности эксплуатации атомных электростанций, поскольку на протяжении грядущего XXI столетия никакой другой замены ископаемым источникам энергии, кроме управляемой термоядерной реакции он не видит.
Практически, предупредил он, мы живем в условиях надвигающегося на человечество энергетического кризиса. Конечно, когда-то человечество научится использовать энергию ветра, солнца, приливных морских и океанских волн, но до этого нужно ещё дожить.
Я, сказал он, точно не доживу до этих времен, но остроту проблемы осознаю и потому со своими сотрудниками по Физтеху давно уже работаю над исследованием управляемой термоядерной реакции (мирный атом). Думаю, сказал он, что никакой альтернативы на ближайшие 100 лет здесь не просматривается, на смену невозобновляемым источникам энергии могут прийти только ядерные энергетические процессы.
А дальше львиную долю своего выступления академик посвятил сетованиям на то, что ни у нас, ни у американцев нет в настоящее время надежной защиты от возникновения аварий на атомных электростанциях. Аварии, сказал он, могут произойти, причем с катастрофическими последствиями, с большими человеческими жертвами, сравнимыми с теми, которые последовали после сброса на Хиросиму атомной бомбы в 1945 году. Рассказал при этом о незначительной аварии на АЭС в Калифорнии, на Браунс Ферри.
Аудитория слушала выступавшего с большим напряжением. Но я, грешным делом, далёк от этих проблем. И об этой аварии на Браунс Ферри слыхом не слыхивал. Но, наверное, Капица знает, о чем говорит, и он имеет право обращать внимание общественности на проблемы безопасности при строительстве атомных электростанций.
Мне же гораздо более интересным показался другой сюжет, который затронул лектор. Я едва ли не вздрогнул, когда услышал из его уст, что не менее, чем безопасность атомных электростанций, его беспокоят национальные отношения в мире. Это, сказал он, тоже глобальная проблема, с которой человечество может столкнуться уже совсем скоро. И если неконтролируемая утечка радиации может повлечь за собой конкретные человеческие жертвы, и немалые, то вспышки национальных обострений могут взорвать целые государства.
Меня, сказал он, как-то в одном разговоре британский историк Арнольд Тойнби предупредил, что если в ХХ столетии проблема национальных взаимоотношений между людьми и государствами находится ещё в зачаточном состоянии, то в XXI веке мы столкнемся с «разгулом национализма».
Меня в особенности поразили вот эти вот слова, именно в таком сочетании – «разгул национализма». После лекции я как-то забыл спросить Петра Леонидовича: кому принадлежат эти слова? Самому Капице или Арнольду Тойнби? Но то, что случайностью здесь и не пахло – было очевидно: как сказал лектор, национализм, по словам Тойнби, в его самом остром проявлении станет главным политическим течением третьего тысячелетия.
По окончании лекции я спросил у докладчика, где в трудах Тойнби можно обнаружить это пророчество? Ответ был таков: – «Не знаю. Эта фраза была произнесена в разговоре».
Оч-чень любопытно. Надо будет пойти в Белградскую публичную библиотеку и попытаться в сочинениях Тойнби разыскать этот сюжет...
Postscriptum из 2016 года.
А ведь они, эти два великих мыслителя ХХ века, похоже, беседовали где-то в 1930-е годы. Неужели Тойнби уже тогда смог предвидеть нынешний «разгул национализма»?! Нынешние балканские события, бывшую Югославию, нынешнюю Украину?! Поразительно!
13 мая 1977 года, пятница. Белград.
Сегодня после обеда проводил в Сурчин (международный аэропорт Белграда) академика П.Л. Капицу. Почти на две недели мне выпала редкая жизненная удача сопровождать в поездках по Югославии этого выдающегося ученого ХХ века. Беседы с ним, на которые он охотно шел по ходу его рабочих контактов с югославскими хозяевами, запомнятся мне надолго.
А командировку свою Петр Леонидович, между прочим, сократил на 3 дня по собственной воле. Я поначалу удивился этому решению, но когда он объяснил причину, она мне показалась достаточно важной.
– Мне, – объяснил он, – край как необходимо в ближайшие дни попасть в Гельсингфорс (так, по старорежимному, он до сих пор именует столицу Финляндии Хельсинки). Там перед входом в гимназию, в которой я учился в начале века, планируется мероприятие, посвященное установлению моего бюста. А это та самая гимназия, из которой в 1906 году меня исключили из третьего класса «вследствие абсолютной неспособности к физике» [ Петр Леонидович слегка улыбнулся при этом].
– Учитель физики написал директору гимназии, что у меня совершенно отсутствуют способности к изучению его предмета, посоветовал вызвать родителей и предложить им перевести меня в какое-нибудь другое учебное заведение, где не изучают естественные науки. Отец не растерялся и перевел меня в Кронштадтское реальное училище.
Так что я никак не могу не уважить просьбу руководства моей бывшей гимназии. Жаль, конечно, – добавил он, улыбаясь, – что этого учителя уже нет в живых, а то бы мы вместе повспоминали те годы...
Post scriptum. Июнь, 19-е, 2016, воскресенье.
Не мог я тогда даже в страшном сне предположить , что то, что в мае 1977-го мне показалось в словах академика не заслуживающим внимания – его тревога об опасности аварий на ядерных электростанциях – через два года после его смерти, в апреле 1986-го, станет страшной действительностью: аварией на Чернобыльской АЭС. Много позже, уже работая в Президиуме Академии наук СССР, узнал, что Петр Леонидович с огромным трудом, преодолевая сопротивление партийной и научной цензуры, всё же опубликует в научных журналах свой доклад 1975 года в Стокгольмском университете. Но при этом президент АН СССР А.П. Александров, трижды Герой Социалистического Труда, автор конструкции ядерного реактора на Чернобыльской АЭС, при личной встрече с Капицей будет убеждать последнего, что он неправ в своих мрачных прогнозах о возможности аварий на атомных электростанциях, потому что, в отличие от рыночной экономики американцев, наши АЭС строятся в условиях планового хозяйства. Но всё это будет позже.
Сегодня перечитал написанное. И вспомнил о более поздних встречах с П.Л. Капицей.
Я вернулся в Москву из длительной зарубежной командировки в декабре 1979-го. И вскоре занял должность ученого секретаря Президиума Академии наук СССР. Пришел в здание Президиума на Ленинском проспекте всего через несколько дней после событий, которые в буквальном смысле сотрясали обитателей этого храма науки.
Моим непосредственным начальником стал вице-президент Академии П.Н. Федосеев. Я получил возможность ежедневно наблюдать весь высший ареопаг советской науки во главе с президентом А.П. Александровым. Членом Президиума в то время был и Петр Леонидович Капица. Как раз об этих двух руководителях науки сотрудники аппарата рассказывали друг другу чаще всего. Рассказывали, чуть ли не шепотом, на ухо друг другу, озираясь по сторонам.
Но рассказывали. И было о чем. Из этих рассказов узнал, что в январе (1980) прямо на улице в Москве арестовали знаменитого физика академика А.Д. Сахарова и выслали в г. Горький.
О том, что по решению Президиума Верховного Совета СССР Сахарова лишили всех, ранее полученных от государства, отличий газеты сообщили очень широко. А вот о том, что была попытка снять с горьковского ссыльного и звания академика АН СССР, знали только члены Президиума и очень узкий круг высшего аппаратного звена Академии. А дело было так.
М.А. Суслов вызвал в Кремль А.П. Александрова и поручил ему проголосовать лишение Сахарова звания академика. На что Анатолий Петрович выразил сильное сомнение (так он рассказал сам, вернувшись от Суслова): «Поставить этот вопрос можно, но по Уставу Академии голосование у нас тайное, и чем оно закончится, я поручиться не могу. В 1967-1976 годах академики подряд несколько раз не позволяли избраться в члены Академии заведующему Отделом науки ЦК С.П. Трапезникову». Тогда секретарь ЦК КПСС предложил поставить этот вопрос не на общем собрании Академии, а на заседании Президиума АН СССР. На этом и остановились.
А само заседание протекало так.
Анатолий Петрович собрал в малом конференц-зале в здании на Ленинском проспекте весь состав Президиума Академии и объявил, что он только что разговаривал с Михаилом Андреевичем Сусловым. Есть указание секретаря ЦК КПСС освободить находящегося в г. Горьком А.Д. Сахарова от звания действительного члена Академии наук СССР. В зале присутствовали не все члены Президиума, а только те, кто в этот момент оказался в Москве, и узкий состав высших аппаратных работников Президиума.
Анатолий Петрович объявил первый вопрос повестки дня (о Сахарове А.Д.) и предложил проголосовать за решение простым поднятием рук.
Ответом на это предложение стало гнетущее молчание за столом Президиума. А через длящуюся, казалось, целую вечность минуту, из-за стола Президиума раздался еле слышный голос академика Капицы: «Это уже было. Гитлер лишил академического звания Эйнштейна...»
Со стороны президента было повторено предложение приступить к голосованию. Ответом вновь было молчание. Анатолий Петрович вздохнул и предложил перейти ко второму вопросу.
Так, лишенный всех государственных наград А.Д. Сахаров остался в рядах действительных членов Академии наук СССР.
Но участие Петра Леонидовича Капицы в судьбе А. Сахарова этим инцидентом не закончилось.
В ноябре того же года (1980) академик П.Л. Капица обращается к председателю КГБ СССР Ю.В. Андропову. «Меня, – пишет он, – как и многих ученых, сильно волнует положение и судьба наших крупных ученых, А.Д. Сахарова и Ю.Ф Орлова... Сахаров и Орлов своей научной деятельностью приносят большую пользу, а их деятельность как инакомыслящих считается вредной. Сейчас они поставлены в такие условия, в которых они вовсе не могут заниматься никакой деятельностью. Таким образом, не приносить ни пользы, ни вреда. Спрашивается, выгодно ли это стране?.. Если спросить ученых, то они решительно скажут, что когда такие крупные ученые, как Сахаров и Орлов, лишены возможности заниматься нормальной научной деятельностью, это приносит человечеству урон... В истории человеческой культуры со времен Сократа нередко имели место случаи активно враждебного отношения к инакомыслию... Инакомыслие тесно связано с полезной творческой деятельностью человека, а творческая деятельность в любых отраслях культуры обеспечивает прогресс человечества.
Легко видеть, что в истоках всех отраслей творческой деятельности человека лежит недовольство существующим. Например, ученый недоволен существующим уровнем познания в интересующей его области науки, и он ищет новые методы исследования...Таким образом, чтобы появилось желание начать творить, в основе должно лежать недовольство существующим, то есть надо быть инакомыслящим. Это относится к любой отрасли человеческой деятельности. Конечно, недовольных много, но чтобы продуктивно проявить себя в творчестве, надо еще обладать талантом. Жизнь показывает, что больших талантов очень мало, и поэтому их надо ценить и оберегать. Это трудно осуществить даже при хорошем руководстве.
Большое творчество требует и большого темперамента, и это приводит к резким формам недовольства, поэтому талантливые люди обычно обладают, как говорят, "трудным характером"...
В действительности творческая деятельность обычно встречает плохой прием, поскольку в своей массе люди консервативны и стремятся к спокойной жизни.
В результате диалектика развития человеческой культуры лежит в тисках противоречия между консервативизмом и инакомыслием, и это происходит во все времена и во всех областях человеческой культуры.
Если рассматривать поведение такого человека, как Сахаров, то видно, что в основе его творческой деятельности тоже лежит недовольство существующим. Когда это касается физики, где у него большой талант, то его деятельность исключительно полезна. Но когда он свою деятельность распространяет на социальные проблемы, то это не приводит к таким же полезным результатам, и у людей бюрократического склада, у которых обычно отсутствует творческое воображение, вызывает сильную отрицательную реакцию... Сейчас, по сравнению с ленинскими временами, забота об ученых у нас в значительной мере уменьшилась и очень часто принимает характер бюрократической уравниловки.
Но чтобы выиграть скачки, нужны рысаки. Однако призовых рысаков мало, и они обычно норовисты, и для них также нужны искусные наездники и хорошая забота. На обычной лошади ехать проще и спокойнее, но, конечно, скачек не выиграть.
Мы ничего не достигли, увеличивая административное воздействие на Сахарова и Орлова. В результате их инакомыслие только возрастает, и сейчас это давление достигло такой величины, что вызывает отрицательную реакцию за рубежом... Если мы собираемся еще увеличить методы силовых приемов, то это ничего отрадного не сулит.
Не лучше ли попросту дать задний ход?»
Кузнечевский Владимир Дмитриевич. Родился в 1939 г. в г. Тюмени. В 1960-е годы закончил философский и экономический факультеты МГУ им. М.В . Ломоносова. Профессор, кандидат философских наук, доктор исторических наук. По первой профессии геолог-разведчик (в начале 1950-х гг. закончил Бодайбинский горный техникум (Иркутская область) и до 1958 г. работал начальником геолого-поисковых отрядов в Восточной Сибири, на Алтае, Забайкалье). С конца 1960-х - и все 1970-е годы – научный сотрудник Института экономики мировой социалистической системы АН СССР, 1-й секретарь посольства СССР в Югославии. В 1980-2006 гг. – ученый секретарь Президиума АН СССР, заместитель главного редактора печатного органа правительства России «Российской газеты. С 2009 года – ведущий научный сотрудник Российского института стратегических исследований, советник директора РИСИ.
Специально для «Столетия»
Комментарии (1)