И вот какие события вполне закономерно привели нас к сегодняшнему апостасийному дню:
«В 1688 году в Англии произошла вторая революция. Последний представитель династии Стюартов — Иаков II вынужденно отрекся от престола в пользу Вильгельма III Оранского…
Первого сентября 1697 года русский царь впервые в истории беседовал с руководителем другого государства с глазу на глаз. О содержании разговора источники не сообщают» [89] (с. 159–160).
Но не все так безнадежно мрачно. Ведь один источник мы выше уже процитировали. И рассказывает он о самом главном — о данном руководителем мирового масонства совете, который Петр исполнил в точности. Ведь попробуй он несколько переборщить в надруганиях над Русской Церковью и открыто объявить о введении в стране католичества — его вполне могла ожидать участь двух Лжедмитриев. Потому рука опытного Вильгельма Оранского здесь видна наиболее очевидно. О чем и свидетельствует знавший Петра лично Сен-Симон, добавляя при этом, что церковную власть в своей стране:
«…целиком сосредоточил в своих руках царь и сохранил особенно ревниво после совета, полученного от короля Вильгельма, так что со временем он сделался подлинным главой церкви в своей обширной державе» [46] (с. 353).
А ведь в тот знаменательный момент произошло не просто свидание двух монархов отдаленных одна от другой могущественных держав, но встреча глав государств именно революционных. Причем, один из них и организовал, путем дворцовых закулисных интриг, утверждение на троне своего на этой встрече собеседника. Мало того, организовал, с помощью, опять же, засланных в Россию масонов, свершение этим вторым в своей стране самой настоящей революции.
И вот чем эти страны в тот знаменательный момент были как сиамские близнецы — детьми одной матери — революции. Точно так же, как и при Петре Всешутейший синод:
«При Вильгельме существовал клуб безбожников, устав которого предписывал членам упражняться в пародийном кощунстве» [89] (с. 160).
И кто у кого мог содрать этот балаган — читаемо без какого-либо пояснения: младший, что и понятно, у старшего.
Так что в Голландии встретились главы в первую очередь революционных государств, пытающиеся привить в своих странах безбожие на государственном уровне. И суть их общения является лишь частью программы обучения Петра масонской премудрости. Ведь кроме личной встречи с масоном Вильгельмом, причастником тайны выдвижения Петра в цари, целью путешествия была встреча и с масоном Лейбницем. И здесь трудно сказать, какая из этих встреч для вольнокаменщического братства была более необходима. Ведь перестройка Святой Православной Руси в атеистический концлагерь, идеологом построения которого и являлся Лейбниц, не могла не быть самой главной целью, стоящей в тот момент перед врагами русской государственности, которые и слетелись в тот судьбоносный момент в Голландию, словно на падаль слетается воронье.
Итак, все по порядку. Проследим за этим странным вояжем, завуалированным историками под «Великое посольство», еще раз, более пристально приглядываясь, с кем из известных масонов Петр имел более чем очевидный контакт:
«Из Конненбрюге Петр отправился в Голландию. 16 августа Лефорт со своими товарищами торжественно въехал в Амстердам. Здесь произошла встреча с хорошо известным нам Виндзеном, который до этого находился в постоянной переписке с Лефортом и Спафарием, который выполнял какие-то важные поручения великого реформатора Лейбница» [14] (с. 108).
Так что вновь увязаны между собой очень тесно уличенные в принадлежности к масонству личности: Лефорт, Спафарий и Лейбниц. За которыми стоит и вообще — сам Вильгельм Оранский — сюзерен тайной масонской подземной реки, опутавшей своими страшными сетями никакого в том подвоха не подозревающий мир. Причем, все они не просто в ученической степени профаны, но «умудренные» каббалой и чернокнижием самые настоящие алхимики, чьим заклинаниям повинуются бесы. И все они, что мы слишком скрупулезно выясняем, пользовались слишком явным благорасположением Петра (Спафарий почему-то полностью ушел от наказания, которому был подвергнут вместе с ним же и застуканный Медведев со своим сыном Андреем).
Но знаком ли Петр с Лейбницем лично, или они лишь переписывались через поверенных лиц?
Герье, хорошо покопавшийся в архивах, в том числе и Ганноверской библиотеки, сообщает:
«Лейбниц, сколько нам по крайней мере известно, не оставил нам никаких подробностей о пребывании царя в Пирмонте и о своем свидании с ним, как и о свиданиях в Торгау и Карльсбаде. Вследствие… осторожности… он в своих письмах не сообщает даже своего разговора с царем» [20] (с. 188).
Однако же, как не старайся что-либо упрятать хорошенько и надежно, шила в мешке все равно не утаишь. И тот же Герье находит эту таинственную в стиле масонской конспирации подальше от людских глаз упрятанную связь:
«Свидание с царем было для Лейбница политической тайной, и он говорит о нем вскользь, даже в письмах к герцогу Вольфенбюттельскому и к курфирстине Софии. Мы знаем только о результате его поездки в Карльсбад» [20] (с. 155).
В подтверждение того:
«…мы имеем интересный документ, сохранившийся в Московском архиве (На обороте его обозначено: Предложение тайного советника Лейбница, переведено в Карльсбаде 27-го октября (старого стиля) 1712 года). Эта записка, поданная Лейбницем царю…» (там же).
То есть никакая тайна, как бы ее ни пытались скрывать, никогда не остается не раскрытой, но все равно когда-то да всплывает на поверхность. Потому об этой негласной встрече двух высокопосвященных масонов остались документы, и по сей день имеющиеся в архивах.
Но эта личная встреча Петра с Лейбницем в Карльсбаде была, что выясняется, вовсе не единственной, оставившей по себе письменное свидетельство:
«Так, например, в письме к Тейбнеру из Ганновера от 26-го июня нового стиля, он говорит только: “Вчера я говорил с Русским царем…”» [20] (с. 188).
А вот каковы отголоски очередного их свидания:
«После свидания в Примонте с Лейбницем Петр решил учредить высшее ученое учреждение — “Академию наук” в Петербурге» [14] (с. 125).
Где этими самыми «русскими» академиками, что и без пояснений понятно, должны были стать исключительно немцы.
Причем, вовсе не на альтруистической помощи Петру основана деятельность Лейбница, лежащая в основе проектирования масонами перекройки России из Русского Царства в антихристианскую революционную страну:
«От Петра Лейбниц получил титул тайного юстиции [117] советника и пенсию в 200 гульденов [118] (Глава IX. “Лейбниц и Петр Великий. — Последние годы жизни Лейбница”)» [119].
Вот еще вариант о передаче финансовых средств, отпускаемых Петром на проекты Лейбница по построению из России огромного концентрационного лагеря, предназначенного для массового уничтожения православного населения этой страны:
«…в 1711 году Лейбниц получает на русской службе должность тайного юстиц-советника с окладом в 1 000 талеров» [114].
Причем, эту ежегодную выплату Лейбницу, за изобретаемый концлагерь, Петр даже предложил, дабы никто не увел это его просто гениальнейшее всех времен и народов изобретение, запатентовать:
«Секретарь царя по иностранным делам Остерман получил приказ об изготовлении “патента”. Извещая об этом Лейбница, 29-го октября старого стиля, он предложил ему самому написать черновую “так как я очень желал бы, чтобы патент был составлен к удовольствию вашего высокоблагородия”» [20] (с. 159).
Что подтверждается и документально:
«В Московском архиве находится черновой проект патента на немецком языке. Почерк, которым он писан, похож на руку Лейбница…» (там же).
Мало того, и само поступление Лейбница на службу к Петру также осталось запротоколировано:
«…в Торгау ему обещали дать чин тайного советника и значительную пенсию, с тем чтоб он представлял русскому правительству свои соображения на счет судебных и финансовых реформ… Теперь в Карлсбаде был издан об этом указ, и Лейбниц официально вступил в русскую службу» [120] (с. 542).
Так что связь Петра с Лейбницем упиралась не только в переписку, но и в куда как более существенное подтверждение этого взаимодействия — в финансовую оплату деятельности этого главного на тот момент в мире прораба перестройки планеты. Мало того, этот проект концлагеря он за собой даже застолбил. То есть имеет даже патент на свое изобретение. Что зафиксировано. И патент этот находится в архиве, о чем упоминает державший в руках его черновик, набросанный самим Лейбницем, Герье.
Но не только почерк Лейбница красуется в основании покрытой мраком таинственности связи двух этих прорабов перестройки того века. Подписанный Петром в Карлсбаде документ о приемке Лейбница на службу, также свидетельствует обо всем выше высказанном:
«1-го ноября старого стиля Петр подписал следующий приказ о принятии Лейбница в русскую службу (Подлинный указ на русском языке хранится в Ганноверской библиотеке):
“Избрали мы… тайного юстиц-рата Готфрида-Вильгельма фон Лейбница, за его нам выхваленные и от нас изобретенные достоинства и искусства такоже в наши тайные юстиц-раты определить… И мы для вышеупомянутого его чина нашего тайного юстиц-рата годовое жалованье по тысяче ефимков алб (ертусов) ему определить изволили, которые ему от нас ежегодно исправно заплачены быть имеют… во уверение того сие за нашим собственным рукописанием и государственною печатью нашею Дано в Карлбаде 1 ноября 1712 году”» [20] (с. 160).
Так что все уже вышеизложенное прекрасно запротоколировано. Причем, за подписью и печатью самого Петра I.
Остались, в качестве вещественных доказательств, и реляции Лейбница по переустройству государства Российского, отправленные им Петру:
«…между бумагами Лейбница, хранящимися в отдельном, прекрасно переплетенном томе в Московском архиве министерства иностранных дел находятся три пространные записки: “Мысли об устройстве финансовой части”, “Инструкция для конфискационной канцелярии в России” и “Проект о сборе налоговых денег”… Первые две записки были напечатаны г. Поссельтом в его издании “бумаг Лейбница, хранящихся в Московском архиве”, с пояснением, что они были отправлены царю через русское посольство в 1714 году» [20] (с. 195–196).
А вот что говорится в третьей реляции, подающей рекомендацию об учреждении искусственного государства, чье существование вполне возможно и без наличия проживающих в нем людей:
«…государство можно привести в цветущее состояние только посредством учреждения хороших коллегий, ибо как в часах одно колесо приводится в движение другим, так и в великой государственной машине одна коллегия должна приводить в движение другую, и если все устроено точною соразмерностью и гармонией, то стрелка жизни непременно будет показывать стране счастливые часы» [20] (с. 197).
Так что масон Лейбниц являлся не просто теоретиком. Петр именно по его рекомендациям и занимался разрушением России и умерщвлением ее народа. Ведь именно им изобретенные коллегии и узурпировали в стране власть, превращая жизнь людей в невзрачные винтики, которые Петр так уж любил менять на новые. Старые же, что свойственно практически всем его людоедским проектам, неизменно отправляя в «утиль». То есть на кладбища, свежими могилами на которых в эти жуткие времена правления царя-масона была покрыта вся страна.
Но не ушел от участи погребения на кладбище и сам этот главный помощник реформатора России. Причем, сам способ погребения Лейбница более че6м четко подтверждает его принадлежность к масонству:
«Экгард, по обычаю того времени, позаботился украсить гроб эмблемами и надписями, характерными для Лейбница. На правой стороне была надписана любимая поговорка… Над этим была изображена единица в круге с надписью: Omnia ad unum (все к одному [из множества одно — А.М.])… Под этим был изображен орел, поднимающийся к солнцу со словами: haurit de lumine lumen (в свете черпает свет). На левой стороне… спираль со словами — Inclinata resurget (согнутая она воспрянет); внизу был изображен сжигавший себя Феникс и слова: Servabit cinis honorem (с прахом останется честь)...
Гурауер удачно сравнивает похороны Лейбница с похоронами его соперника Ньютона…» [120] (с. 574).
И все потому, что оба они являлись масонами.
Но отнюдь не в одиночестве поработал Лейбниц на ниве созидания хомута для России. Но и его лучший ученик свой след также оставил в нашей истории:
«В деле учреждения в России Академии наук большую роль играл ученик Лейбница Вольф, который вместе с Лейбницем принадлежал к тайным обществам и вел работу по переустройству мира» [14] (с. 125).
А ведь ученик Лейбница, Вольф, что также невозможно упустить при этом из вида, Петром почитаем был ничуть не менее. Потому именно его идеи затем и воплотили в жизнь большевики:
«Правительство должно иметь право и обязанность принуждать каждого к работе, устанавливать заработную плату и цену товаров, заботиться об устройстве хороших улиц, прочных и красивых зданий, услаждать зрение обывателей радующими глаз картинками [Во-во — в наших советских довоенных фильмах — все счастливы. В то, между прочим, самое время, когда в стране стоит страшный голод и людей сажают в тюрьму за поднятые с убранного поля колоски… — А.М.], а уши — музыкою [бравурными маршами — А.М.], пением птиц и журчанием воды, содействовать общественному развлечению театральными представлениями и другими зрелищами, поощрять поэзию, стараться о школьном воспитании детей, наблюдать за тем, чтобы взрослые прилежали добродетели и благочестию» [12] (с. 64).
Что ж, красиво. Не даром говорят, что благими пожеланиями устлана дорога в ад.
Что значит: быть обязанным прилежать добродетели и благочестию?
А это как в судилищах доблестной фем: ежели не прилежишь, то руки за голову и в лагерном клифте:
По тундре,
По широкой дороге,
Где мчится поезд
Воркута–Ленинград…
Так что мы на собственной шкуре уже эту «Утопию» Лейбница-Петра-Ленина апробировали. Обкушались, что называется, больше некуда — вождям спасибо.
«За колючую проволоку в казармы предполагалось загнать весь род людской. В качестве теоретического обоснования таких казарменных государств принимается теория “естественного человека” и идея Природы как порождение эманации Единого безличного существа, Эн-софа каббалы и масонских лож» [22] (с. 91).
И этим существом, судя по его делам, Петр себя всегда и считал. Потому идеи Лейбница ему импонировали. Но и не только импонировали, но и воплощались в жизнь:
«Уже Герье мог сказать, что многие идеи Лейбница со временем были реализованы в России» [121].
И вот какие конечные цели должны были его прельщать в особенности:
«Во главе правильно организованного государства должен быть царь-священник [именно им и стал Петр, следуя совету Вильгельма III Оранского — А.М.], озаренный знанием высшей премудрости. Великий Мастер и Демиург. Реинтегрированный в самых высоких степенях и получающий безконечный приток откровений из высшего мира» [22] (с. 140).
Но для каких нужд выдвигаемая масонами доктрина полицейской государственности требовала жестко руководить:
«…даже пением птиц и журчанием воды» [12] (с. 64)?
А чтобы и саму воду забоять: как бы ей за отказ от этого пресловутого журчания не схлопотать экзекуции — бамбуковыми палочками и по пяткам...
Так ведь такой железобетонный режим требуется создать исключительно для прихода антихриста!!!
Потому Лейбниц и его ученик Вольф работали для воцарения над миром Петра — в те годы намечающегося претендента на эту роль. Но с ним не повезло: долго вошкался с Карлом и рано кончился от дурной болезни (о чем несколько позже).
Что делать? Готовить следующего претендента. Работают: Вольф, его ученик Ломоносов, его ученик Новиков, Вейсгаупт (Вашоп). Французская революция выдвигает на роль антихриста Наполеона Бонапарта.
Но и он не потянул — и этого московиты сгубили (Подробно см.: «Тайная миссия Кутузова» [122]).
Что делать? Готовить следующего претендента. Работают: Карл Маркс (Мордехай Леви), Фридрих Энгельс, Ленин (Ульянов-Бланк), мадам Блаватская, Рерихи и т.д.
Устроили революцию. Кого антихристом: Ленина? Троцкого? Рериха? Сталина? Гитлера?
Готовили, судя по всему, Бронштейна-Троцкого. Все остальные из кожи вон тоже лезли. Но кто же из них «жив», словно Петр, выбравшийся из разрушенного своего в Нью-Йорке жилища?
Ленин. Он антихрист. Он в мавзолее.
А не восстанет ли он из гроба, когда на Москве следующий — самый последний перед кончиной мира антихрист воцарится??? Не он ли и есть «зверь из бездны»???
Ох, как на нашу голову, еще и восстанет!..
Так что если таких кошмариков не желаете заполучить, то трубите во все трубы, чтобы его оттуда вытряхнули поскорей — от греха подальше…
Так что революция, как любливал говаривать предапокалипсический Михаил Меченый, продолжается: и ох как нам еще откушать предстоит от ее этого самого продолжения!!!
Сейчас нами совершенно в открытую командуют масоны, и мы молчим. Ох, судя по всему, и накомандуют…
А вообще совершенно открыто:
«…масоны появляются в России как раз в эпоху Петра I, и очень многое в его решениях, в особенностях того “регулярного государства”, которое он собирался построить, объясняется именно масонским влиянием. Ведь и Лейбниц, и Вольф, и Лефорт, и Яков Брюс — это масоны…» [12] (с. 202).
Так что масонский заговор, силуэты которого просматриваются теперь более чем конкретно, отнюдь не является элементом чьей-либо фантазии. Это факт, о чем просто вопиют собранные пока лишь слишком поверхностные материалы. Но их более чем достаточно, чтобы уже в общих чертах экспансия тайной организации в нашей стране оказалась вскрыта, как гнойный волдырь, нарывавший столько лет и за своей неизвестностью не подлежащий излечению. Теперь же мы его без жалости вскрываем и обнаруживаем метастазы болезни нашего государства в их еще самом зародыше. Совершенно очевидно и иное: не Петр создал свою утопию, использовав Лейбница, но, наоборот, Лейбниц создал для себя Петра. И лишь одно это говорит о том, что Петр просто обязан быть подкидышем. А так как весь двор, причем, и Нарышкины, и Милославские, и, что и понятно, сами Романовы — представляли собой зачатки нами рассматриваемого гнойного волдыря (о Романовых см.: [108] и [109]), то теперь понятно, почему даже мама «не заметила», что ей в люльку подложили чужого ребенка.
«Факт остается фактом: Петр боготворил ученых-механистов; идеи “регулярного государства” вызывали у него совершеннейший восторг. Петр много лет переписывался с Лейбницем…» [12] (с. 200).
Вообще-то достаточно странно слышать о том, что Петр, который ну ни на секундочку никогда не мог усидеть «без дела», что подтверждают практически вообще все, смог бы хоть на полчаса заставить себя просидеть даже не над работами Лейбница, но хотя бы над чтением его писем. Писем, причем, на иностранном языке. Знал ли Петр хоть какое-нибудь из иностранных наречий?
А зачем ему? Шлейниц, например, писал Лейбницу из Грейсвальда:
«Я передал также в руки Брюса ваши записки; их теперь переводят по-русски и генерал-фельдцейхмейстер передаст их потом сам в руки его царского величества» [20] (с. 148).
То есть при всей своей необычайной любви к загранице в языках наш герой был, что называется, ни бум-бум. Саму же премудрость этого философа Петр и не пытался осиливать. Он, судя по всему, за чтением не смог бы усидеть и десяти минут. Потому-то ему не только еще переводили сам текст на единственно известное Петру наречие, но передавали все в упрощенном варианте. С учетом того, чтобы извечно куда-то суетящийся Петр хоть краешком уха, на мгновение остановившись от своих метаний, но все-таки пусть и урывками, но ознакомился с предлагаемой ему из-за кордона доктриной на построение концлагеря в собственной стране:
«Брюсу Петр поручал составить для него синопсис — то есть краткое содержание, выдержку из трудов Лейбница» [12] (с. 200).
Вот, исходя из содержания этих записей, судя по всему, Петр и начал:
«…перестраивать жизнь Московии на “регулярных началах”. В истории известны два государства, построенные согласно теоретическим представлениям: одно из них — это США… Второе — это Российская империя, построенная Петром согласно идеям “регулярного государства” Лейбница» [12] (с. 200).
«Вот, пожалуй, самый краткий и самый точный диагноз произошедшего при Петре — Петр предпринял попытку построить искусственное общество и государство. Для этого он уничтожил естественное общество, отношения в котором складывались веками» [12] (с. 201).
И пусть воцариться ему над миром так и не удалось, но самое главное в деле своей жизни он сделал: сломал аппарат Святорусской государственности — усадил на наше монархическое древо прожорливого жучка, подгрызающего сук, на котором высажен.
А ведь они себя успокаивают тем, что в ими устраиваемом «раю» будут чирикать птички (их заставить, как они считают, легко — стоит лишь заманить в клетку), будет журчать ручеек (пусть только попытается от журчания отказаться — руки ему за голову и в лагерном клифте)…
«Для достижения этого они готовы применять ложь, жестокость и насилие, загоняя всех нас в счастье железом и кровью» [12] (с. 201).
Вот маленький штришок этого пресловутого «счастьица». Шел 1722 год. Вот как выглядела Москва в то самое время, когда приходит весна и природа пробуждается и хочется любить и петь песни. Свидетельствует Берхгольц:
«В этот день объявили по городу с барабанным боем, чтобы обыватели, под строгим наказанием [а каковы были строгие наказания при Петре мы чуть ранее разобрали — А.М.], содержали в чистоте улицы и рыли канавы для стока воды, потому что началась оттепель. Здесь все объявляется полициею посредством барабанного боя» [123] (с. 361).
Так что обыватель, в ужасе схватив после такого вот предупреждения лопату, готов был перелопатить ею всю Москву вдоль и поперек. Страх оказаться в лапах петровского «правосудия» делал свое дело: город, после такого вот предупреждения с барабанным боем, шкваркал тротуарчики чуть ли ни с зубной щеточкой — лишь бы не угодить высаженным Петром на их кустик этим самым короедам, безжалостно пожирающим все без разбору вырастающие на древе России ростки. Но все равно, как бы в страхе не упорствовали москвичи, кто-то в этом «социалистическом соревновании» да объявлялся худшим. А потому оказывался либо в Рогервике, либо на строительстве какого-нибудь очередного канала, либо на петровского покроя заводе или фабрике, где работали лишь заключенные. То есть тот, кто: либо налоги безумные не мог уплатить, а таковых было подавляющее большинство, либо канавочку для стока воды по весне выкапывал, с точки зрения «птенцов»-короедов, не слишком-то уж и ровненько. За что и подлежал аресту и превращению, в конечном итоге, в лагерную пыль.
Но эти жучки лишены главного — мозгов. Они не понимают, что когда подгрызаемый ими сук упадет, они рискуют лишиться не только еды, но и самой своей жизни. Второе, чего они просто ну никак не желают и пытаться понимать, это механики машины, в которой в качестве винтиков они позволили себя установить: революция пожирает своих детей. Так было и во Франции, когда Робеспьер, в точности исполнивший заказ Вейсгаупта, был убран с дороги, расчищаемой для Наполеона, последовав за королем Людовиком, тоже, между прочим, масоном, мнившим себя, что и естественно, в полной безопасности. Так было и в России, когда сделавшие свое черное дело члены Временного правительства оказались в Петропавловской крепости…
Так будет и теперь: масоны, бойтесь вами же накликанного зверя из бездны (очень хорошо «помогает» в этом плане, в качестве клистира: [124] (часть III. Второе Пришествие. Гл. Апокалипсис); [109])!
Библиографию см. по: Слово. Том 21. Серия 8. Кн. 2. Загадки родословной
Комментарии (0)