Автор
Анатолий Вассерман
Недавно некто позвонил мне и задал вопрос: как же так - мы очень много говорим о стойкости наших дедов в Великой Отечественной войне. Говорим, что "русские не сдаются" (и действительно, есть множество примеров, доказывающих это). Но в то же время в начальный период Великой Отечественной войны попала в плен очень значительная часть нашей действующей армии. К началу боевых действий в Вооружённых силах СССР было примерно 5,5 млн человек (правда, рассеянных по всей стране, и в приграничных военных округах находилось всего около 3 млн человек, тогда как немцы сосредоточили по другую сторону границы примерно 8 млн). Но, как бы то ни было, к концу 1941 года в немецком плену оказались 2,5 - 3 млн советских военнослужащих.
Понятно, что это не только те, кто находился в приграничных округах к началу войны. Понятно, что значительная часть этих военных были мобилизованы.
Но все равно получается, что очень большая часть наших войск оказалась в плену. Так вот: как совместить эти цифры с "русские не сдаются"?
Дело в том, что в плен можно не только сдаться, но и попасть. Когда войска окружены, они очень быстро исчерпывают запасы снабжения боеприпасами и оказываются просто лишены возможности сопротивляться. И в уставах вооружённых сил всего мира, в том числе и наших, проводится достаточно чёткое различие между этими двумя понятиями: сдаться в плен и попасть в плен.
Хотя в советских предвоенных уставах и была формула, что советский военнослужащий предпочитает смерть позорному плену. Но формулировка эта имеет отношение не к самому попаданию в плен, а к пленению людей, ещё сохранивших способность активного сопротивления. И действительно - очень значительная часть советских войск попала в плен, и, кстати, не только в 1941-м, но и в 1942-м было ещё достаточно значительное число окружённых и пленённых, но этот плен позорным не считался. Именно потому, что люди в большинстве попадали в плен, а не сдавались.
Есть объективная оценка соотношения сдавшихся и попавших в плен. У нас очень много любят сейчас рассказывать о том, что освобожденные из немецкого плена тут же оказывались в фильтрационных лагерях.
Так вот: во-первых, практика фильтрационных лагерей существует во всём мире. Потому что, во-первых, часть пленных противнику удаётся завербовать. Во-вторых, вместе с пленными и даже вместе с бежавшими из плена подсовывают агентов. Известен пример бельгийского полицейского Ореста Пинто, попавшего в 1940 году в Великобританию. Он специализировался там именно на допросах бельгийцев и французов, которым удалось бежать через Ла-Манш. Среди них он выявил восемь агентов Абвера.
Так вот: у нас сохранилась статистика работы фильтрационных лагерей. Из неё следует, что всего около десятой части освобождённых пленных были переданы из фильтрационных лагерей в ведение НКВД для более подробного расследования. И, насколько известно сейчас, из этих примерно 10% тоже в итоге в местах лишения свободы осталось немногим более половины.
То есть что-то около одного человека из шестнадцати при этой самой фильтрации оказались людьми сомнительного поведения. То есть по самым завышенным оценкам лишь один человек из пятнадцати собственно сдался в плен - остальные туда попали.
Таким образом, получается, что русские (в широком смысле слова) действительно не сдаются. Попасть в плен они могут, но сдаваться для нас не норма, а редкое исключение. В отличие, кстати, от многих других народов, чьи воинские традиции предполагают сдачу в плен не только когда исчерпаны возможности к сопротивлению, но и просто если потери, наносимые противнику, как представляется, будут сопоставимы с собственными.
Комментарии (0)