Дорога в Туркестан
Продвижение русских на Восток на протяжении всего XIX века – тема, имеющая множество аспектов: от напряжённых отношений России и Англии до хивинской работорговли. В 1864 году, захватив крепость Туркестан, русские направились к Чимкенту, откуда открывалась дорога на самый большой город Средней Азии – Ташкент. Однако овладеть Чимкентом сходу не удалось.
Наперегонки с Англией
Работорговля была существенной, хотя и не единственной причиной нескольких российских военных экспедиций в Хиву, до определённого времени безуспешных: Хива находилась слишком далеко. Путь был труден: зимой мешал снег, летом жара. Хивинские разбойники, грабившие купцов и захватывавшие пленников, которые затем продавались в рабство, чувствовали себя безнаказанными.
Кстати, находились у них союзники и среди предприимчивых русских. Так, в 1830-е годы некий русский предприниматель, имея свои пашни в десяти верстах от Оренбурга, нанимал свободных крестьян для работ и предлагал хорошую плату. Те охотно приезжали, работали всё лето, а буквально накануне дня выплаты «случайно» происходил набег; хивинцы захватывали работников и угоняли их в рабство. Таким образом, этот господин получал двойную выгоду: бесплатный труд наёмных работников и процент от работорговцев. Сообщалось, что негодяй в итоге был разоблачён, отправлен на каторгу, но сумел вернуться и прожил остаток жизни с чужими документами как ни в чём не бывало.
Окончательный перелом в отношениях России с Хивой и Кокандом произошёл после реформ 1860-х годов. Промышленность в России набирала обороты, и ей требовались новые рынки сбыта. Неожиданно добавился ещё один фактор: в 1861 году в Америке, после отмены рабства, началась гражданская война. Для России это означало угрозу «хлопкового голода»: поставки американского хлопка сразу сократились в шесть раз. Где брать сырьё для текстильной промышленности? Ответ был очевиден: в Средней Азии. Ввоз хлопка оттуда сразу вырос втрое, при этом поднялась и цена за пуд с пяти рублей до семи с полтиной. Через год цена выросла до 12, ещё через два года – до 24 рублей за пуд.
Тут в события вмешалась Англия, которой совершенно не нужно было, чтобы Россия так быстро оправилась после Крымской войны и уж тем более – чтобы она продвигалась в Азию и открыла для себя удобный путь в Индию. Удобным поводом стало польское восстание. Сомнительно, чтобы судьба угнетённых поляков не давала спать британскому премьер-министру Пальмерстону, но провокационную ноту российскому правительству он отправил. Пока министр иностранных дел Горчаков в срочном порядке писал ответные послания, продумывались меры – как отвлечь англичан от действий России в Европе?
Логичной выглядела идея наступления в Средней Азии, где следовало «нанести торговым интересам Англии возможно больше вреда». Это было очевидно, и российские предприниматели формулировали свои претензии весьма откровенно: «Англичане вытесняют нашу торговлю со среднеазиатских рынков и угрожают уничтожением всякого нравственного значения нашего, а с ним и всякого сбыта произведений». Под «нравственным» влиянием подразумевалось политическое. В российском правительстве единогласия по данному вопросу, однако, не существовало. Военным после окончания активных боевых действий на Кавказе хотелось продолжения – теперь уже в Средней Азии. Сибирские и оренбургские власти также были за наступление. А вот министерство финансов высказывалось против: война обходится дорого. Кроме того, глава Министерства иностранных дел Горчаков опасался серьёзного конфликта с Англией. Решено было действовать так: если британские правящие круги от угроз и запугиваний перейдут к открытой войне, ответить движением на Хиву и в долину Аму-Дарьи.
После нескольких месяцев шантажа западные державы (Англия втянула в противостояние ещё и Францию) не решились на активные действия, но продолжали нагнетать обстановку. В итоге 2 марта 1863 года Александр II положил конец спорам и утвердил план «детального изучения местности» между передовыми укреплениями Сыр-Дарьинской и Сибирской линий. На деле это означало сигнал к выступлению.
Неожиданный успех разведки
Подполковнику Михаилу Григорьевичу Черняеву, исполнявшему должность начальника штаба Оренбургского корпуса, поручалось провести рекогносцировку района от Джулека до города Туркестан и выслать отряд к крепости Сузак, принадлежащей Коканду. Западносибирские войска получили своё задание: отряд полковника Лерхе отправлялся обследовать пути к Аулие-Ате, а отряд штабс-капитана Проценко – разведать дороги по долине реки Нарын в Кашгар.
Михаил Григорьевич Черняев
(Родился 22 октября (3) ноября 1828 года в городе Бендеры в небогатой дворянской семье. С двух лет жил и воспитывался в белорусском имении отца Тубышки Могилёвской губернии. Отец — герой Отечественной войны 1812 г. Григорий Никитич Черняев (1787, имение Кривое в Курской губ. — 1868, Бердянск), мать — француженка Aimee Esther Charlotte Lecuyer (1800, Le Quesnoy — 1876, Бердянск). Окончил Могилёвскую гимназию. С 1840 г. проходил курс в Дворянском полку и в 1847 г. был выпущен в лейб-гвардии Павловский полк. Затем окончил курс в Академии генерального штаба.)
Последствия оказались неожиданными: кокандские укрепления Куртка и Джумгал сдались Проценко без выстрела. То же произошло и в Сузаке: когда Черняев подошёл к этому пункту, население Сузака заставило кокандский гарнизон сложить оружие и заявило, что желает принять русское подданство. Оренбургский генерал-губернатор был серьёзно встревожен внезапными успехами Черняева. Он даже поторопился написать в министерство иностранных дел, что Черняев действовал по личной инициативе и без санкций начальства. Полковник Верёвкин, начальник Сыр-Дарьинской линии, тоже не пришёл в восторг от «сузакского дела»:
«Разрушение Сузака было бы дело прекрасное, но опасаюсь я, чтобы оно не повело к каким-либо неприятным запросам из Петербурга и не подняло бы шума в политическом мире; теперь же, при натянутости наших отношений с Англией, у нас особенно боятся давать англичанам повод к опасениям».
В Петербурге же, напротив, приняли «дело» с удовольствием, особенно учитывая, что особых затрат оно и не потребовало (как, кстати, и успех отряда Проценко в долине реки Нарын). Решено было сомкнуть Сибирскую и Сыр-Дарьинскую линии, и споры велись лишь относительно того, насколько следует продвинуть границу к югу – занимать ли Туркестан, Чимкент, Ташкент или же ограничиться более северными рубежами.
20 декабря 1863 года Александром II была утверждена программа действий России в Средней Азии. Предполагалось, что с весны следующего года войска Оренбургского корпуса окончательно займут Сузак, а отряды Сибирского корпуса – Аулие-Ату. Таким образом, была бы создана сплошная пограничная линия по хребту Каратау. Впоследствии граница должна была быть перенесена на реку Арысь со включением Чимкента в состав Российской империи.
Ответ Коканда
В июле 1863 года в Коканде номинально взошёл на трон двенадцатилетний хан Сеид-Мурад, но фактически ханством управлял регент – мулла Алимкул (он же в разных источниках Алимкуль или Алимкул), человек весьма энергичный. Повинуясь его приказу, правитель Ташкента Нур-Мухаммед посетил крепости, в которых успели побывать русские (Сузак, Чолак-Куртан и Аулие-Ату), оценил нанесённый ущерб, наметил меры по восстановлению разрушений, а заодно собрал дань с местных жителей.
Развалины цитадели в Аулие-Ате
Правитель города Туркестан Мирза Давлет проявил особенную активность. С отрядом в 2000 человек и 10 пушками он отправился собирать повышенный налог с киргизов и казахов, включая и принявших русское подданство. Помимо прочего, он напал на несколько русских караванов недалеко от форта Перовский. Следствием стало донесение начальника Сыр-Дарьинской линии полковника Верёвкина, в котором тот предлагал немедленно нанести удар по Туркестану. Из Петербурга пришёл расплывчатый ответ: действовать согласно изначальному плану, однако «…если представится несомненный и лёгкий случай занять [Туркестан] постоянным гарнизоном»– воспользоваться случаем, но помнить, что «…одна демонстрация более вредна, чем полезна».
Весной 1864 года в форте Перовский собрали пять рот пехоты, две сотни казаков, 10 пушек, шесть мортир и два ракетных станка с прислугой. Командование принял сам полковник Верёвкин. К 9 июня отряд подошёл к городу Туркестан, очистил предместья от вражеских передовых отрядов, и началась осада. Туркестан был обнесён глинобитной стеной общей протяжённостью около трёх километров, в северо-восточной части города находилась цитадель. Численность гарнизона составляла около 1500 человек. В ночь на 10 июня русские начали обстрел и одновременно с тем стали подводить траншеи к стенам для сооружения подкопа. Поутру кокандцы произвели вылазку, но их атаку отбили. В ночь на 12 июня кокандцы повторили атаку. Генерал-лейтенант М. А. Терентьев описывает этот эпизод в следующих выражениях:
«В тылу правого ложемента послышались крики несущейся кокандской кавалерии, и в то же время замечена была значительная масса пеших кокандцев, скрытно ползущих со стороны исходящего угла крепости. Подпустив кокандцев на самую близкую дистанцию, рота, составлявшая траншейный караул, и рота рабочих открыли по ним меткий огонь и заставили их бежать… Часть кокандских всадников, занесённая испуганными лошадьми, наткнулась на нашу траншею. Кокандцы спешились, вскочили в траншею и бросились на солдат с шашками и батиками, но были тотчас заколоты штыками все до единого».
Сарбазы
Видя, что остановить подкоп не удаётся, и что стены крепости вот-вот будут взорваны, начальник гарнизона с тремя сотнями сарбазов (пехотинцев) отступил по ташкентской дороге. Остатки гарнизона попросту разбежались. Так 13 июня Туркестан перешёл в руки русских. Верёвкин потерял убитыми 4–5 солдат и одного офицера. Жители Туркестана прислали в русский лагерь депутацию. Они признавали себя побеждёнными, передавали крепость в руки победителей, указывали на притеснения, которые претерпевали от кокандских властей, и просили сохранить «все права и привилегии, какие только существовали прежде».
«Привилегии» подразумевались в первую очередь религиозные: Туркестан считался одним из священных городов ислама и был «замечателен своими святынями» – духовенство хотело сохранить за собой мечеть Хазрет-Али и всю принадлежащую ему собственность. Верёвкин счёл целесообразным освободить население Туркестана на три или даже четыре года от налогов, кроме торговых пошлин и кибиточного обложения кочевников. Это предложение было поддержано властями в Петербурге.
«Рекогносцировка» Чимкента
Тем временем из форта Верный к Аулие-Ате выступил Зачуйский отряд в 2500 человек при 22 орудиях. Согласно другому источнику, отряд имел 17 орудий и два ракетных станка. Возглавил его полковник Михаил Григорьевич Черняев.
В. Верещагин. Улица среднеазиатского города, конец 1860-х годов
Укрепление Меркэ Черняев занял без боя, а, по разным данным, 2 или 4 июня 1864 года после двухчасовой стычки, фактически с марша, захватил крепость Аулие-Ата. Комендант крепости с четырьмя сотнями конницы бежал. Сарбазы, побросав оружие, поспешили смешаться с местными жителями. Петербург был весьма доволен. Черняеву и Верёвкину присвоили чин генерал-майора, офицерам было объявлено «высочайшее благоволение». Была создана новая передовая линия из всех укреплений от реки Чу до крепости Яны-Курган на Сыр-Дарье – Новококандская (другое написание – «Ново-Коканская»).
Правитель Коканда мулла Алимкул собрал восьмитысячную армию и засел в Чимкенте. Город располагался очень удачно – между Туркестаном и Аулие-Атой. Имея опорный пункт в Чимкенте, можно было действовать сразу в обоих направлениях. Черняев считал захват Чимкента необходимостью, однако тут же встретил противодействие Верёвкина – тот полагал, что подобные вопросы «с налёта» не решаются. Весьма бурный диалог между Верёвкиным и Черняевым дошёл до военного министра Милютина, и тот специальной телеграммой предписал передать «общее начальство» Черняеву – он был назначен начальником Новококандской линии.
Теперь у Черняева были развязаны руки, и 7 июля 1864 года он вышел из крепости Аулие-Ата с отрядом в почти 1500 человек при 10 орудиях, направляясь к Чимкенту. Через три дня отряд находился уже в 50 километрах от цели похода. Следствием столь быстрого передвижения отряда стали прерванные коммуникации – отряд плохо снабжался. Особенно донимало отсутствие соли: питаться пресной бараниной русский солдат не мог, а хлеба уже почти не осталось – «сухарная дача» (то есть, выдача сухарей) была уменьшена вдвое.
От Туркестана на соединение с Черняевым шли две пехотные роты и сотня казаков с тремя пушками под командованием капитана Мейера. Вместо того чтобы ожидать Черняева на урочище Караспан, как было уговорено, Мейер вырвался вперёд, на урочище Ак-Булак в 13 километрах от Чимкента. 14 июля отряд Мейера окружили кокандцы, существенно превосходящие русских по численности.Кроме того, люди Мейера оказались на дне котловины, и кокандцы обстреливали их со склонов. Русские защищались как могли: сложили убитых лошадей и верблюдов, а потом и тела погибших товарищей в виде бруствера, на них насыпали землю, чтобы укрытие было выше, причём копать приходилось штыками и руками…
Черняев получил известие о бедственном положении отряда Мейера – гонец ухитрился пробраться сквозь ряды кокандцев, – и 125 человек черняевского отряда во главе с войсковым старшиной Катанеевым отправились на выручку. В пяти километрах от цели они сами столкнулись с полчищами кокандцев, залегли и начали отбиваться. К вечеру 16 июля Мейер всё-таки сумел провести с врагом переговоры – кокандцы согласились пропустить отряд к Туркестану. Если верить русским военным источникам, разница в потерях была разительной: русские потеряли убитыми 13 человек и ещё около 50 были ранены; кокандцы не досчитались около 500 человек.
Цитадель Чимкента
Наконец, отряд Мейера соединился с черняевцами. Обессилевших и раненых пришлось оставить в укреплённом лагере, а шесть рот пехоты, сотня казаков и артиллерия продолжили путь к Чимкенту. Там русских встретили артиллерийским огнём с крепостных стен и атакой кокандской конницы. Черняев так живописал эту схватку корреспонденту газеты «Русский вестник»:
«Кому не приходилось выдерживать атаку азиатских полчищ, тот не может даже себе представить того действия, которое производят на нервы их нечеловеческие крики».
Отряд Черняева обстрелял Чимкент, по ответному огню определил местонахождение вражеских пушек и отошёл к Аулие-Ате. Во всяком случае, в донесении начальству Михаил Григорьевич представил свой неудачный поход на Чимкент именно так: это, мол, была «рекогносцировка Чимкента», а вовсе не отбитый врагом штурм. Кроме того, Черняев утверждал, что намерен через некоторый срок непременно занять этот город.
В любом случае, Чимкент был ключом к Ташкенту, и логика российского продвижения в Среднюю Азию вела именно к нему.
Захват Чимкента
В 1864 году, когда русские готовились захватить Чимкент, в самом Чимкенте разворачивалась борьба между сторонниками Коканда и приверженцами укрепления связей с Россией. В ходе этой борьбы шестеро наиболее видных представителей прорусской партии были зарезаны. Однако в решающий момент правитель Коканда Алимкул получил известие о том, что эмир Бухарский наступает на Ферганскую долину. Алимкул тотчас отправился в Ташкент с большей частью своих войск, а в Чимкенте оставил крупный гарнизон. Об этом обстоятельстве шпион тотчас донёс генерал-майору Черняеву. Не согласовывая своих действий ни с Петербургом, ни с Омском, 3 сентября 1864 года Черняев приказал подполковнику Лерхе двигаться из Аулие-Аты на Чимкент. Сам он выступил из Туркестана.
19 сентября русские вновь появились под стенами Чимкента. На сей раз у Черняева было десять пехотных рот и две с половиной сотни казаков при 19 пушках. Кроме того, в походе участвовала приблизительно тысяча казахов. В ночь на 20 сентября начался обстрел Чимкента. К стенам повели траншею. Кокандцы выкопали перед стенами контрминную траншею, в которой расположились пушки и пехота для обстрела ходов сообщения передовой русской батареи.
Цитадель Чимкента. Рисунок с натуры
Утром 22 сентября четыре роты во главе с подполковником Лерхе атаковали кокандцев, засевших в этой траншее, опрокинули противника штыковым ударом и ворвались в городские ворота. Черняев захватил внутреннюю цитадель, и Чимкент пал. Теперь предстояло объясняться с Петербургом. Черняев направил в Главный штаб письмо, где указывал, что «…овладение Чимкентом до наступления зимы не только полезно, но даже необходимо для спокойствия края». Кроме того, писал он, опасно недооценивать силы Коканда:
«У них руководители не хуже наших, артиллерия гораздо лучше, доказательством чего служат нарезные орудия; пехота вооружена штыками, а средств гораздо больше, чем у нас. Если мы их теперь не доконаем, то через несколько лет будет второй Кавказ».
Военный министр Милютин выразил опасение:
«Кто поручится, что за Чимкентом Черняев не признает необходимым взять Ташкент, а там – Коканд, и конца этому не будет?»
Разумеется, всё обстояло именно так, как и провидел Милютин: Черняев действительно нацеливался на Ташкент.
Цель – Ташкент
Черняев даже не стал дожидаться ответа из Петербурга на свои письма и 27 сентября с отрядом в 1500 человек с 12 пушками двинулся к Ташкенту. Начальник артиллерии Новококандской линии Качалов считал поход сущей авантюрой:
«Самая безумнейшая мысль – с отрядом в тысячу человек овладеть Ташкентом, городом с сотней тысяч жителей, раскинутым на пятьдесят вёрст в окружности!»
Следовало бы ещё припомнить, что Ташкент окружала стена протяжённостью более 25 километров с 12 воротами. В юго-западной части города находилась цитадель. На доводы своего начальника артиллерии Черняев отвечал «успокоительно»:
«Мы подойдём к Ташкенту, жители вышлют посольство, это посольство я тотчас отправлю в Петербург и, простояв день-два под Ташкентом, возвращусь назад. Затем буду ожидать распоряжения, как поступить».
Но вышло иначе: рассчитывать на сторонников России среди жителей Ташкента Черняев не мог, поскольку в городе находился большой кокандский гарнизон. Четыре человека, посланные в город (раньше они торговали с ташкентскими купцами и намеревались с ними переговорить), были перехвачены кокандским разъездом.
Тем не менее, 2 октября Черняев начал обстрел Ташкента. В стене удалось пробить брешь, к которой бросились две роты во главе с подполковниками Лерхе и Обухом. Они ворвались в ров перед стеной, но не смогли подняться по его крутому склону и попали под огонь противника. Кроме того, кокандцы бросали в ров ручные бомбы. Ранены были Лерхе, Обух, оба ротных командира. Штурм захлебнулся, и Черняев приказал открыть по крепости массированный артиллерийский огонь, чтобы под его прикрытием солдаты могли отойти. «Ташкентцы до того обрадовались, что многие сели верхом между зубцами и, страшно ругаясь, посылали вдогонку нам пули», – рассказывал участник событий. 7 октября отряд вернулся в Чимкент, потеряв 16 человек убитыми и 42 ранеными.
Оренбургские казаки с верблюдами
Через две недели после окончания похода Черняев решился наконец написать донесение военному министру. Судя по этому посланию, Черняев вовсе не собирался занимать Ташкент, но постоянно получал сведения о том, что в городе «…население мирное, промышленное, живущее преимущественно торговлей с Россией, и сильно тяготится настоящими военными действиями… большинство жителей [желает] русского подданства»… Иначе говоря, Черняев опять представил свою эскападу как очередную рекогносцировку, которая «случайно» превратилась в штурм.
«Черняев отнюдь не ставил перед собою цели овладеть Ташкентом», – пытался выгородить своего друга ответственный сотрудник Главного штаба В. А. Полторацкий, которому Черняев регулярно отправлял «полуофициальные» письма. На это Милютин в недоумении воскликнул «Зачем же иначе было ходить туда?» Фактически военный министр проговорился: официально – «нет», но если бы получилось – тогда, естественно, – «да». Александр II величественно начертал на донесении о неудачном штурме Ташкента:
«Сожалею весьма, что [Черняев] решился на ненужный штурм, стоивший нам стольких нужных людей».
И, тем не менее, дерзкая вылазка сошла Черняеву с рук. Военный министр Д. А. Милютин в мемуарах объяснял этот факт следующим образом:
«Страх ответственности за всякое уклонение от инструкций может убивать энергию и предприимчивость. Бывают случаи, когда начальник должен брать на свою ответственность предприятие, которое в заранее составленной программе не могло быть предусмотрено».
Схватка в степи
Поздней осенью 1864 года из форта Перовский вышла в Туркестан казачья сотня 2-го Уральского полка под командованием есаула Василия Родионовича Серова. В первый день декабря Серов вступил в Туркестан. Как раз в это время в Чимкент из Туркестана снаряжался большой транспорт. Отправлять его просто так, без разведки, сочли неблагоразумным. Ходил слух, будто правитель Коканда Алимкул покинул Ташкент и направился к себе – усмирять какое-то волнение. На самом деле слух распустил сам хитроумный Алимкул – в действительности он собрал все силы, какие нашёл в Ташкенте, и двинулся, минуя Чимкент, прямо на Туркестан.
Покуда считалось, что Алимкул идёт на юг, тот продвигался на север. 4 декабря отряды Алимкула дошли до селения под названием Икан. От него до Туркестана было всего 20 или 25 верст, так что 5 декабря, скорее всего, Алимкул внезапно появился бы под стенами Туркестана. Но его план оказался сорван.
Василий Родионович Серов (1829–1901), на фото уже полковник Уральского казачьего войска
(Родился 23 января (4 февраля) 1829 года в Гурьеве (ныне Атырау). Окончил Неплюевский кадетский корпус в Оренбурге, из которого выпущен 23 декабря 1844 года урядником.)
«Мирные кокандцы» из Икана, ранее принявшие русское подданство, сообщили коменданту Туркестана о том, что появились «большие шайки» немирных кокандцев. Казакам Серова было поручено разведать местность и в случае встречи с неприятелем (численность которого оценивалась от ста до четырёхсот человек) вступить с ним в бой. В отряде Серова насчитывалось 98 казаков, два обер-офицера, пять урядников, четыре артиллериста, фельдшер, фурштат и трое киргизов – погонщиков верблюдов. Всей артиллерии у сотни имелся один горный единорог и к нему 42 заряда.
Разновидность знаменитого единорога, предназначенная для боевых действий в горах- образец 1838 года.
Длина ствола 69,5 см
Масса ствола 100 кг
Дальность стрельбы 1800 м
Сотня двигалась осторожно, высылая вперёд разъезды. Скоро казакам начали встречаться кочевники, которые в один голос твердили о том, что где-то за Иканом есть неприятель. Сколько? «Как камыша в озере», – звучал неопределённый ответ. Было уже около 4 часов вечера 4 декабря, начинало темнеть. Казаки подходили к Икану, лежащему на высоком месте. Оттуда открывался отличный вид на степь, и появление казачьей сотни, разумеется, давно уже было замечено неприятелем.
Кишлак Икан. Фото из «Туркестанского альбома» (1871—1872)
Заметив огни возле Икана, казаки остановились и заняли позицию возле небольшой канавки. Они спешились, развьючили верблюдов и оградили себя завалом из мешков с провиантом. Кокандцы на конях двинулись от Икана – сперва «тихим молчанием», а затем с громкими криками, паля из ружей и размахивая саблями. Их встретили ружейный огонь и картечь единорога. Отпор оказался убедительным, и враг сначала отошёл, но затем вновь нахлынул. После нескольких атак кокандцы «угомонились» и отошли на ночь, разведя костры. Понятно было, что передышка ненадолго, и казаки решили просить помощи из Туркестана.
Ночь оказалась бессонной: кокандцы обстреляли отряд Серова из фальконетов, забросали гранатами (погибло несколько лошадей), затем попытались пробраться в лагерь казаков под покровом темноты и кого-нибудь зарезать, но бдительный «служивый народ» перехватывал «разбойников», так что тайные вылазки не удались.
Картина В. Верещагина «Нападают врасплох», 1871 год. Картина не служит иллюстрацией какого-то конкретного боя — художник вложил в неё своё видение некого обобщённого сражения в Туркестане
Наступило утро, и кокандцы поняли, наконец, что противостоит им всего сотня человек. Казаки стреляли экономно: только по смельчакам, которые, красуясь, приближались к врагу, по орудийной прислуге и по «начальству» – расшитым халатам, чалмам, богатому убору. У противника, как теперь выяснилось, было три орудия, а у русских – всего один единорог, и тот вышел из строя. После восьмого выстрела колесо орудия сломалось, и к нему, как сумели, приладили колёса от орудийного передка. Теперь приходилось перетаскивать единорог с места на место вручную – точнее, на спинах.
Часть людей Алимкула, обойдя отряд Серова, двинулась к Туркестану.
Елена Хаецкая
Комментарии (0)