О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут,
Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный господень суд.
Но нет Востока, и Запада нет, что племя, родина, род,
Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает?
(Редьярд Киплинг «Баллада о Западе и Востоке»)
Мы познакомились с «рыцарями из «Шахнаме», то есть описанными великим Фирдоуси, и теми, кто затем им наследовал, и оказалось, что очень многое у западного рыцарства как раз и было заимствовано на Востоке. Но ведь была еще и далекая Азия, Азия диких степей и предгорий. Именно оттуда волна за волной накатывались на Европу нашествия различных племен. И так или иначе, но они своего добились – уничтожили существовавший там жизненный уклад, да так, что только лишь одна Византия – оазис цивилизации среди языческих и варварских государств и уцелела, поражая всех своей высочайшей культурой. Но было ли нечто такое, что роднило бы воинов кочевых империй с рыцарями Западной Европы и восточными воинами Передней Азии и Ирана? Ответить на этот вопрос не так-то и легко. Прежде всего потому, что для современников тех далеких событий – жителей государств с оседло-земледельческой культурой – мир степи всегда являлся «миром незнаемым».
Битва между монголами. «Джами ат-таварих» («Сборник летописей») Рашид-ад-дина Фазлуллаха Хамадани. Первая четверть XIV века. Государственная библиотека, Берлин.
Так, например, немало повидавший в своей жизни бывший крестоносец Гильом Рубрук в сделанных им записках о своем путешествии к правителю Монгольской империи так и написал: «Когда мы вступили в среду этих варваров, мне... показалось, что я вступаю в другой мир». И действительно, жизнь степняков отличалась от того, что было привычно для горожан и земледельцев Запада.
Еще римский историк Аммиан Марцеллин писал о степняках: «Они... кочуют по разным местам, как будто вечные беглецы, с кибитками, в которых они проводят жизнь... Никто не может ответить на вопрос, где его родина: он зачат в одном месте, рожден далеко оттуда, вскормлен еще дальше. Кочуя по горам и лесам, они с колыбели приучаются переносить голод, холод и жажду». Картина нарисована яркая, однако не слишком правдоподобная, поскольку как раз в лесах-то кочевники и не кочевали. Нечего им было делать и слишком высоко в горах, а вот засушливые степи и знойные полупустыни, где земледелием заниматься невозможно, как раз и были главным местом их проживания. Кочевники (или номады) разводили здесь скот, питавшийся травой. Мясом и молоком домашних животных, в свою очередь, питались люди, ценившие скот как главный показатель своего благосостояния.
Торжественный прием хана и хатуни. Иллюстрация из «Сборника летописей» («Джами‘ ат-таварих») Рашид-ад-дина Фазлуллаха Хамадани, первая четверть XIV в. (Государственная библиотека, Берлин)
Животным все время требовалась смена пастбищ, и скотоводы были просто вынуждены по несколько раз за год перемещаться из одного места в другое. В силу такого уклада жизни самым распространенным типом жилища у номадов стали различные варианты легкоразборных конструкций, покрытых шерстью или же кожей (юрта, палатка или шатер). По этой же причине вся их домашняя утварь была очень немногочисленной, а посуду делали из таких небьющихся материалов, как дерево и кожа). Одежда и обувь шились, как правило, из кожи, шерсти и меха – всех тех природных материалов, которые давала им сама жизнь.
Киргизская юрта близ озера Сон-Куль (Нарынская область, Киргизия).
Однако кочевые народы (например, те же гунны) умели обрабатывать металлы, изготавливать из них орудия труда и оружие, а также делать золотые и серебряные украшения. Они научились выращивать просо, хотя и в недостаточном количестве, и печь из него хлеб. Чего особенно не хватало кочевникам, так это тканей, сотканных из растительного волокна, которые они, как, впрочем, и многое другое, выменивали или же отнимали у своих оседлых соседей.
Естественно, что такая экономическая система была достаточно зависимой от природных условий, поскольку скот – не зерно, которое можно накапливать практически в неограниченных количествах. Засуха, снежный буран, эпидемия могли буквально за одну ночь лишить кочевника всех средств к существованию. С одной стороны, это было ужасно, с другой – только увеличивало сплоченность каждого такого рода-племени, потому что в случае подобной беды на помощь сородичу приходили все соплеменники, снабжавшие его одной-двумя головами скота. В свою очередь и от него ожидали того же. Поэтому среди кочевников каждый человек совершенно точно знал, к какому племени он принадлежит, и где располагаются места его родных кочевий: случись несчастье, придет старость или болезнь – сородичи всегда придут на помощь, найдут для него кров, помогут и пищей, и скотом.
Такая суровая жизнь требовала также сплочения всех членов кочевого сообщества под началом у самых опытных и авторитетных людей — вождей и старейшин. Именно они решали, где та или иная семья должна пасти свой скот, когда и куда на сочные пастбища перекочует все племя. В засушливые годы, когда пастбищ на всех не хватало, столкновения были неизбежными, и тогда все мужчины должны были вооружаться и, оставив хозяйство на женщин, отправляться в поход на соседей – таких же кочевников, нарушивших их пастбищные угодья.
Хан путешествует. Иллюстрация из «Сборника летописей» («Джами‘ ат-таварих») Рашид-ад-дина Фазлуллаха Хамадани, первая четверть XIV в. (Государственная библиотека, Берлин)
Причины, толкнувшие кочевников на их разрушительные походы и массовое переселение, относятся к одним из самых труднообъяснимых в истории. По мнению одних ученых, они были вызваны климатическими изменениями. Другие считают, что виной всему «человеческий фактор» – то есть воинственная и жадная природа кочевых народов. Третьи усматривают их во влиянии космических факторов... Пожалуй, наиболее разумным можно считать следующее объяснение: «чистые» кочевники вполне могли обойтись и продуктами своего стада, но были при этом достаточно бедными. Между тем, номадам требовались изделия ремесленников, которые сами они произвести не могли, изысканные украшения для вождей, а также их жен и наложниц, дорогом оружии, шелке, изысканных винах и прочих продуктах, производимых земледельцами. Когда земледельческие соседи были достаточно сильными – кочевники с ними торговали, когда слабыми – садились на коней и отправлялись в набег. Нередко с оседлых народов взималась дань, либо их принуждали откупаться от нашествий ценой богатых «подарков», которые попадали в руки кочевой знати и укрепляли ее авторитет.
Монголы угоняют пленных. Иллюстрация из «Сборника летописей» («Джами‘ ат-таварих») Рашид-ад-дина Фазлуллаха Хамадани, первая четверть XIV в. (Государственная библиотека, Берлин)
Рассматривая кочевые сообщества, подчас представлявшие собой самые настоящие «кочевые империи», нельзя не заметить, что «внеэкономическое принуждение» было обращено в них в основном против «чужих», т. е. основная часть богатств, собиравшихся с физически зависимых людей, добывалась вне степи.
Цельнодеревянный египетский лук 1492–1473 гг. до н.э. Длина 178 см. Метрополитен-музей, Нью-Йорк.
Вопреки распространенному суждению, номады не стремились к непосредственному завоеванию территорий земледельческих государств. Гораздо выгоднее было эксплуатировать соседей-земледельцев на расстоянии, поскольку если бы они поселились среди них, то для управления обществом аграриев кочевникам пришлось бы «слезть с коня», а этого им просто не хотелось. Вот почему и гунны, и тюрки, и уйгуры, и монголы старались прежде всего нанести своим оседлым соседям военное поражение, либо запугать их угрозой истребительной войны.
Обломок древнеегипетской стрелы с ушком для тетивы. Находка в Дель-эл-Бахри, 2000 г. до н.э. Метрополитен-музей, Нью-Йорк.
Под стать особенностям своего быта и характеру взаимоотношений с другими народами должно было быть и оружие кочевых племен. Простой, цельнодеревянный лук, пусть даже он и был очень мощным, для кочевника не годился: он был слишком большим, тяжелым и неудобным для стрельбы с коня. Зато небольшой, удобный для конника лук из одного только дерева нельзя было сделать достаточно мощным. Выход был найден в конструкции сложносоставного лука, который выделывался из таких материалов, как дерево, рог и сухожилия. Такой лук имел меньшие размеры и вес, и потому был более удобным оружием для всадника. Стрелять из таких луков можно было стрелами более легкими, чем те, которыми стреляли из цельнодеревянного европейского лука знаменитые английские лучники, и на значительно большее расстояние. Это же позволяло иметь при себе значительное количество стрел.
Турецкий лук 1719 г. Длина 64,8 см. Метрополитен-музей, Нью-Йорк.
Изготовление таких луков было настоящим искусством, требовавшим рук опытного мастера. Отдельные детали лука нужно было сначала вырезать из дерева и роговых пластинок, затем склеить, а вареными жилами обмотать места соединения. Готовый вчерне лук затем просушивали в течение... нескольких лет!
Сабля X-XIII в. Длина 122 см. Метрополитен-музей, Нью-Йорк.
Сырьем для клея являлись плавательные (воздушные) пузыри осетровых рыб. Их очищали от наружной пленки, разрезали и, набив соответствующими травами, сушили на солнце. Затем мастер измельчал их… жеванием, а получившееся «зелье» варил на огне, понемногу подливая воду. О прочности такого склеивания говорит хотя бы тот факт, что почти все обнаруженные археологами остатки склеенных им луков так и не расклеились от времени, хотя пролежали в земле по нескольку столетий!
Чтобы защитить луки от сырости, их оклеивали берестой или же обтягивали выделанной кожей, для чего применялся самый лучший клей, после чего их еще и покрывали лаком. Тетиву изготавливали из жил, которые для большей прочности оплетались еще и нитями из шелка. В процесс изготовления лука на всех его составных частях из рога протачивались канавки, которые в точности повторяли соответствующие выступы на деталях из дерева. Поэтому такой лук, будучи склеенным, получался исключительно прочным, да еще его и делали так, чтобы со спущенной тетивой он изгибался в обратную сторону. Вот почему при боевом натяжении степень изгиба лука была исключительно велика, а, следовательно, велика и дальность стрельбы, и его убойная сила, что в открытой степи имело решающее значение. Сами стрелы кочевые народы делали из стеблей камыша, тростника, бамбука, а самые дорогие были составными и склеивались каждая из четырех реек. При этом применялись такие сорта древесины, как орех, ясень, кедр, сосна и ива. Кроме стрел с прямым древком были и такие, что из-за своей формы назывались «ячменное зерно» или же несколько утолщавшиеся в сторону наконечника. Для поддержания равновесия в полете хвостовую часть древка стрелы оперяли двух- и трехсторонним оперением, которое делали из перьев крупных птиц. Чтобы стрела с тетивы не соскальзывала, на ней обязательно проделывалось «ушко», в которое входила тетива при натяжении лука. Наконечники могли быть разной формы, в зависимости от того, по какой цели делался выстрел: одни предназначались для поражения воинов в доспехах, другие – лошадей противника. Иногда наконечники стрел снабжались костяными либо бронзовыми «свистульками», которые, во-первых, издавали в полете пугающий звук, а во-вторых, защищали древко стрелы у наконечника от раскалывания при ударе о твердые предметы, например, о воинские доспехи.
Колчан и налуч из кожи XV - XVI вв. Монголия или Тибет. Метрополитен-музей, Нью-Йорк.
Древки стрел очень часто окрашивали, а также метили, чтобы знать – стрела какого воина или охотника оказалась «удачливее» других. Чаще всего брали красную краску, но применяли также черную и даже синюю, хотя скорее всего такие стрелы должны были чаще теряться, так как их было трудно заметить в тени.
Стрелам требовалась хорошая балансировка, а еще они должны были быть хорошо высушены и защищены от сырости. Вот почему и луки, и стрелы носились в специальных чехлах: налуч служил для лука, а колчан – для стрел. Колчаны изготавливались обычно из бересты и очень редко из дерева. Затем их обтягивали тонкой выделанной кожей и богато украшали покрытыми резьбой костяными накладками, углубления на которых заполнялись разноцветными пастами. Кроме берестяных, известны также колчаны из кожи, которые могли быть украшены и вышивкой, и тиснением. Колчаны из бересты обычно расширялись к основанию, чтобы не сминалось оперение стрел, которые в такие колчаны укладывались наконечниками вверх. Налуч и колчан конные воины носили пристегнутыми у седла: налуч – слева, колчан – справа. Носили их и у пояса, но вряд ли воины-кочевники злоупотребляли этим способом – ведь для того у них и был конь, чтобы избавить себя от лишнего груза. Впрочем, колчаны носили и на ремне за спиной. Тогда стрелы в них вставляли наконечниками вниз, а сам колчан одевался наискось, чтобы их было удобно доставать через плечо.
Колчан из дерева и кожи XIII – XIV вв. Длина 82,6 см. Монголия или Тибет. Метрополитен-музей, Нью-Йорк.
О боевой силе луков кочевых племен свидетельствуют многочисленные источники, а уже в наше время – проводившиеся испытания в природных условиях. На охоте бегущий олень был убит одной стрелой на расстоянии в 75 м. Таким способом было убито восемь оленей в течение одного дня. Два взрослых медведя были убиты на расстоянии в 60 и 40 м, причем первому стрела попала в грудь, а второму – прямо в сердце. В другом случае мишенью служил манекен, на который была надета кольчуга из булатной стали XVI века. Стрела имела стальной наконечник и была выпущена из лука с усилием натяжения 34 кг с расстояния в 75 м. И попав в него, она смогла пробить кольчугу, после чего углубилась в сам манекен на 20 см. Отмечалось, и не раз, что дальнобойность многих турецких луков превышала 500 шагов. Пробивная же сила их была такова, что и на самом большом расстоянии пущенные стрелы вонзались в дерево, а на 300 шагов могли пробить дубовую доску толщиной в 5 см!
Битва конных лучников. Иллюстрация из «Сборника летописей» («Джами‘ ат-таварих») Рашид-ад-дина Фазлуллаха Хамадани, первая четверть XIV в. (Государственная библиотека, Берлин)
Увеличения дальности полета стрелы получали и стрельбой на скаку в направлении выстрела. В этом случае она возрастала на 30 – 40%. Если же стреляли еще и по ветру, то можно было ожидать, что стрела полетит значительно дальше. Поскольку при выстреле из столь мощного лука удар тетивы по руке был весьма болезненным, стрелок должен был носить специальное защитное приспособление: кольцо из меди, бронзы или серебра, нередко со щитком и выемкой для стрелы на большом пальце левой руки (бедняки – те довольствовались кольцами из кожи!) и манжету-напульсник из кожи (или деревянную либо костяную пластину) на левом запястье. При той технике натяжения тетивы, которую применяли монголы, кольцо надевали еще и на большой палец правой руки.
Кольцо лучника. Золото, нефрит. XVI – XVII вв. Метрополитен-музей, Нью-Йорк.
Искусству стрельбы номады обучались с самого раннего детства, так что ее приемы отрабатывались у них до автоматизма. Взрослый кочевник мог стрелять в цель, совершенно не задумываясь и почти не целясь, а, следовательно, и очень быстро. Поэтому он мог выпустить в минуту по 10 – 20 стрел!
Пластина для защиты от удара тетивой, сделанная из кости. XVI в. Дания. Длина 17,9 см. Метрополитен-музей, Нью-Йорк.
У многих кочевых народов было в обычае иметь при себе не один, а два лука – большого размера и малый. В частности, два лука, по сообщениям современников, имели монголы. При этом у каждого было по два-три колчана по 30 стрел в каждом. Отмечалось, что монгольские воины применяли обычно стрелы двух видов: легкие, с небольшими шиловидными наконечниками для стрельбы на большие расстояния, и тяжелые, обычно с плоскими широколезвийными наконечниками – использовавшиеся против противника без доспехов или же на близком расстоянии при стрельбе по лошадям. Железные наконечники в процессе изготовления всегда подвергались закалке: сначала их нагревали до красного каления, а затем опускали в соленую воду и тщательнейшим образом затачивали, что позволяло пробивать ими даже металлические доспехи.
Продолжение следует…
Автор: Вячеслав Шпаковский
Комментарии (0)