ВАГРИЯ. ВАРЯГИ РУСИ ЯРА.
Очерк деполитизированной истории. ЧАСТЬ 1. (Продолжение 7.)
В. А. Чудинов
В рунице знак Е весьма близок к А,
. В футарке существует знак Ё,
, в точности повторяющий орхонскую руну А, и знак Е (вероятно, долгого ЕЕ),
, в котором можно усмотреть написание двух знаков
и
рядом.
Звук Ф в тюркских рунах отсутствует.
Звук Г. Судя по его начертанию
, он произошел не столько из знака руницы ГА,
или ГЕ,
, сколько из протокирилловской буквы Е, то есть соответствовал очень мягкому звуку ГЕ. Подобный очень мягкий звук в футарке имеет, видимо, англосаксонская руна ГАР, которая изображалась как наложение руны X, Г и руны ГЬ (Й) в обычном
и зеркальном положениях,
, друг на друга, что дало англосаксонскую руну
.
Звук ГЬ (обозначается греческой гаммой). Он передается знаками
и
, которые чисто внешне соответствуют протокирилловской букве Ж. Видимо, это мягкий звук ЖЬ. Руна
в германском младшем футарке передает звук «h», а в англосаксонских рунах – звук Й. Таким образом, в данном случае изменился не только внешний вид знака, но и его звучание: ГЬ – ЖЬ – ХЬ. Но из руны
, ЖЬ в старшем футарке образуется руна
со значением ЗЬ.
Звук X в тюркских рунах отсутствует. Звук И мы уже рассмотрели, говоря о звуке Е. Звук Й. Передается в орхоно-енисейской графике руной
, а также рунами
и
. Из этого следует, что в звук Й перешли звуки Д и З. В рунице имеется слоговой знак
(ДА), а также слоговые знаки ЗЕ,
и
В старшем футарке имеется руна для обозначения ЙОТА
, что можно себе представить как угловатую руну
.
Звук К передается в орхоно-енисейских рунах по-разному: как
, как тот же знак, но с более запрокинутой верхней частью,
, и как зеркальный знак с ограничительными штрихами,
. Но все эти знаки можно считать разновидностью слогового знака русской руницы
со значением ЧЕ. Следовательно, как КЬ тюрки стали произносить ЧЬ. В младшем футарке знак стал зеркальным и потерял нижнюю диагональ,
. В старшем футарке вообще для обозначения звука К остался один уголок,
.
Звук Л. В русской рунице слогу ЛЕ соответствовал знак
. Он же стал орхоно-енисейскими рунами
и
с чтением, видимо, ЛЬ. А от них появились руны ЛЬ старшего и младшего футарков,
, у германцев.
Звук М. В орхоно-енисейских рунах эти знаки являются наиболее вычурными, напоминая рыбу
или цветок
, однако их происхождение из рун Макоши вполне понятно. Первый знак в виде рыбы, скорее всего, произошел из мягкого М, то есть ME, который в рунице выглядел как
. Его написание внизу в зеркальном виде и склеивание с изначальным знаком (нечто вроде MME) дает знак
, из которого легко получается знак
. Твердый знак МЪ в рунице выглядел так же, как и в кириллице,
. При его округлении, троекратном расположении по кругу и слитном написании в виде лигатуры образуется знак
, который, вероятно, означал утроенный по времени звук МММ. Что же касается германских рун, то в старшем футарке М обозначается как
и
, связанные в знак
. В младшем футарке он упрощается до
. Иными словами, мягкий вариант МЬ в германских рунах развития не получил.
Звук Н. Имеет в орхоно-енисейских рунах три начертания: наиболее сложное,
, упрощенное,
, и наиболее простое,
. Наиболее сложное начертание представляет собой лигатуру из двух букв протокириллицы
, являясь просто звуком НН. Упрощенный вариант начертания ничего не меняет по сути. Что же касается простого варианта, то это – просто половинка буквы О. В этом случае можно допустить, что когда-то существовал слог ОН, который мог иметь написание
, и кусочек этих букв сохранил их звучание. При переходе к германским рунам две соседние руны старшего и младшего футарков, N и I, образуют фигуру
, в которой легко узнать букву
со смещенной влево диагональю.
Звуки О и У. В орхоно-енисейских рунах этот звук выглядит на письме как руна
, что, несомненно, является просто положенной на бок руной Макоши
. В старшем футарке является лигатурой двух орхоно-енисейских рун О в виде
и
и перевернутой руны
, что образует руну
. В младшем футарке и в англосаксонских рунах для обозначения О используется зеркальная руна А,
, или чуть видоизмененная руна А,
.
27
Звуки Ö и Ü. Таких звуков в русском языке нет, поэтому, видимо, в орхоно-енисейской рунике использовалось написание
, но теперь в его второй половине, так что руна
получила вытянутую левую мачту, превратившись в
. Но и в германском футарке звук Ö, равно как и Ü, не получил специальной руны для своего воплощения.
Звук П. Если многие звуки орхоно-енисейского письма удваивались в его начертаниях по сравнению с русской руницей, то в отношении звука П,
, произошло как раз обратное: это начертание представляет собой как раз половинку слогового знака ПО,
русской руницы. Однако это уполовинивание, видимо, случилось довольно поздно, ибо в германском старшем футарке звук П выглядит как знак ПО, положенный на бок,
.
Звук КУ. Если приглядеться ко всем трем знакам орхоно-енисейского письма, а именно
,
и
, то можно увидеть их сходство с русскими рунами КА,
, КУ,
и КИ,
, из которых они и были получены. В германских футарках соответствующие звуки на письме не отличались от звуков К.
Звук Р. В орхоно-енисейской рунике мы видим две руны для обозначения звука Р:
и
. Полагаю, что они обе восходят к слоговым рунам Макоши РА,
, где первый знак является однократным употреблением РА, а второй – двукратным. В германских футарках для этой руны была использована латинская буква в ее остроугольном написании,
.
Звуки С и ШЬ. В орхоно-енисейской графике имеются также две руны для обозначения звука С/ШЬ,
и
. Первая представляет собой нечто среднее между русским слоговым знаком СЪ,
и латинской буквой S, тогда как вторая оказывается до предела упрощенным слоговым знаком
. В германском старшем футарке мы имеем латинскую букву S, начертанную угловато, в стиле
, то есть
, тогда как в младшем футарке эта буква принимает вид
.
Звуки СЬ и Ш. Эти звуки имеют в орхоно-енисейской рунике особые начертания,
и
, что представляет собой перечеркнутые знаки для ЛЕ, или, скорее, перечеркнутые и обращенные знаки для Ч,
. В германских футарках мы таких звуков не находим.
Звук Т. В орхоно-енисейской рунике имеет начертания
,
и
. Полагаю, что в основу данных начертаний могли лечь удвоенные знаки русской руницы ТЬ, то есть
. Позже начертание
упростилось до
. Что же касается начертания
, то оно могло возникнуть от небрежного начертания знака руницы +. В германских футарках знак
стали писать как
, то есть ромбик превратился в вертикальную мачту.
Звук З. Он имеет в орхоно-енисейской рунике вид
или
, что представляет собой положенный на бок и перечеркнутый знак русской руницы
или так же положенный на бок и перечеркнутый латинский знак S. В германских футарках такого звука не было.
Легко видеть общее направление эволюции тюркских рун: дойдя до германских, они стали проще, а их число существенно сократилось. Так появились, возможно, сначала английские, а затем и старшие руны. Позже в Скандинавии этот процесс повторился; младшие руны опять упростились и уменьшились числом. Так что общий алгоритм трансформации рун оказался вполне выдержанным.
Существовал ли термин «руна» у тюрков? Да, существовал. «Между прочим, слово “руна”, которое европейцы теперь переводят как “тайна”, в древнем тюркском языке означало “вырезанный знак” – “урун”. Вырезанный на камне или дереве. Было у них и другое слово того же смысла – буккат (тайна, скрытая сущность). Те письмена, оставленные Великим переселением народов, и встречаются в Европе, от Скандинавии до Испании» [4, с. 197]. Замечу, что исходный русский смысл слова «руна» – «вырытый». Знаки руницы первоначально вырывали в земле, засыпая землю другим грунтом; на ней росла несколько иная трава, так что надпись читалась и при растительном покрове. А уже более поздним смыслом был тот, на который указал Мурад Аджи. Кстати, в тюркском языке, возможно, сохранилась и русская приставка У-, то есть «урытый», «вырытый» (знак). А что касается слова «буккат», то не исключено, что оно позже стало произноситься как «буква» и стало означать уже не слоговой знак, а отдельный звук слова.
Промежуточные выводы. Как видим, основой для тюркских рун действительно была русская руница, хотя в некоторых случаях это была протокириллица или еще более позднее латинское письмо. Основой же для германских футарков стали тюркские руны. Однако тут следует учесть, что по мере проживания в Европе фонетика огузо-кыпчакских племен сильно изменилась, что и нашло отражение в уменьшении числа и разнообразия рун в германских футарках. Иными словами, германские руны предназначены уже не для тюркской фонетики, а для фонетики другого языка. В этом и состоял смысл отказа от тюркской графики и введения новых, германских, знаков.
Таким образом, можно сказать, что в целом проблема происхождения германской рунической письменности нами решена: ее источником действительно стали тюркские руны. Однако, решив эту проблему, мы тотчас столкнулись с новой: каким же стал этот новый тюркский язык, о котором можно сказать, что он уже не тюркский, а германский? Надеюсь, что и эта вторая проблема будет решена в последующих главах
28
Решив проблему происхождения германской письменности, найдя в качестве ее предка тюркское руническое письмо, мы сделали один из важнейших шагов к доказательству того, что предками германцев действительно были тюрки. Теперь закрепим этот успех исследованием схождений тюркского и германского языков. Если нам удастся показать наличие такой необычной близости, то доказательство тождества этих двух народов можно будет считать завершенным.
СВИДЕТЕЛЬСТВА ФОНЕТИКИ И ГРАММАТИКИ
Переходим теперь к рассмотрению двух групп языков – тюркских и германских.
Мы уже производили такой анализ, когда сравнивали некоторые слова, которые оказались на удивление совпадающими, то есть производили анализ на уровне лексикологии. Однако, несмотря на ряд таких совпадений, у противников подобного подхода существует веский аргумент: слова заимствуются, так что наличие каких-то чужих слов в анализируемом языке еще не доказывает родство этих языков. И по большому счету с этим аргументом приходится считаться.
Так что следует обратиться к другим сторонам языка, например к фонетике.
Подвижность фонетики.
При более подробном рассмотрении, однако, выясняется, что и фонетика, подобно лексике, со временем меняется. Одни звуки в языке исчезают, другие возникают вновь, третьи изменяют свои акустические характеристики. Например, в испанском языке звук С произносится несколько шепеляво, с призвуком Ш, как бы Сш, тогда как в португальском языке он произносится откровенно как Ш, и имя «Карлос» звучит как «Карлуш». Точно так же в немецком языке слово «ихь» (я) также произносится шепеляво, с призвуком Ш, как ХШЬ, а в саксонском диалекте этот звук произносится как откровенный Ш, так что слово «ich» там звучит, как «isch». Напротив, в берлинском диалекте (Plattdeutsch) данное слово звучит как ik, а на древней надписи, как мы видели в предыдущем разделе, оно уже звучало как ek. Таким образом, со временем гласный звук Е эволюционировал в И, а согласный звук К стал произноситься как X, потом ХЬ, наконец, Ш. На этих примерах я проиллюстрировал, что звуки сами по себе в течение длительного времени могут не сохраняться, так что сравнивать звуки сами по себе в двух разных языках – дело неблагодарное.
Однако именно подвижность фонетики предлагает новую опору:
законы фонетического развития.
Например, мы можем сказать, что законы перехода С в Ш при перемещении на юг в романских языках (от испанского к португальскому) совпадают с таким же законом при перемещении от северного диалекта (прусского) к более южному (саксонскому). Пока это ни о чем не говорит, поскольку мы не задавались проблемой этнического различения исходных племен Испании и Португалии, а также севера и центра Германии. Кроме того, совпадение отдельных фонетических явлений может оказаться весьма случайным. Для того чтобы делать более серьезные выводы, необходимо опираться на несколько фонетических явлений.
Оглушение-озвончение как различие между тюркскими языками. В тюркологии кыпчако-огузская группа считается наиболее западной; именно из нее формировались такие тюркские языки, как азербайджанский, крымско-татарский и турецкий, причем для них характерно перемешивание как огузских, так и кыпчакских черт [22, с. 114]. Считается, что кыпчаки (кипчаки) жили на северо-западе, а огузы – на юго-западе. Обычно полагалось, что типичным представителем кыпчакской группы считался туркменский язык, однако более подробное исследование выявило и в нем причудливое переплетение огузских и кыпчакских черт [22, с. 115]. Е. Д. Поливанов полагал, что юго-западную, или огузскую, группу турецких (тюркских) языков характеризуют словоформы «daγ» и «sarь», тогда как кыпчакскую группу характеризуют словоформы «tav» и «sarь» [105, с. 3–4]. Из этих ключевых слов-маркеров видно, что северянам присуще глухое произношение согласных, тогда как южанам – звонкое. Примерно такая же картина наблюдается между немецким и английским языками, где в немецком преобладает оглушение (и наличие звука Г в конце слова), например, слово ДЕНЬ звучит как Tag, тогда как в английском языке то же слово сохраняет звонкий согласный, day (а на конце мы видим Й, возникший, видимо, из У КРАТКОГО, Ў). Тем самым противопоставление огузских и кыпчакских фонетических черт наблюдается в противопоставлении германских языков, что можно считать одной из фонетических черт сходства между тюркскими и германскими языками. Конечно, всего лишь одна черта ни о чем не говорит, но есть и другие черты.
Наличие аканья. В ряде языков существует такая специфическая черта, как «аканье», то есть произношение безударных звуков О как А или как редуцированных звуков. Так, в русском языке северные диалекты слово «молоко» так и произносили МОЛОКО, тогда как в центральных оно постепенно стало произноситься, как МЪЛʌКÓ. Одними из первых стали «акать» москвичи, из-за чего их стали дразнить: «с МАсквы, с пАсаду, с кАлАшнАвА ряду». Еще сильнее стали «акать» белорусы; это аканье у них стало нормой правописания.
Можно ли говорить об аканье в германских языках? Безусловно. Сравним, например, русское слово «вОда» и английское «wAter» или немецкое «WAsser». Мы видим, что русскому звуку О соответствует в английском и немецком А (таково правописание; в наши дни мы произносим нечто вроде «вАда», тогда как англичане – нечто вроде «вОтер»). Нас сейчас интересует не современное звучание слов, а историческое, закрепленное в написании. Приведем еще несколько примеров: русское слово «ночь» – немецкое слово «Nacht», латинское слово «ротация» (вращение) при немецком слове «Rad» – колесо, латинское слово «communus» (общий) и готское слово «gamains», русское слово «стоять» при немецком существительном «Stand» (стояние, стояк) и т. д. Иными словами, германским языкам свойственно аканье.
Существует ли аканье в тюркских языках? В некоторых – несомненно. Например, для всех подгрупп кураминских говоров узбекского языка Ташкентской области В. В. Решетов выделяет в качестве второго признака «явное аканье» [112, с. 14]. А Узбекистан считается прародиной для многих ушедших на запад тюркских народов, например для турок.
Сужение гласных. Характеризуя подвижность фонетики, мы упоминали переход одних звуков в другие. К этому фонетическому явлению относится, например, переход гласного звука Е в звук И, а гласного звука О в У, что и называется сужением гласных. Н. З. Гаджиева отмечает: «Поволжско-приуральская группа, представленная татарским и башкирским языками, в работах В. А. Богородицкого также охарактеризована недостаточно четко. Наиболее характерным признаком этой группы считается сужение гласных, Е > И, О > У [15, с. 10–16]. Однако сужение гласных спорадически встречается и в диалектах тюркских языков, например, в чувашском» [22, с. 106]. Заметим, что в отличие от аканья, имеющего весьма широкое распространение, сужение гласных оказывается весьма редким фонетическим явлением, как бы визитной карточкой определенного народа.
Существует ли такое явление в германских языках? Конечно. Ярче всего оно выражено в английском языке, где даже буква Е имеет название И. Соответственным будет и чтение. Так, слово «evening» следует читать «ивнинг», слова «each» и «easy» как «иич» и «иизи», даже слово «England» как «Инглэнд». Столь же популярен и переход O, а особенно OO в У. Так, слово «book» необходимо произносить как «бук», слово «wood» как «вуд» и т. д. Таким образом, это – тоже весьма характерная черта сходства. В последнем случае можно опереться и на наблюдения В. М. Жирмунского по немецкому языку. Один из
выдающихся отечественных германистов, Виктор Максимович Жирмунский (1891–1971) провел любопытное сопоставление германских и тюркских языков. Отметив, что «вокализм ударных слогов в германских языках отличается большой неустойчивостью и претерпел за время их существования целый ряд последовательных спонтанных изменений», он приводит примеры именно этих двух трансформаций, отмечая одновременную дифтонгизацию и монофтонгизацию звуков: «Германский О > древневерхненемецкий ОУ > средневерхненемецкий УО > новонемецкий У; германский Е2 > древневерхненемецкий ИА > средневерхненемецкий ИЕ > новонемецкий И» [50, с. 286–287]. Как видим, обращается внимание именно на такие изменения. При этом, естественно, обозначаются не только начало и конец данных трансформаций, но и их промежуточные этапы. Нас же интересует начало и конец: они в германских языках полностью совпадают с аналогичными изменениями в тюркских языках.
29
Придыхание. Под этим фонетическим явлением понимается продолжение взрывного звука, когда он продлевается не за счет включения голоса, а за счет истечения из полости рта струи воздуха. Для русского языка придыхание не характерно. Если же в русском языке на письме хотят передать придыхание чужого языка, обычно ставят после согласного звука букву Х. Но такого звука в чужом языке нет, это лишь символ придыхательного звука. Например, популярную в Индии фамилию по-русски записывают как Сингх. На самом деле, последним звуком является придыхательный согласный ГХ, а не два звука ГХ, что довольно сложно произнести.
Достаточно богат на придыхания узбекский язык. В свое время председатель Президиума Верховного Совета СССР Рафик Нишанович Нишанов, узбек, говорил по-русски с сильным узбекским акцентом и предлагал «пхириниматх», то есть «принимать», новую «кханисититутию» («конституцию»). По мнению Олжаса Сулейменова, наличие придыхания как раз характеризовало огузо-кыпчакскую группу тюркских языков, то есть тех тюркских народов, которые вторглись в Европу.
Придыхательными были именно звуки ПХ, ТХ и в меньшей степени КХ. В германских языках они во многом сохранились. Это видно при сравнении русского прочтения немецких слов и их настоящего немецкого произношения. Например, русские, увидев немецкое слово «Gut», читают его «гут», тогда как немец произносит «кутх». Слово «binden» немец произносит «пхинден». Точно так же глагол «kennen» по-немецки следует произносить «кхеннен». Те же явления до некоторой степени характерны и для английского языка. Однако звук ТХ в нем перешел в межзубный звук «th», и там, где немцы говорят «diese» («диизе» – «эта»), англичане произносят «this» («эта, этот, это»). А сочетание «ph» и по-английски, и по-немецки произносится как Ф, например: «philosophy» как «философи».
Это очень специфический признак; достаточно было бы наличия его одного, чтобы выявить сходство между германскими и тюркскими языками.
Переход Ч в Ц. «При характеристике карачаево-балкарского языка приводится в качестве отличительного признака ч > ц [14, с. 240–280], явление не специфическое и встречающееся в других тюркских языках» [22, с. 111]. Иными словами, переход звука Ч в звук Ц характерен для многих тюркских языков.
А как же с германскими языками? На первый взгляд характерен вроде бы обратный переход. Так, слово «церковь» звучит по-английски как «church» («чёрч»). Вместе с тем во всех программах фирмы Microsoft для славянских языков переход из редактора Word в издательский редактор PageMaker сопряжен с переделкой графемы Č (Ч) в графему С (Ц). Я с этим неоднократно сталкивался, становясь из Чудинова Цудиновым. Поэтому предпочитаю не использовать знак Č. Между прочим, все сербские, хорватские, боснийские и словенские фамилии, кончающиеся на -ИЧ, при такой замене начинают оканчиваться на -ИЦ. Понятно, что разработчики фирмы Microsoft сделали это не случайно, а для того, чтобы прагматичные американцы не вникали в тонкости славянских звуков. Несмотря на то, что для славян это крайне неудобно и даже противоестественно, это вполне устраивает американских пользователей. Понятно, что это американское «удобство» продиктовано определенными законами английской фонетики.
Закрытый слог. Еще одно, весьма важное фонетическое свойство тюркских языков заключается в строении слова: там преимущественно встречается деление на закрытые слоги. Мы уже видели, что русское слово «руна» (слоги тут открытые, то есть оканчиваются на гласный звук: «ру-на») превращается в тюркское слово «урун» (слоги тут закрытые, кончаются на согласный звук или представляют собой один гласный: «у-рун»). То же самое мы видим в названии племен: «ор-хон», «кып-чак», «о-гуз» и т. д.
Деление на закрытые слоги в германских языках присутствует в английских правилах переноса. Возьмем, например, английское слово «proceedings» (продолжающееся издание, альманах). С точки зрения русских правил переноса это слово необходимо было бы разделить на слоги так: «про-сии-дингс». По-английски, однако, действительно приставку «про» следует отделить, однако внутри слово делится иначе: «сиид-ингс». Точно так же следует делить и другие слова: rev-ol-ution, pop-ul-ation и т. д.
Промежуточные выводы. Как видим, в области фонетики схождения достаточно многочисленны; я привел примеры шести различных фонетических явлений, однако их может быть и больше. Некоторые из них оказываются настолько специфическими, что говорить о случайных совпадениях не приходится.
Грамматические данные. Здесь сравнение оказывается более сложным, поскольку исходный грамматический строй германские языки не сохранили, перейдя на чуждую для них грамматическую систему. Тем не менее определенные черты начального германского языка-основы определить можно.
Аналитичность. У В. Н. Жирмунского имеется целый раздел под названием «От флексии к анализу» по отношению к германским языкам. В нем, в частности, говорится: «При аналитическом строе (по крайней мере в тенденции) предметное значение слова совершенно отделяется от синтаксических связей и отношений, выражаемых особыми формальными элементами (словами-префиксами). Однако в чистом виде аналитический строй не представлен ни в одном из существующих языков: он вырастает из противоречий флективного строя и в разной степени отягчен пережитками флексии. Языки французский и в особенности английский могут служить примерами гораздо более последовательного развития анализа; напротив, современный русский язык представляет в этом отношении более архаический тип, в основном сохраняющий флексию, несмотря на наличие элементов аналитической структуры (предлогов, вспомогательных глаголов)… Причину этого явления обычно усматривают в фонетической редукции окончаний. С точки зрения компаративистов благодаря редукции было разрушено первоначальное богатство флективных форм европейского “праязыка”; сложное и дифференцированное разнообразие окончаний сменилось бледностью и однообразием; чтобы частично восстановить утраченное, вводятся в употребление слова-префиксы, характерные для аналитического строя. Основная парадоксальность этой концепции, до сих пор господствующей в западной лингвистике, заключается в том, что прогрессу мышления (содержания) в общем ходе исторического процесса сопутствует регресс и деградация приемов языкового выражения (формы)» [52, с. 336–337]. Напомню читателю, что в типологической классификации языков мира
выделяются изолирующие, или аморфные, языки типа китайского, у которых отсутствуют всякие типы словоизменения (они же могут называться аналитическими), далее, агглютинативные, или агглютинирующие, например, тюркские языки или языки банту, где существуют и словообразование, и словоизменение, но строго фиксированные, без изменения корня и самих морфем. Есть также языки флектирующие, наиболее сложные, где и корни, и морфемы могут изменяться, а склонения и спряжения быть фонетически и семантически не мотивированными. К ним относятся, например, славянские языки. Назовем еще языки инкорпорирующие, где в состав глагола вводятся другие члены предложения, сюда относятся чукотско-камчатские языки и языки американских индейцев, однако они нас интересовать не будут.
Заметим, что тенденция к аналитизму вовсе не означает переход к аморфным языкам, что и подчеркивает В. М. Жирмунский: «Грамматический строй английского языка иногда сравнивали с аморфным. Сопоставление это имеет совершенно внешний характер. Аморфный строй (исторически наиболее примитивный) в принципе не имеет формальных элементов для выражения грамматико-синтаксических отношений: синтаксическая функция слова и тем самым принадлежность его к той или иной грамматической категории определяется порядком слов, по необходимости – весьма диффузно; наличие небольшого числа значащих слов, употребляемых как формальные элементы, не меняет общей картины. Напротив, аналитический строй характеризуется развитой и дифференцированной системой самостоятельных формальных определителей, стоящих перед каждым словом, которые могут выражать самые сложные отношения между предметами или понятиями. Благодаря наличию этих грамматических показателей английское слово не аморфно, как китайское, а полиморфно: слово hand может обозначать существительное и глагол (a hand – to hand), но грамматические категории глаголов и существительных отчетливо различаются, как и система склонения имен и спряжений глаголов. По сравнению с флексией аналитическая система является более прогрессивным типом развития грамматического строя, наиболее полным и законченным выражением той стадии языкового мышления, которую Н. Я. Марр называет “технологической”. Тенденция к развитию аналитического строя, осуществленная более или менее последовательно, наблюдается в большинстве языков флективного типа. Причину этого явления обычно усматривают в фонетической редукции окончаний» [52, с. 336–337]. В данном отрывке редукции окончаний В. М. Жирмунский противопоставляет возникновение слов-префиксов А или ТО, которые начинают различать существительное и глагол. В отличие от падежных окончаний, свойственных каждому падежу, каждому числу и еще зависящих от типа склонения, слова-префиксы всегда одни и те же. Но именно это и характеризует агглютинативные языки! Таким образом, термин «аналитические языки» оказывается эвфемизмом для табуированного названия «агглютинативные языки».
30
Комментарии (0)