"8 сентября 1931 года я, по просьбе директора Энгельского музея, т. Хютц, был командирован Саратовским областным музеем для вскрытия и обследования могилы, найденной в с. Терновке, в которой землекопы, готовившие силосную яму, обнаружили погребение с сопровождавшими его предметами: берестяной книжечкой карманного формата, бронзовой чашечкой и костяным желобчатым острием ... Книжечка, обломанная по углам и весьма плохой сохранности действительно оказалась сшитой из бересты и на ней мною были обнаружены письмена, схожие с арабскими и частью сирийскими или уйгурскими буквами, бронзовое блюдечко сильно окислено, вне сомнения, было ни что иное, как чернильница для туши, а костяная пластинка с заостренным концом и желобком на нижней стороне – пером для письма.
... Здесь же нашли довольно много черепков красноглиняной, хорошо обожженной посуды, несомненно относящейся к з.ордынскому времени. При этом Коробко заявил, что здесь он нашел три медных небольших монетки, которые к сожалению он затерял. Судя по его описанию, эти монетки принадлежали к джучидским. Это еще более убедило нас, что мы имеем здесь дело с каким-то золотоордынским кишлаком и погребение в могиле имеет связь с этим поселком и может быть приурочено также к XIII–XIV веку... Из сопоставления остатков от гробовища с другими таковыми же из определенно з.ордынских могильников, плюс к этому близость от погребения з.ордынского поселка все это склоняло меня к тому, чтобы признать данное погребение з.ордынским, о чем я и поместил в своем отчете Энгельскому музею."
Из отчета А.А. Кроткова по обследованию в с. Терновке – Подгорном АССРНП могилы с берестяной книжкой.
В 1931 году землекопы случайно обнаружили на левом берегу Волги, в округе бывшего золотоордынского города Укек (Увек), близ деревень Подгорное – Терновка погребение, из которого происходили: берестяная книжечка, бронзовая чашечка, костяное писало и другие вещи. Землекопы - люди простые. Поэтому останки они перезахоронили, а землянку, в которой было сделано захоронение, разрушили, так как она мешала работам. При этом перезахоронили останки так, что не осталось не то что ни одной целой кости, а даже фрагмента больше 5 см - только костяная труха. Так как в гости к землекопам приехали все же ученые, то они смогли даже в этих условиях найти дополнительно пряжку, фрагменты ножа, наконечник стрелы и еще немного берестяных фрагментов в добавок к тем, которые им передали.
Сотрудники Государственного Эрмитажа предприняли попытку реставрации полученных берестяных фрагментов рукописи - очистили их от земли, расправили и закатали в целлулоид. Сделанные с рукописи фотографии были переданы специалистам, для определения языка и дальнейшего перевода. Сотрудники Эрмитажа сначала определили рукопись как уйгурскую, т.к. написана она была уйгурским шрифтом (уйгурский язык относится к тюркским). Однако увидевшие фотографии тюркологи смогли найти уйгурские слова лишь на некоторых фрагментах, а значительная часть текста была ими признана как не уйгурская. В итоге дело дошло до ...
... дело дошло до специалистов из отдела монгольских исследований в Институте востоковедения Академии наук СССР. И уже они определили, что непонятный текст, написанный уйгурским шрифтом, является монгольским. Т.е. данная рукопись была написана уйгурским шрифтом и на уйгурском языке и на монгольском.
Где тут свидетели отсутствия письменности у дикого монгольского народа, которые упорно игнорируют факт использования монголами чужих букв?
Дальше - больше. Подробное изучение фрагментов Институтом востоковедения позволило установить, что из 25 фрагментов на монгольском языке написано только 6, но зато наиболее сохранившихся. Остальные содержат текст преимущественно на уйгурском языке. Преимущественно, т.к. на одном из фрагментов одна (!!!) строка написана знаками квадратного письма. Для альтернативно одаренных подчеркну - . Именно это позволило уточнить датировку написания как начало XIV века (монгольское квадратное письмо использовалось недолго). Позже было обнаружено, что на фрагментах имеются явные следы того, что листы были сшиты в книгу, и что книга эта пересшивалась заново.
Из этих 25 фрагментов лишь 3 листа более-менее сохранились, от остальных сохранилась лишь часть, в которой можно разобрать только от одной до четырех строк. В связи с этим, полное восстановление текста невозможно. Однако, т.к. текст имеет явную стихотворную форму, которая у монголов была достаточно своеобразна, специалистам удалось восстановить и перевести на русский по крайней мере часть текста, на основании которого уже можно делать существенные выводы.
Первый вывод я уже озвучил - это время написания рукописи. Т.к. монгольское квадратное письмо было введено в оборот указом иператора Хубилая в 1269 году, распространялось очень медленно и ушло из употребления монголами уже в середине XIV века, то появление надписей отнесли к первой четверти XIV века.
Второй вывод заключается в том, что эта рукопись является именно уйгурско-монгольской, т.е. фрагменты не являются частями двух разных рукописей. Что особенно важно, рукопись эта была написана одним человеком.
Третий вывод - подобная рукопись, содержавшая стихи, могла иметь хождение только среди людей, которые использовали монгольский язык не только в канцелярской переписке, но и в быту. И это не пайдза, которая могла быть обнаружена у гонцов или послов, т.е. далеко за пределами распространения языка. Данная рукопись если и не была написана прямо на месте (вспоминаем чернильницу и писало), то, по крайней мере, на месте читалась. Кстати, береста имела происхождение из более северных мест - Волжской Булгарии.
Владельцем берестяной книжечки был человек небогатый, явно не из военачальников или чиновников, иначе вместо бересты использовался бы более дорогой материал. Скорее всего владелец был писцом. Этим объясняется и двуязычностью рукописи, и наличие письменных принадлежностей, и то, что в могилу положили саму рукопись, как образец его письма. Кстати, сама рукопись является редким свидетельством того, что монголы использовали бересту в качестве писчего материала. Это может пояснять редкость находок образцов монгольской письменности, т.к. береста менее устойчива по отношению к атмосферным явлениям, чем бумага.
Из вышесказанного следует вывод о присутствии монголов на территории Нижнего Поволжья, бывших землях Золотой Орды. Если учесть, что квадратное письмо имело хождение в большей степени на территории Китая (где оно было разработано) и не получило широкого распространения, несмотря на все указы Хубилая, то выходит, что писарь либо имеет происхождение из значительно более восточных территорий, либо ездил туда обучаться.
Таким образом, рукопись эта ценна по многим причинам, и возможность восстановления текста не является наиболее важной. И это первое монгольское художественно-литературное произведение, написанное знаками уйгурского алфавита, дошедшее до нас.
В заключение еще раз скажу, что по многим специфическим особенностям рукопись относится к началу XIV века. Теперь можно перейти непосредственно к восстановленному и переведенному тексту той части, которую можно связно перевести.
Римскими цифрами обозначена нумерация фрагментов, которая изначально была дана в Государственном Эрмитаже. Квадратными скобками показано восстановление текста, где количество скобок указывает на разные уровни восстановления. Многоточия - невосстановленный текст.
Начало отсутствует.
XXIа.
"Когда ты с решимостью достигнешь [[благодетельного]] властителя,
пади под перекладиной!
Зачем огорчаться
на том основании, что упал под перекладиной
[К благодетельному] прекрасному властителю
………… будешь ты взято дитя моё!"
…………………………
…………………………
XXIб.
…………………………
…………………………
[["Человеком]] [взято] ты [будешь, дитя] моё!
Когда ты с решимостью достигнешь заботливого властителя,
пади под [воротами]!
Зачем глядеть и смотреть,
оттого, что упал
под [воротами]?"
XIXа.
"Смотревшим властителем
будешь ты забрано и взято дитя моё!
Когда ты достигнешь [[с решимостью]] божественного властителя,
[пади под] порогом!
[[Затем ……… и ………
на том основании, что]] [упал под порогом]?
[[К божественному властителю
будешь ты ……… и взято, дитя моё!"]]
XIXб.
"Зачем оставаться и ………?
Приходя и ……… к омрачённому властителю, будешь ты взято, дитя моё!
О достойный и прекрасный кречет!"
Пропуск не менее одного листа.
XXб.
"Когда ты в надежде прибудешь к ………,
зачем огорчаться под дверью?
К заклятому человеку [отправишься] ты [дитя моё]!"
…………………………
…………………………
XXв.
["Когда ты достигнешь …………]
[…………] и прекрасного [властителя],
[зачем] огорчаться [под ………]?
К рабам отправишься ты в расстройстве, дитя моё!
О, ……… и прекрасный ястреб!
Когда ты достигнешь вплотную,
пади под остриём!
Зачем лукавствовать
на том основании, что упал под остриём?"
XXг.
"На службу, будучи разыскиваемо, будешь ты взято, дитя моё,
судьбою данным прекрасным властителем!"
Золотой соловушко, дитя её,
приступил к пению ответной песни
матери своей, милой матушке.
"Мать, милая матушка моя!
………… жена ………
……………твой………
…………………………
XXа.
…………………………
…………………………
…………………………
…………………………
сказал "Встретимся!" и отправился.
Пропуск, вероятно, одного листа.
XXIIIа.
«Отправляюсь!
О, мать моя, милая матушка!
Трава лужайки стала сочнеть,
близкие друзья стали отправляться.
Да отправлюсь я на свою приветливую родину!
…………………………
Мать моя, милая матушка!
………стали …………
достиг …………………
XXIIIб.
Мать моя, милая матушка!"
Мать [его], милая матушка
[Приступила] к пению ответной песни:
"Волосики твоей ……………
сделаю [………… золотыми]" сказала она.
"Не подвергайся нападению со стороны злого духа и ……!
Шествуй [взлети], дитя моё!
Волосики твоей груди
Я сделаю отделанным золотом!" сказала она.
XXIIа.
"Увечьям и страданьям не подвергайся!
Отправляйся, взлети дитя моё!
Волосики твоей груди
сделаю сплошь золотыми!", сказала она.
"С [напастями] и злыми духами не встречайся, дитя моё!
Волосы на твоей [голове я сделаю] рассыпным золотом!", сказала она.
XXIIб.
……………………………
……………………………
"Когда ты [[в страхе]] достигнешь
[[благодетельного]] и [прекрасного] властителя,
зачем огорчаться под тесовой телегой?
К имеющему ……… руки отправишься ты в смятении, дитя моё!
Свои ладони …………"
Пропуск одного листа.
XXIV.
"Буду питать с аил (?)!
Сделаю ……… и золотым с корзину (?)!"
Во время своего взлёта
матери своей, милой матушке
так спел он:
"Горные травы начинают становиться лужайкой,
братья начинают отправляться.
Отправляюсь я на свою родину, где проживаю, чтобы быть там!"
Сотрудники Академии наук в 30-е годы прошлого столетия пришли к мнению, что это произведение посвящено матери, провожающей сына в дорогу на службу к одному из военачальников. Так как текст песни не характерен для аристократической монгольской поэзии XIII-XIV веков, то сделан вывод о том, что это является фольклорным произведением, образцом древнемонгольской народной лирики - одним из древнейших, дошедших до нас.
Источники:
Поппе Н. Н. // Советское востоковедение. — М., Л., 1941. — Т. 2. — С. 81-159.
Малов Н. М., Пилипенко С. А., Сергеева О. В. // АВЕС. Саратов: СГУ. 2013. Вып. 10. с. 382—396.
Комментарии (0)