А вот что можно сказать об одной из первых затей Петра, которой он не бросал в продолжение всей своей жизни:
«Это был “Сумасброднейший, всепьянейший всешутейший Собор”» [216] (с. 73).
И самое здесь удивительное, что этот его антихристов орган был учрежден уже тогда, когда за «великий ум» избранный в цари мальчик еще не знал основных правил арифметики — умножения и деления! И этот с ног сшибающий одним лишь своим наименованием институт властных структур был учрежден:
«…задолго до того, как Нарышкины пришли к власти. Даже в наши просвещенные, невероятно прогрессивные времена не одна бровь поднимется, если мальчик лет 14–15 захочет собрать компанию под таким названием» [216] (с. 73).
Почему же Петру это позволили еще тогда? Причем, в тот период, когда подобное действо было еще не возможным из-за слишком явно враждующих правительственных группировок, одна из которых просто обязана была искать компромат на свою соперницу?
Ответ единственен: обе группировки находились под единым началом — иного объяснения произошедшему попросту нет.
Еще одна деталь: все эти вроде бы на первый взгляд вьюношеские игрушечки, на игрушечки вовсе не походят. Но на серьезную организацию, структуру которой знающему пока лишь два правила математики мальчику самому разработать было просто невозможно:
«В уставе подробнейшим образом определены члены Собора и способы избрания “князь-папы” и рукоположения всех чинов пьяной иерархии. Да, рукоположения! Собор полностью воспроизводил всю церковную иерархию и все церковные обряды» [216] (с. 73).
На что такая пародия похожа?
Так ведь уже на нынешнюю нашу церковную иерархию, верхушка которой прогнила и начинает подготовку ко встрече антихриста! Все это грозит уже в самые ближайшие времена мерзостью запустения!
И на эти грабли непонятой нами некогда истории мы сегодня наступаем уже в третий раз! Ведь совершенно ту же политику по отношению к Русской Церкви некогда проводили и большевики-ленинцы:
«Паскудства, творимые Петром и его сподвижниками, вполне подобны всему, что выделывали члены “Союза воинствующих безбожников” в 1920-е годы. И с черепами на палках бегали, и матом орали в церкви, и блевали на алтарь…» [216] (с. 74).
Это продолжалось и в ту пору этого поистине апокалипсического правления, когда на молодость Петра подобные выходки списать было уже не возможно:
«Яростные нападки на Церковь и глумление над обрядами Православной Церкви, доходившие до открытого кощунства, Петр сохранил до самой смерти» [5] (с. 83).
Вот как описывает это «духовное» учреждение Петра секретарь прусского посольства Фоккеродт:
«Князя-папу носили в открытых санях 12 плешивых голов… в руке у него была палка с шариком, которым он и барабанил по головам своих носильщиков. За ним верхом на волах ехали его кардиналы, а позади их остальное духовенство в санях, запряженных свиньями, собаками, медведями и другими животными. В этом странном шествии разъезжал Петр I везде… Куда привалит это шествие, там сначала поется славленье, за которое хозяин должен отплачивать подарком по крайней мере в 100 рублей. Вслед затем гости… не только напоят его до полусмерти, но и надают ему еще полновесных тузов в придачу. Безчиние и свинство, происходившие на этих попойках были неописаны; но ничего не было омерзительнее того, когда следовало выбирать нового папу… Во все это время кардиналам не давали есть ничего другого, кроме детородных частей быков, коров, козлов, коз и овец, даже собак и кошек обоего пола, в изобильно приправленном перцем французском кушанье, а пиво и водка служили им для питья; трезвыми не оставляли их ни на одну минуту, и все это до тех пор, пока было угодно Петру. Сам он… не только забавлялся скотскими поступками этих людей, но и сам еще пил молодецки с ними: такое разгулье его, незадолго перед кончиною, при выборе последнего пьяного папы немало, по суждению врачей, способствовало его смерти» [160] (с. 27).
А вот какова конечная цель этого шутовства. Франц Вильбуа:
«Есть основания полагать, что все эти комические церемонии намек на какую-то из церемоний, которую хотели высмеять, соблюдавшиеся при возведении в сан Русского Патриарха» [217] (с. 198).
То есть Петр, как известно, присвоил главенство над Русской Церковью себе. Потому так яро всю свою жизнь пытался оплевать Патриаршество, а более всего саму церемонию присвоения этого сана. Потому глумился в основном именно над данным священнодейством.
Причем, явно уродливые плоды его деятельности на данном поприще отмечает даже буквально в рот ему глядящий князь М.М. Щербатов, автор очередной масонской Утопии — «Путешествия в землю Офирскую господина С., извецкого дворянина». Ведь после нескольких десятилетий подобных кощунств у верхнего правящего Россией слоя, душой, что называется, и телом преданного Петру, а потому и рабски потворствующего всем его прихотям, исчезла:
«…боязнь ада… и любовь к Богу и к святому Его закону; и нравы, за недостатком другого просвещения исправляемого верою, потеряв сию подпору, в разврат стали приходить» [212] (с. 17).
Но был ли Петр вообще православным человеком? Ведь вот каково отношение было у него к главной отличающей особенности Русского Вероисповедания — православным постам.
Вот, например, что мы узнаем из дневника голштинца Берхгольца, находящегося на службе герцога Карла-Фридриха, от 24 марта 1722 г. о поведении Петра во время Страстной недели:
«Русские… держат самый строгий пост, даже не едят рыбы… Но его величество император и весь императорский двор, равно как и многие вельможи, мало обращают на него внимания и преспокойно, как и мы, едят во все время мясо» [95] (с. 378).
Может напраслину на Петра наговаривает Берхгольц?
Да нет. Практически все иностранцы, побывавшие в то время в России, это подтверждают.
А вот что сообщает на эту тему в тайной канцелярии в своем письме, датированном от 8-го января 1720 г., архимандрит Александро-Свирского монастыря Александр:
«…его царское величество приял обычай того западного отпавшего костела римского: во все святые посты и во все лето в среды и пятки сам разрешает на мясо и другим всем повелевает творити такожде, яже и творят мнози от его царского синклита и от прочих христиан мнози на их смотря творят, ядят тому же мясо во святые посты, якоже западный отпавший костел римский повелевает творити тако, от него же его царское величество сей обычай восприял, противность творя Святой Восточной Церкви» [214] (с. 148).
Так какую же все-таки религию исповедовал Петр и его окружение, коль к постам, а тем более к Великому, и даже на Страстной неделе, чему столь удивляется даже протестант Берхгольц, оставался преднамеренно равнодушным? Да так, что даже окружение его не могло ему в этом перечить, но принуждено было есть мясо в Страстную седмицу вместе с ним?
Однако ж лишь мясоядением в посты безбожие Петра и его окружения вовсе еще не заканчивалось. Архимандрит Александр в своем письме продолжает:
«еще же ко сему повелевал его царское величество богомерзкую проклятую табун (табак) траву продавать по градам, которую сам и весь его синклит [высшие церковные иерархи — А.М.] употребляет. И в такое безстудие пришли, не точие что в домах или в канцеляриях и на путех, но и в церквах Божиих употребляют безстудно и без страха Божия. Якоже аз сам видел светлейшего князя (Меншикова) в церкви Божией безстудно употребляюща сию богомерзскую табун траву проклятую и якоже некоей святыни причащаяся…
Такожде второго безстудника видел Алексея Петровича Салтыкова, сына его в олтарь вшедшаго во время святыя божественныя Литургии, егда речет иерей “всегда ныне и присно и во веки веков” и относит на жертвенник — тогда сей безстудник взял из кармана табакерку у самого престола Божия и учал употреблять ту богомерзкую табун траву» [214] (с. 149).
Что же это было-то?
Тут уж комментарии не требуются. Такое в наших разоряемых ими церквях могли позволить себе лишь французы. И то лишь потому, что армия их не имела ни одного священника. Зато, правда, имела складные походные масонские молельни…
А ведь за срыв Литургии, что и произвел на глазах архимандрита Александра (в миру Алексея Пахомова) Салтыков, во времена Ивана Грозного полагалась смертная казнь!
И вот чем ответил на сказанную об его антихристовой натуре правду Петр:
«22 февраля 1720 г. розыск был кончен и судьба Александра была решена на основании… военного артикула [в мирное время — А.М.] ст. 19 и 20:
“Свирского монастыря бывшего архимандрита Александра, что ныне Алексей, колесовать”» [214] (с. 154).
Вот как поступал Петр с теми, кто осмеливался сказать о нем и его подручных правду.
Следующими действиями, которые точно определяют антихристианскую сущность Петра, явилось продолжение уничтожения священноначалия Русской Церкви:
«При Петре I архиереев перестали возводить в сан М[итрополита]» [168] (с. 1574).
Сейчас же, судя по всему, наше священноначалие уже само себя уничтожило, вступив в союз со Всемирным советом церквей, переориентировав поклонение Богу нашему в пользу объединенного идолища: кришнаитов и адвентистов, иеговистов и лютеран, масонов и католиков.
Тогда же, при Петре, балаган, изобретенный для главенства над Русской Церковью, был ничуть не менее антиправославен. И следующим шагом, что здесь выглядит вполне логично, являлось прекращение возведения уже и в сан священника. То есть практически то же, что большевики планировали завершить в эпоху безбожной пятилетки — к 1943-му году.
Потому планы царя-антихриста продолжали совершаться в вышеизложенном ключе: обезглавленная Церковь подверглась новым нападкам. В 1705 г. по указу Петра:
«Запретили строить новые церкви и монастыри… Вообще Петр стремился превратить монастыри в нечто среднее меж богадельнями и мастерскими. В знаменитом “Духовном регламенте” Петра так и говорилось: “…добро бы в монастырях завести художества, например, дело столярное”» [37] (с. 411).
Подобным же разгромом святорусских духовных учреждений отмечены и первые шаги его предшественника по самозванству. Вот за счет кого решал свои проблемы по части безопасности Лжедмитрий:
«…попам, жившим близко от Кремля на Чертолье и на Арбате, пришлось уйти из своих домов и передать их немцам (чтобы те в случае нужды днем или ночью могли быстрее оказаться у царя)» [112] (с. 113).
Вот еще вариант поиска повода для обобрания почему-то столь же, как и Петром, люто ненавидимой первым еще в России Вором Русской Церкви:
«На приуготовления к замышляемому им походу [на Азов — А.М.] требовались издержки, для коих уже не доставало безпутно истощенной им царской казны. Для пополнения оной, сперва он занимал безвозвратно деньги в богатых монастырях, а наконец решил захватить монастырские имения. По приказанию его все обители были осмотрены, и составлены ведомости об их доходах и о ценности их вотчин, из коих за ними оставлены только необходимые для содержания монахов, все прочие были отобраны в казну…» [129] (с. 190).
Вот какие астрономические суммы им были изъяты только еще в самом начале его в данной области «славных дел»:
«…с Иосифо-Волоколамского монастыря было затребовано 3 000 рублей, а с Троице-Сергиевского взято даже 30 000 рублей» [218] (с. 500).
Петр не только ограбил монастыри, но пошел и еще дальше — предварил для данного сословия, опередив большевиков на 200 лет, мрачную подслушивающую систему эпохи сталинизма:
«…запретил монахам в кельях держать перья и чернила, писать что бы то ни было (Очень быстро Петр творчески развил эту мысль, распространив ее на все население. Появился указ, предписавший выявлять и сдавать начальству всех тех, “кто запершись пишет…” Формулировалось это так: “о донесении на тех, кто запершись пишет… и о наказании тем, кто знал, что запершись пишет, и о том не донесли”)» [37] (с. 411).
Потому и вполне понятна на такие его действия реакция народа:
«“…ныне-де у нас не государь царствует — антихрист” (Никитин, 1705)» [142] (с. 191).
«…он служил и приносил жертвы высшему, безконечно требовательному божеству, признаваемому вместе с ним всеми» [144] (с. 174).
«Как скоро-де он наехал на Москву и все стал творить по-жидовски: у патриарха благословения не принял, в дом Пресвятыя Богородицы честного и славного Ее Успения, на поклонение ризе Господней, пречестной Владимирской иконе Богородицы, писанной Лукой-евангелистом, и к цельбоносным мощам московских чудотворцев не пошел, потому что знал: сила Господня не допустит его, окаянного, до святого места… царицу и царевен постриг, а… царевича… убил. Народу в день новолетия не показался, чая себе облечения, якоже и Гришке Расстриге обличение народное было, и во всем по-расстригиному поступает: святых постов не содержит, в церковь не ходит, в бане каждую субботу не бывает, живет блудно, с погаными немцами заедино…» [219] (с. 72–73).
«Иго с Запада — более тяжелое, нежели прежнее иго с Востока, иго татарское. В истории константинопольской церкви, после турецкого завоевания, не найти ни одного периода такого разгрома церкви и такой безцеремонности в отношении церковного имущества, кои на Руси случились. Государь наш, Петр Алексеевич, испытав влияние протестантов, упразднил патриаршество. Государство перестало быть органом церкви, и на духовно едином русском организме, как наросты злокачественные, вырастать начали извне привитые протестантского, иудейского и иезуитского характера секты… С Петра, с Петра Алексеевича началось духовное дробление народа» [220] (с. 394).
«Выступая на Соборе Всероссийской Православной Церкви, Антоний, митрополит Киевский и Галицкий, утверждал: “Без Патриарха Русская Церковь осталась со времен Петра Великого. Пусть он и велик как государственный деятель, хотя и то под сомнением, но по отношению к Церкви он может быть назван только великим разорителем. Все то дурное, что приписывают церковной бюрократии, пошло от Петра Великого. С его времени наш церковный строй получил уклон к протестантству” [222]» [221] (с. 7).
Но не только протестантизм исповедовал неизвестно кем возведенный на трон этот странный монарх. Он ввел у нас и странное католического образца летоисчисление, узаконившее произведенную Западом ошибку в сроке рождения Христа.
В малоросских землях:
«…вошедших в состав России в середине XVII в., пользовались европейским летоисчислением, и годом пришествия в мир Спасителя считался 5 508 г. Царь Петр I юридически закрепил “новую хронологию”… При этом… переносилась дата Рождества Христова: с 5 500 на 5 508 г. от создания мира. Иначе говоря, в 7 208 г. в России шел 1 708 г. от Рождества, но …декларативно был “назначен” 1 700-й (См. подробнее: [169] (с. 171–175)» [239] (с. 25).
Так что термин в летоисчислении, столько-то лет до н.э., вовсе не следует переводить, как до Р.Х. Сюда же следует присовокупить как смещение нового года и еще на несколько месяцев (с 1 сентября на 1 января [а изначально год начинался 1 марта]), так и большевицкое смещение на час. Так что теперь мы так запутаны этими нововведениями, что становится все сложнее определить наше временное пространство. Теперь при ссылке «до Р.Х.» следует прибавить к официально считающемуся году и еще 8 лет, но отнять при этом 10 месяцев. Но и время когда следует сегодня становиться на молитву также от нас упрятано достаточно далеко: несколькими исправлениями подряд. Большевики его сдвинули на час. То есть то самое время, когда Золушка потеряла башмачок, сегодня не 24,00, а 1,00 час ночи. А тот момент, когда бесы, наконец, прячутся из этого мира в преисподнюю, не 7.15, а 8.15 утра.
Вот чем заканчиваются «преобразования», некогда начатые нашим взлелеянным в веках «Великим»: благодаря Петру, а впоследствии большевикам, мы сегодня совсем запутались во временном пространстве, предоставляя теперь бесам уникальнейшую возможность подхихикивать над нашим просто вопиющей неосведомленностью в столь казалось бы самом элементарном вопросе — отсчете времени: от начала суток, от сотворения мира, от Рождества Христова (большевики ввели еще и ничему не соответствующий «новый стиль»).
Но начало уже теперь данному безпамятству, отметим, положил все-таки вновь — сам Петр. И, заметим себе, направление его дел уже в данной области слишком явно направлено исключительно против канонов Христианства.
А вот как отзывался о Петре некоторое время благоволивший к его «славным делам» Лев Толстой, который, после получения только незначительной дозы правдивой информации о своем былом кумире, резко переменил мнение о нем:
«осатанелый зверь», «мерзавец», «убийца, который кощунствовал над Евангелием» [37] (с. 421).
И такое отношение к Петру просматривается практически у всех, кто ненароком забирается в исподнее белье шумно воспетого пропагандой «преобразователя»:
«Романтически-приподнятое, радостное отношение к Петру меняется по мере узнавания эпохи, по мере изучения документов» [216] (с. 7).
Более сотни лет после кончины этого монарха автором «Путеводителя от Москвы до С.-Петербурга и обратно» Дмитриевым перед самым въездом в построенный Петром безбожный город была подмечена очень существенная деталь, точно указывающая на характер проектируемого в нем вероисповедания:
«Верхняя Ижора, богатый, довольно населенный ям, состоящий из 300 дворов и не имеющий ни церкви, ни гостиницы» [98] (с. 589).
Автор тут же замечает, что ввиду необычайной близости С.-Петербурга гостиница здесь практически ни к чему. Однако же отсутствие церкви для москвича, обычно набожного, выглядит фактом, достойным удивления. Но удивляться излишне: этот ям — визитная карточка задуманного Петром «творенья», где центральным божеством является отнюдь не Иисус Христос, а кумир масонства — Бафомет. Ведь это завезенное Петром с Запада модное в ту пору вероисповедание устраивает любая религия мира, что и доказывает рассмотренная выше лояльность Петра ко всем им. Любая, заметим, но только кроме одной: Веры русских — Православия. А потому:
«…привезенное из Европы Петром I масонство активно вторгалось в разные сферы общественной жизни страны, распространялось по верхним слоям общества, полагавших себя составной частью Европы и мира» [26] (с. 168).
Вот какую церковь в России основал Петр.
Русский же человек, упрямо не желающий следовать его нововведениям, вот что сообщает о вероисповедании, навязываемом в ту пору:
«…ныне, как Синод начался, от Федоса [Феодосия Яновского — А.М.] везде в России архиереи и архимандриты польские… и в Москве в патриаршем доме у них сочинена церковь… по подобию польскому, католицкая… все…по тому образцу церкви строены» [154] (с. 510).
То есть этот странный тип петровской эпохи архитектуры, что выясняется, был максимально приближен к польским костелам. Службы же в них велись исключительно с двуперстным польским крестным знамением. Раз в год человек обязан был в такой вот эрзац церкви причащаться. Чего вот только — тут трудно сказать. Ситуация, кстати, полностью аналогичная сегодняшней. А при этом «причащении» он должен был записываться. Тем же, кто от такого вот «причастия» (петровских «таинств») отказывался, приходилось платить двойной налог. Исключительно лишь они в те времена и именовались раскольниками. Именно они, а уж никак не выговские отщепенцы, поощряемые Петром, Прокоповичем, Меншиковым и всеми прочими правителями, включая и Екатерину II (см.: [163]), являлись истинными борцами за Русскую Веру, а потому и преследовались нещадно властями. Именно против них и выстраивалась эта страшная машина церкви Петра, возглавляемая даже не поляками, но людьми, которые много хуже поляков. Эта банда западных прелатов представляла у нас что-то вроде бендеровцев или дивизии СС Галичина во времена гитлеровской оккупации.
Но что же позволило, в конце концов, преодолению этой бушевавшей еще со времен собора, постановившего введение нововерия при Федоре и Иоакиме, именуемого сегодня «староверием», ереси, поэтапно вводимой Романовыми со дня своего восшествия на Российский трон (см.: [163])?
Удивительный взлет во властные церковные структуры Георгия Дашкова, волею случая и собственной алчности после смерти Петра и низложении Феодосия Яновского оказавшегося в триумвирате правления св. Синодом. В те времена все русское, в том числе и Церковь, были удушены рассаженной Петром по всем главенствующим постам в стране иноземщиной, в том числе и засланными Западом по нескольку раз менявшими свое вероисповедание униатами — Стефаном Яворским, Феодосием Яновским и Феофаном Прокоповичем. Всех их, несмотря на их малоросское происхождение, у нас именовали не иначе, как исключительно поляками. А они таковыми, изменив Русской Вере, на самом деле и были. А потому:
«Георгий, да и не он один, убежден был, что они, т.е. поляки, завладели русскою церковью и наклоняют ее всякий в свою сторону — кто тянет к католичеству, кто к лютеранству. На стороне Георгия была почти вся знать того времени… Падение Феодосия… не возбуждало ни в ком ни жалости, ни сострадания. С удалением его, тотчас же начинаются отмены многих постановлений Петровского царствования. Одним словом, со вступления на престол Екатерины [I-ой — А.М.], началась церковная реакция в пользу старины» [154] (с. 187–188).
Впереди, правда, была еще бироновщина, главной движущей составляющей которой со стороны церковных структур являлся Феофан Прокопович. Но к 1740–41-му году пришел конец и ей.
Библиографию см. по: Слово. Том 20. Серия 8. Книга 1. Слово и дело
Комментарии (0)